Практик (СИ) - Корнев Павел Николаевич
— Андрей Мартынович, ты за старшего, — предупредил я Унтера. — Мне отлучиться надо. Возникнут вопросы — скажете, что обедаю.
— Ждать на месте или откуда-то подхватить?
— Да вы там долго провозитесь, точно успею обернуться, — сказал я и принялся следить за дорогой, дабы в нужный момент попросить Глеба притормозить, но в этом не возникло нужды.
Несмотря на рабочее время, узенькие улочки исторической части города оказались запружены народом, машины по ним еле ползли, и клаксон головного автомобиля гудел, не переставая. В какой-то момент я просто приоткрыл дверцу и шагнул на мостовую. Куда-то в сторону набережной шествовала колонна с транспарантами, что-то обсуждали у продуктового магазина горожане старшего возраста, размахивал флажками на перекрёстке взмыленный регулировщик. Его потуги повлиять на уличное движение успеха не имели.
На меня начали оборачиваться, я беззвучно ругнулся и поспешил по тротуару. Придержав рукой свисавший с плеча ППС, зашёл в кафе «У Фонарного моста», и официантка, ойкнув, уронила на пол поднос с грязной посудой. Звон стекла немедленно привлёк ко мне внимание немногочисленных посетителей, ничего не оставалось кроме как объявить:
— Чай и фирменный десерт!
После я прошёлся по залу, к своему немалому облегчению углядел в дальнем углу Василя и уселся напротив бывшего сокурсника. Положил ППС на соседний стул, убрал ранец с боекомплектом под ноги и протянул руку. Василь миг промешкал, но всё же на рукопожатие ответил.
— И что всё это значит? — спросил он.
— Черник арестован, обер-полицмейстера грохнули при задержании, Зимник сам застрелился, а тебя заочно к высшей мере приговорили.
Черты грубоватого лица Василя разом заострились, он чуть подался вперёд и хриплым шёпотом произнёс:
— Да как так-то⁈ Секция-пятнадцать вне политики! — Ещё и легонько по столу кулаком пристукнул.
Я покачал головой.
— Непосредственно к секции-пятнадцать претензий нет. Там никого даже от службы не отстранили. — К столу подошла с моим заказом официантка, и я замолчал, но сразу опомнился и попросил её соорудить три десятка бутербродов с сыром, колбасой и вообще всем подходящим, что только найдётся. И уже вслед ей кивнул: — Эта девица в штаб СЭЗ звонила, когда меня ваши в феврале повязали?
Василь ответил пристальным взглядом, потом кивнул.
— Она. — И сразу вспылил. — Да не в этом дело! Что за ерунда? Почему это меня к стенке? За что⁈
Я пожал плечами.
— Почему и за что — не ко мне вопрос. Я только расстрельные списки видел. Но либо твоё общение с Зимником аукнулось, либо из-за Машки в мясорубку угодил. Вас обоих в расход определили.
Василь аж посерел.
— Когда поженились-то? — спросил я и передвинул товарищу чашку и блюдечко с пирожным. — Давай! Тебе сейчас глюкоза нужней.
Тот какое-то время непонимающе смотрел на меня, потом взял ложечку и сказал:
— Месяц назад поженились. Её сразу после этого в заграничную командировку отправили.
— В Ридзин, ты сказал?
— Туда.
Василь отломил кусочек пирожного, и рука его задрожала, но он тут же совладал с собой. Отправил десерт в рот, запил чаем и спросил:
— Сдаваться нет смысла, думаешь?
— Ни малейшего, — покачал я головой. — Я лишь винтик, помочь не смогу. Тебе надо за границу когти рвать. А как всё уляжется, глядишь, и смогу на нужных людей выйти.
— За границу? — скривился Василь. — Легко сказать! — Он осёкся, задумался о чём-то и решительно кивнул. — Да, ты прав! К Машке в Ридзин двину!
— Вот! — наставил я на него указательный палец. — Молодец!
— Машка — не дура. Её так просто не возьмут. Выкрутится.
Я выложил на стол ключ и передвинул его товарищу.
— Это что? — удивился он.
— Ключ от банковской ячейки. Там немного рублей, что-то около трёх тысяч лат и разной валюты ещё на эту же сумму примерно. Плюс два паспорта. Наш и латландский. Фотографии либо сам переклей, либо умельца какого найди. Связи у тебя должны быть.
Василь округлил глаза.
— Это как вообще⁈
— Был в командировке в Ридзине, кое-что осталось, — усмехнулся я и рассказал, в каком именно банке арендовал ячейку и как получить к ней доступ. — И вот ещё что: в Ридзине отыщи такого Иннокентия Легкоступа. Для начала справься о нём в гостинице «Старая Ливония». Как найдёшь, сошлись на меня и напомни о доле. С него причитается сто двадцать пять тысяч лат.
— Сегодня уже ничему не удивляюсь, — вздохнул Василь и сунул ключ в карман. — Петя, ты подпольный миллионер?
Я пропустил шутку мимо ушей.
— Учти: деньги — горячие. Если Кеша скажет ждать, ты на него не дави. Как деньги получишь, начни потихоньку в дело вкладывать. Главное не выделяйся и мосты за собой не жги. Я всё же попробую за тебя словечко замолвить.
— И всё?
— А что ещё? Я ж тебя не вербую, просто в Ридзине дела незаконченные остались. Живи себе потихоньку, а дальше, глядишь, всё и устаканится. Если что — я весточку передам. И вот ещё что: последний раз мы с тобой общались в середине февраля, ты денег в долг попросил, я тебе ключ от банковской ячейки дал и тогда же на Кешу наводку дал. А теперь давай — не рассиживайся. Беги, Василь! Беги!
Василь протянул руку.
— Ну, Петя, ну спасибо! Ты настоящий друг!
— Пустое! Дома не появляйся, дуй прямо в банк. Всё, мне тоже бежать пора, пока не хватились.
Мы обнялись на прощание, и Василь поспешил к выходу, напоследок сделав ручкой официантке, а я попросил добавить к бутербродам две бутылки газводы и рассчитался за свой заказ.
На сердце было неспокойно. Если Василя возьмут, мало мне не покажется.
Но это ерунда, всё сделал верно.
Проехали!
Как я и надеялся, такой уж большой проблемой моя отлучка не стала. Если разобраться, она не стала проблемой вовсе. Никто моего отсутствия попросту не заметил, а следственные действия по первому же адресу затянулись до позднего вечера — я не только к своим бойцам присоединиться успел, но ещё и на месте примелькался. Опять же — бутерброды. Так и так кого-нибудь за съестным отряжать пришлось бы. Возникнут вопросы, отбрешусь.
По городу мы в итоге мотались всю ночь напролёт, на Якорную площадь вернулись уже только под утро. Ситуация в столице оставалась спокойной, военная техника на улицах не появилась, вышли газеты с передовицами, клеймящими позором «кровавого скомороха» Черника и его пособников из числа недавних руководителей РКВД. Собственно, посвящены этому были не только передовицы, но и большая часть других полос, публиковались даже коллективные письма в поддержку товарища Баюна от рабочих столичных заводов, студенческих ячеек Февральского союза молодёжи и скаутских дружин.
Впрочем, толком ознакомиться со свежей прессой не получилось — если остальных отправили отдыхать в дежурное помещение, то меня затребовал к себе Городец.
Здание ускоренными темпами приводили в порядок сразу нескольких бригад рабочих, а сотрудников в коридорах оказалось даже больше, нежели в мои прежние визиты сюда. Одни тащили невесть куда стопки папок, другие проводили совещания в кабинетах с распахнутыми настежь дверьми, всюду слышался перестук печатных машинок. Но вот суетятся это старые сотрудники или уже нагнали новых назначенцев, так сразу было и не понять. Скорее всего — серединка на половинку.
Георгию Ивановичу выделили просторный кабинет с приёмной, я пересёк её, встал в дверях и откашлялся. Городец оторвался от заваленного бумагами рабочего стола, откинулся на спинку обтянутого кожей кресла и указал на диванчик.
— Посиди пока.
Я выполнил распоряжение и огляделся. При вчерашнем штурме кабинет нисколько не пострадал, отметить удалось разве что два прямоугольных пятна на стене рядом с портретом товарища Баюна — прежде там определённо висели изображения Черника и Рогача. Прежде, но не сейчас. И если с бывшим рескомом внутренних дел всё было ясно и понятно, то маршалу определённо аукнулась его политическая пассивность.
