Дэн Абнетт - Ордо Маллеус

Я вытащил её. Она оказалась порядка девяти метров в длину. Челюсти принтера пробили в ней перфорацию, разделяя на более короткие отрезки. Было очевидно, что этот терминал уже не в первый раз выдавал распечатки, которые никто не подбирал. Конец ленты уже начинал желтеть.

Я просмотрел напечатанное. Собранные в таблицы столбики машинного кода, расположенные плотными ровными полосами. Аккуратно расстелив бумагу на травертиновом полу, я начал скатывать её в тугой свиток.

Я уже почти закончил, когда запищал вокс.

– Эгида вызывает Шип. Во имя полураспада иллюзий, с Администратумом в сердце. Монеты падают с глаз. Многогранность и хватка подкидышей. Советую изображение напёрстка.

– Изображение напёрстка принято. Шип прорастает в сердце.

Слова Медеи объяснили мне всё, что надо было знать. Им с Эмосом удалось обнаружить что-то в Администратуме, и теперь они просили меня срочно вернуться. Нам угрожала опасность со стороны Хаоса. Никому нельзя было доверять.

Я убрал лазерный пистолет в кобуру и сунул свиток под пояс.

Выбежав из здания, я помчался по разрисованному красными полосами туннелю, на ходу скидывая с плеча армейский дробовик и передёргивая затвор.

Глава восемнадцатая

Глоссия не столь уж и трудна для понимания. В ней применяются подсознательные образы и «начальные» слова. Не стоит пытаться искать тайну, которой там нет. Именно поэтому она и действует столь успешно в качестве частного кода. В ней совершенно нет кодирования – по крайней мере, в математическом смысле этого слова, – и по этой причине её невозможно взломать. Глоссия построена на идиоматических выражениях и интуитивном восприятии. Устный импрессионизм. Её функции обеспечиваются использованием безразмерных, ничем не регламентированных механизмов поэзии и интимностью. За прошедшие… кхм… лучше будет сказать, увеличивающиеся годы моей работы мои друзья и помощники неоднократно посылали мне сообщения на глоссии, где использовались слова и выражения, никогда не применявшиеся ранее. И тем не менее я понимал их. Это уловка. Просто знание о том, как применять и видоизменять общий жаргон. Конечно, существуют основные правила построения фраз и использования метафор, но сила глоссии заключена в её туманной неопределённости. В идиомах. В звучности. Она родственна интуитивному сленгу эрменоев, заменивших язык оттенками цвета кожи.

Вот, например, «изображение напёрстка».

«Изображение» служит указателем на курс действий или поведения. «Напёрсток» является уточнением, раскрывающим суть и метод предлагаемых действий. Напёрсток – это такой маленький металлический колпачок, который используют во время шитья, чтобы защитить палец от стремительных, резких уколов иголкой. Он не защитил бы, скажем, от атомной бомбардировки или орды генокрадов. Но, в соответствии с идиоматическим спектром глоссии, он мог бы спасти от внезапного, стремительного нападения с небольшого расстояния. Кроме того, он тих и неприметен.

И так же бесшумно и незаметно заскользил я по туннелям рудников Синшары, направляясь к офисам Администратума. Я двигался тихо, а датчик перемещений и дробовик служили мне «напёрстком».

«Изображение напёрстка». Эту фразу как-то обронил Гидеон Рейвенор, тем самым добавив её в словарь глоссии.

Я вспомнил о Рейвеноре, лежащем в одиночестве на застеленной пластиком койке в госпитале на Трациане. И на меня снова нахлынул гнев, притупившийся за последние несколько месяцев.

Благодаря предупреждению датчика я успел спрятаться в укрытие в одном из туннелей примерно в полукилометре от площади. Скрываясь позади пустых прометиумных баков, я проследил за прогудевшими мимо электрокарами, которые направлялись к главному вестибюлю. Передним управлял Банделби. Вместе с ним ехали двое шахтёров, и ещё трое сидели во второй машине. Рабочие выглядели грязными и опустившимися.

Несколько машин стояло на площади перед Управлением службы безопасности. У дверей околачивались чернорабочие и курили сигареты с лхо.

Я проскользнул в здание Комитета по соцобеспечению через чёрный ход. Медея и Эмос уже ждали меня в выделенной нам убогой комнатушке.

– Ну?

– Мы обыскали Администратум, – сказал Эмос – Там даже заперто не было.

– А потом туда стали сползаться люди Калейла, и нам пришлось улепётывать, – добавила Медея.

Они оба выглядели напряжёнными и задумчивыми.

– Вас заметили?

Она покачала головой:

– Но их оказалось куда больше, чем двадцать, мать их растак. Я насчитала как минимум тридцать или даже тридцать пять человек.

– Что удалось найти?

– Свежих записей нет. Либо их не вели в последнее время, либо потеряли, – развёл руками Эмос. – Ничего за последние два с половиной месяца. Нет даже учётного журнала, который должен был вести Калейл.

– Он может заполнять его в офисе службы безопасности.

– Если бы он следовал официальному протоколу, то все было бы автоматически скопировано в центральный архив. Ты же знаешь, как Администратум щепетилен в вопросе хранения отчётов.

– Что ещё?

– Понимаешь, мы провели только поверхностную экспертизу. Времени было не слишком много. Но Калейл говорил нам, что Имперские Объединённые Каменоломни были эвакуированы девять месяцев назад, а Ортог Прометиум – два месяца спустя. Согласно архиву обе корпорации продолжали оставаться здесь, работая в полном составе, и три месяца назад. Нет никаких записей о случаях заболевания «гравью», равно как и зарегистрированных сообщений или докладов о самой возможности такой проблемы.

– Значит, Калейл солгал нам?

– От слова до слова.

– Тогда где же все?

Эмос пожал плечами.

– Может, стоит убраться отсюда? – Медея явно занервничала.

– Мне нужно найти Бура, – ответил я, – и к тому же мне необходимо выяснить, что же на самом деле зде…

– Грегор, – пробормотал Эмос. – Мне очень неприятно тебе об этом напоминать, но теперь это не твоя работа. Хотя, зная тебя, я понимаю, что ты столь же верен Золотому Трону, как и раньше, во всех основных смыслах, но ты больше не инквизитор. Твои полномочия больше не признаются Империумом. Ты преступник – преступник, у которого и так полно проблем.

Думаю, он ожидал, что я разозлюсь. Но этого не произошло.

– Ты прав, но я не могу вот так запросто перестать служить Императору, и не важно, кем там меня считает все остальное человечество. Если есть возможность оказаться полезным, я сделаю это. Мне не нужны ни признание, ни официальный статус.

– А я говорила тебе, что он так и ответит, – усмехнулась Эмосу Медея.

– Да, ты говорила. Правда, говорила. – Учёный снова взглянул на меня.

– Извиняюсь за свою предсказуемость.

– Постоянство убеждений не повод для извинений, – сказал Эмос.

Я достал свиток, найденный в святилище, и показал его своему престарелому научному консультанту.

– Что ты можешь об этом сказать? – И я поведал ему обо всём, что произошло в святилище Бога-Машины.

Эмос изучал бумажную ленту в течение нескольких минут, заглядывая то в начало, то в конец документа, а затем произнёс:

– Некоторые фрагменты данного машинного кода мне не разобрать. Шифр Адептус Механикус. Но… короче говоря, смотри на разрывы в тексте. Все это записи регулярных передач, идущих от объекта, находящегося за пределами поселения. Каждые шесть часов, с точностью до секунды.

– И дремлющие системы святилища пробуждаются именно к тому моменту, когда должна поступить передача?

– Да, чтобы записать её. Как долго работали машины?

Я покачал головой:

– Две, возможно, две с половиной минуты.

– А не две минуты сорок восемь секунд? – спросил он.

– Может быть.

Эмос пробежал пальцем по линии заголовка над последней таблицей кода.

– Ровно столько и продолжалась последняя передача.

– Значит, там кто-то есть? Где-то за пределами поселения рудокопов Синшары кто-то регулярно посылает сообщения Адептус Механикус?

– И не просто кто-то – это Бур. Вот код Адептус Механикус, соответствующий его имени. – Эмос промотал лист обратно и стал рассматривать самый старый, пожелтевший участок. – Он вещает уже одиннадцать недель.

– И что он говорит?

– Понятия не имею. Основной текст закодирован. Механилингва-А или С, а может, и какая-то современная переработка одного из гексадецимальиых сервиторных скриптов. Вероятно, импульс-аналог девятой версии. Я не могу…

– Ты не можешь прочесть. И этого мне достаточно.

– Хорошо. Зато я знаю, где он.

Я помедлил:

– Знаешь?

Эмос улыбнулся и подрегулировал тяжёлые аугметические очки.

– Ну, не совсем. По-настоящему – не знаю. Но могу его найти.

– Как?

Он указал на вертикальные полосы разноцветных прямоугольников, бегущих от каждой из передач.