Уильям Форстен - Вечный союз
– Прочь с дорога, янки! – крикнул Лукулл, наступая на него.
Винсент демонстративно взвел курок и наставил револьвер прямо в грудь Лукулла.
– Не приближайся ни на дюйм! – проревел он страшным голосом, стараясь, чтобы он не дрогнул.
Площадь притихла. Уголком глаза Винсент заметил нескольких лучников, приготовившихся стрелять.
– Прикажи своим людям, чтобы они убрали луки, – предупредил Винсент. – Очень может быть, что они меня подстрелят, но, клянусь Богом, я успею всадить в тебя пулю!
– Приказываю тебе опустить свой меч, Лукулл! – прогремел голос позади.
Улыбка расплылась по лицу Винсента.
– Не советую вам выходить из дворца, – сказал он вполголоса Марку, продолжая держать Лукулла на мушке.
– К дьяволу ваши советы.
Винсент почувствовал, как Марк подошел к нему, задев его плечо, но по-прежнему не сводил глаз с Лукулла и его легионеров.
– Лукулл больше не командует легионом! – крикнул Марк. – Возвращайтесь на свои позиции, пока карфагеняне не взяли город!
Никто не сдвинулся с места. Над площадью нависла выжидательная тишина.
– Легион больше не подчиняется тебе! – раздался голос из задних рядов.
– А, Петроний! – насмешливо бросил Марк. – Наш герой, что вечно прячется за чужие спины!
– Чтобы спасти от тебя римский народ.
– В последний раз приказываю легиону вернуться на свои позиции!
– Карфагеняне в городе! – раздался крик в дальнем конце площади.
– Назад, во дворец! – прошептал Винсент.
– Нет, подождите, – огрызнулся Марк. – Тогда слушайте меня! – крикнул он. – Объявляю, что всякий раб – мужчина или женщина, – выступивший в защиту нашей страны, будет отныне свободен!
Весь мир поплыл у Винсента перед глазами. Он слышал, как Петроний кричит, что с ними надо немедленно кончать, и видел, как пригнулся Лукулл, намереваясь броситься вперед, а легионеры натянули луки. Он бросился на землю, потянув за собой Марка, и одновременно спустил курок револьвера.
Лукулл крутанулся на месте и грохнулся оземь. Толпа взорвалась разъяренным воплем. Чьи-то руки схватили его и потащили во дворец. Он в свою очередь не отпускал Марка. Уже в дверях он заметил, как через площадь ко дворцу устремились фигуры в темной карфагенской форме, на ходу стреляя из мушкетов.
Оглушительный залп раздался из дворца, и в рядах карфагенян сразу образовались бреши. К ужасу Винсента, часть легионеров также попадала на землю.
Переводя дух, он встал и заметил красное пятно на тоге консула.
– Вы ранены!
Марк с трудом поднялся на ноги и выдавил из себя улыбку. Из его руки торчала стрела.
– Могло кончиться и хуже, – произнес он чуть заплетающимся от полученного шока языком.
– Итак, вы все-таки решились, – улыбнулся Винсент.
– Да, но слишком поздно, – сухо ответил Марк. – Надо было сделать это сразу, как только это началось.
– Главное, что вы решились на этот шаг. Теперь наша задача – продержаться. Народ будет на вашей стороне.
– Сомневаюсь, что это принесет теперь сколько-нибудь существенную пользу, – ответил Марк, слегка пошатываясь. – Уведите его отсюда, – приказал Винсент. – И скажите врачу, чтобы занялся раной.
Марк позволил увести себя.
– Что он сказал на площади? – спросил Дмитрий.
– Предложил свободу рабам, которые будут сражаться.
– Вот хитрец, – рассмеялся Дмитрий. – Довольно неопределенное обязательство.
Винсент не смог сдержать улыбку, вспомнив, как Марк сформулировал свое заявление.
– Погоди, Дмитрий, это только начало. Подойдя к дверям, Винсент сквозь щель посмотрел на площадь. Толпа все еще разбегалась в разные стороны. Из дворца не стреляли, и он мог лишь благодарить Бога, что его люди не убивают своих ближних без необходимости. Карфагеняне отступили на форум, а в дальнем конце площади устанавливали пушку.
– Да, теперь главное – продержаться, – повторил Винсент, – И молиться, чтобы люди помогли нам.
Это было в сто раз хуже всего, с чем ему приходилось сталкиваться в Виргинии. Болтаясь в седле, Эндрю боролся с искушением глотнуть еще раз теплой воды из фляги. До следующей реки было еще добрых десять миль, вокруг же расстилалась голая раскаленная степь.
Заслонив рукой глаза от солнца, он осмотрелся. К концу лета зной окончательно иссушил траву на пологих холмах и окрасил ее в бурый цвет. Степь напоминала бескрайний океан, по поверхности которого горячий ветер гонял волны, не принося прохлады.
Он боролся с дурнотой, слишком хорошо зная, до чего она может его довести.
«Я не имею права свалиться, – говорил он себе, – нам идти еще часы и часы… Я не имею права».
Перед его глазами плыли миражи. Осень в Мэне. С океана дует холодный ветер, ледяной прибой ударяется о скалы, взбивая белую пену, омывающую их с Кэтлин… Она улыбается, стоя в высокой траве; рядом его старый колли. Какой удивительной прохладой веет от нее, от ее белого платья, которое трепещет на ветру и облегает ее фигуру, вырисовывая каждый ее изгиб. Она стоит перед ним; пес громко лает, прыгая от радости.
– Глоток холодной воды, любимый?
Смеясь, она протягивает ему кувшин, с которого одно за другой стекают капли. Подходит ближе. Одежда соскальзывает с нее, открывая грудь во всем ее пышном великолепии, стройность худощавых бедер; в глазах ее мерцает колдовство любви.
– Глоток холодной воды.
– Господи! Настоящей холодной воды? Спасибо…
– Сэр! Полковник Кин!
– Спасибо, любовь моя.
– Полковник! Сэр!
– Буллфинч?
Он обалдело смотрел на покрасневшее от жары лицо своего адъютанта.
– Сэр, вы стали что-то говорить. Вам плохо?
Эндрю в смущении огляделся, преодолевая боль в глазах. Его штаб плелся за ним, утопая в дорожной пыли. Впереди на гребне холма маячили верховые дозорные. Сзади по Аппиевой дороге длинной извивающейся змеей тянулись артиллерийские батареи и пехотные полки с высоко поднятыми знаменами. Фигуры солдат колыхались в потоках горячего воздуха, как привидения.
– Полковник Кин, сэр! – продолжал приставать к нему Буллфинч. – Только что передали сообщение по телеграфу.
Офицер протянул ему листок бумаги, и по его обеспокоенному лицу Эндрю догадался, что он уже ознакомился с сообщением.
Он никак не мог разобрать, что написано на листке, – по-видимому, что-то случилось с очками. Сняв их, он поднес листок к глазам. Но и это не помогло.
– Прочтите, пожалуйста, вслух, – попросил он, бессильно опуская руку. Очки упали на землю.
Буллфинч куда-то исчез, но тут же появился снова, протягивая ему очки. Эндрю послушно взял их и сунул в карман. – Сообщение такое, сэр, – начал Буллфинч. – «Разведчики докладывают, что сегодня утром карфагеняне захватили Рим. К нам на телеграфную станцию прибыл посланец из Рима и заявил, что наша помощь Риму больше не требуется, так как они заключили мирное соглашение с Карфагеном».
Что-то дрогнуло у него внутри. Как будто ему дали пощечину. Остановив Меркурия, он сполз с седла. Когда его ноги коснулись земли, ему показалось, что они сейчас подогнутся. Пришлось ухватиться за луку седла. Затем, отпустив луку, он очень осторожно сделал два шага к Буллфинчу, взял у него телеграмму и, надев очки, прочел ее еще раз.
– Привал десять минут, – объявил он и опустился на землю.
Прозвучал сигнал горна, подхваченный по всей колонне и эхом прокатившийся по степи. Послышались вздохи и стоны измученных людей, громыхание оружия и сброшенной на землю поклажи.
– Вам плохо, сэр? – спросил Буллфинч.
– Мне просто нужно пару минут отдохнуть, – ответил Эндрю. Ему было неудобно за свою слабость. Он так и не смог приспособиться к этой убийственной летней жаре – она вытягивала из него все силы. Не раз во время марша он благодарил судьбу за то, что, как офицер, может ехать верхом, в противном случае он, наверное, упал бы замертво на дороге. Товарищи по полку не ставили ему эту слабость в вину, и тем не менее она была унизительна.
– Через два часа зайдет солнце, сэр. – К нему с сочувственной улыбкой приближался по высокой траве командир воздушного шара Хэнк Петраччи.
– Ох, Хэнк, это еще нескоро. Жаль, что здесь нет твоего воздушного шара.
– Да, лететь на нем было бы несравненно приятнее, чем плестись по жаре. – Еще раз улыбнувшись, Хэнк отдал ему честь и, отойдя на несколько футов, с усталым вздохом повалился в траву.
Внезапно он ощутил, что его накрыла тень. Подняв голову, он увидел, что Григорий вместе со вторым ординарцем, вбив в землю колья, натягивают тент. Эндрю было уже наплевать, как это выглядит и что о нем подумают, главное – он чувствовал, что они спасают ему жизнь. Затем откуда-то полилась вода, и холод, пробежавший по спине, заставил его вздрогнуть. Мундир он скинул еще час назад на последнем привале и ехал теперь в одной рубашке с жилетом. Шок от холодной воды был таким неожиданным, что ему на миг показалось, будто он теряет сознание.
