Восхождение к власти: день гнева - Соломон Корвейн
- Ты слишком поэтично рассказываешь. И хм, и чтобы это значило… - сухо констатирует Маритон.
- Это значит, что не только душа во время кризиса готова распасться, но и сам… дух народа. Целые страны во время Великого континентального кризиса оказались разбитыми, как и Этронто. Мне искренне жаль людей той падшей страны. Они оказались растерзаны системой, которую и строили. Целый народ оказался потерян во мраке забытой истории.
- Как смешно. Не только люди оказываются, разбиты и потеряны, но и целые державы. Интересны пути, по которым ведёт нас ваш Бог.
- Да, Маритон, именно так и получается. Кризис идеи, кризис морали приводит к одному единственному исходу – расколотым остаётся не только человек, но и целые страны и народы. Кризис идеологии или веры страшнее экономического кризиса, так как в нищете и бедности люди могут объединяться, но когда они лишены одной идеи – народ будет резать друг друга до скончания времён. В тот момент, когда рушатся моральные устои – бытие раскалывается на куски, – надавив на педаль газа, Флорентин ревностно кинул. – Ничего, скоро у мира появятся новые моральные ориентиры, и это станет для него истинно ценным подарком.
Глава одиннадцатая. Потери и обретения
Спустя два часа. У самой границы с Рейхом. Двенадцать часов дня.
Природа и её виды, ландшафты давно сменились, но теперь беженцев окружает только жуткий пейзаж, рождённый человеческой спесью и безумием. Высокая трава мертвенно-жёлтого цвета больше похожая на высохшие палки, колющиеся и неприятные. Земля источает омерзительные химические ароматы и скорее всего она попросту сгнила от воздействия смертельных веществ. Животных рядом нет, разве что пробежит украдкой больной мутант, словно вышедший из ада и наведёт ужас на бедных людей. А воздух несёт лишь ветерок, преисполненный мотивами гнилостности и смрада, ударяя по носам переселенцев, гонимых с севера и ищущих убежища под покровом Канцлера, возглавляющего Рейх.
Машины – легковые автомобили и старенькие грузовики сошли с дороги, покрывшейся разветвлённой сетью трещин и глубоких ям, оставленных силой разрушительной коррозии. Кузовами и бамперами они промяли строй из сотен и тысяч травинок и заняли место на гниющей земле, сойдя с разрушенного асфальта. Люди поспешили выйти из машин и расположиться на отдых, дабы восполнить силы и размять ноги после утомительной дороги, где единственное развлечение – смотреть в окно и «наслаждаться» пейзажами того, что раньше было природой. Но стоит ли говорить, что много кто отказался от такого «удовольствия».
Пять легковых автомобилей и три грузовика, покрытых ржавчиной, помятых и избитых, испытанных временем и жестокой рукой разрушения, которая не щадит ни один механизм, несут с собой тридцать шесть человек – всех, кто отважился ехать на встречу стягу чёрного двуглавого орла – флагу Рейха.
Поодаль от всех, прямиком на дороге стоят два человека и смотрят далеко вперёд. Первый – в чёрном одеянии похожим на балахон, утянутый старым кожаным пояском. Его одежда вся в заплатках и швах, грязная, будто рясу не мыли год и не по форме. Черноволосый мужчина в тёмном куске ткани похож не на священника, а на человека в большом мешке, который каждый шаг волочится за ним по земле. Второй – высокий парень атлетического телосложения, облачённый в одежды более эстетического образа. Его ноги утягивают драные штаны из кожи, где места дыр закрываются окровавленными бинтами или повязками, и их единственная цель не прикрыть безобразия одежды, а скрыть страшные раны и удерживать капиллярный кровоток. Практически под самые колени штаны хоронятся под высокие кожаные сапоги на шнурках. Они, в отличие от штанин исполнили свою задачу первоклассно – ни одного пореза или дыры не было получено, пока боль и немое бешенство как клубок раскатывали Маритона по городу Тиз-141. На них даже нет слоя грязи, ни единой пылинки, ибо обладатель сапог может наплевать на собственную жизнь и здоровье, но чистота обуви вбита воинским уставом на уровень подсознания. Парень начистил их перед самым отъездом старой дырявой тряпкой, ибо в трущобах «просветлённого» государства тяжело достать чистую и хорошую ткань, не говоря о креме для обуви.
- И что мы будем делать дальше?
Тяжёлое и грубое звучание голоса Маритона может привлечь внимание кого угодно, но не Флорентина. Служитель Бога уставил взгляд вперёд и внимательно рассматривает дорогу и к чему она ведёт, изучая каждый возможный вариант действий.
- Ты меня слышишь?
- Да, - даёт сухой ответ Антинори. – Просто задумался.
- О чём?
- О воле Божьей и куда она нас приведёт.
- Пока она нас привела в тупик, – чугунно вымолвил Маритон и уставил взгляд живого глаза вперёд.
- Не богохульствуй.
Дорога из раздолбанного асфальта, по которому трудно даже топать, а езда – вообще самое настоящее испытание, идёт ещё несколько километров по прямой, до тех пор, пока не упирается в высокую, пятидесятиметровую стену, отстроенную из железа и бетона, усиленную массивными рёбрами и охраняемую турелями на пару с тысячами воинов и дронов, готовых стать первой линией обороны в грядущем вихре войны.
Огромный вал, выставленный по периметру всей границы, являет чудо оборонной инженерии, которая при агрессии на Информакратию должна оградить власть и програманн от вторжения сил иностранных держав. И теперь, когда Южно-Апенниннский Ковенант взбунтовался против сложившегося порядка вещей, превратившись в агрессивную Империю, эта стена будет востребована как никогда раньше.
- Мы проехали пост у реки полтора часа назад. – Проговаривает Антинори, враждебно посматривая на исполинское сооружение. – Что-то тут не так.
- Что именно?
- Через девяносто километров от старого разрушенного речного поста где-то должна быть лазейка, ведущая прочь из Информакратии. Но впереди я вижу только… преграду.
Маритон
