Макс Кроу - Ключ Эдема
Очнулся Хасим прикованным к стене, с кляпом во рту, чтобы не было соблазна отгрызть себе язык.
Перед ним была одна-единственная женщина, и она стала свидетелем того, как в бессильной злобе он метался, пытаясь освободиться, точно дикий зверь. Она смотрела на него с таким презрением, словно видела перед собой худшее из земных созданий.
— Ты хочешь знать правду? — спросила Элиана. — То, что скрывает от тебя твой хозяин?
Она села напротив него и стала читать свитки. Это были записи Хасана ибн-Саббаха. Отца ассасинов. Его учения, его законы. То, что было известно каждому послушнику. Но стоило девушке прочесть что-либо из запретов первого старца горы, как она брала в руки другие записи. И в них шли перечнем растраты Рашида, хозяина Масьяфа. Вот слова об отказе от роскоши, и вот суммы, полученные за выполнение задания. Призыв унять похоть, и имена, возраст и народность рабынь, которых привозят верхушке ордена. Речи Хассана о службе Аллаху и шиитские проповеди, и в то же время свидетельства о том, что Рашид берет заказы как у христиан-крестоносцев, так и у суннитов.[20]
Элиана уходила и возвращалась снова, спустя время. Сквозь кляп пленника поили водой, чтобы он не умер от жажды, но еды не давали. Через четыре дня по глазам Хасима стало ясно, что ему можно освободить рот.
— Как мне знать, что это все не обман? — спросил он после того, как сделал несколько глотков из кувшина. Вода, не отдающая больше грязной тряпкой, была прекрасна на вкус.
— Ты знаешь, — сказала Элиана, — потому что многое видел сам. Ты никогда не задавался вопросом, куда идет все то золото, которое вы добываете своему хозяину? На пропитание? Уж не сами ли вы выращиваете овощи, зерно и овец? Может, вы спите на шелке, а едите золотыми ложками?
— Кто ты? — спросил он, и в его взгляде больше не было слепой ненависти. Скорее, злость на то, что пришлось прозреть. — Зачем ты меня похитила? Думаешь, обманув или убив меня, сможешь победить ассасинов?
— Я не собираюсь вас побеждать, — она подошла к нему ближе и ключом открыла замок на кандалах. — Напротив, собираюсь подарить утраченное величие вашему братству.
«Братство». Он впервые услышал это слово по отношению к своему клану. Не орден, не государство, а братство. Он мысленно смаковал это слово. В нем был привкус свободы, равенства, единства, коего не ощущалось прежде в слепом служении одним лишь приказам главенствующего мастера.
— Идем за мной, — сказала девушка, когда он был полностью освобожден от оков, и повернулась к нему спиной.
В этот момент Хасим мог ударить ее, задушить, сломать шею. Убить ее не составило бы труда. И останавливало его понимание, что эта девчонка знает о его возможностях. Знает, но все равно не смотрит на него, словно презирает его превосходство. Будто и нет превосходства вовсе.
Он вышел вслед за ней, прошел по подземному коридору, такому узкому, что одно плечо пришлось выставить вперед, чтобы протиснуться. Они уперлись в еще одну дверь, и Элиана открыла ее. Там, обездвиженные при помощи веревок, находились десятеро ассасинов. Их всех Хасим хорошо знал. За особые навыки, ум и способность к обучению их определили для внешней службы. И вот они, связанные и беззащитные, с ненавистью смотрят на девушку и с удивлением — на него.
— Держи, — Элиана дала ему в руки свитки, которые еще недавно озвучивала для Хасима. — Читай им.
* * *Элиана занималась тем, что составляла отчеты учителю Натану бен-Исааку и изучала письма Иоанна. Он присылал ей переписанные страницы из книг о различных реликвиях, не только известных в христианстве, но так же упоминаемых в других религиях. Это был интересный опыт. Между различными народами было очень много общего именно в вере. Удивительно! Со стороны именно это и было основным отличием, ведь что может связывать язычника и христианина, кроме взаимной ненависти? Но какому бы богу не поклонялись люди, все они ждут от него чудес, и верят в них, даже если никогда не видели сами. Одних молитва исцеляла, другим — даровала победу, третьи преодолевали страшные лишения и муки, обращаясь к богу. Это было чудом… и это стало объектом исследования Созидателей. Они препарировали молитвы, разбирая их на слова и образы, они освежевывали религии, бесстыдно рассматривая их суть. Элиана не была религиозна, но даже она ощущала дискомфорт от того, в какие глубины философии ей приходится опускаться.
Спустя несколько дней она спустилась в подземелье. Открыв дверь, она обнаружила, что Хасим поит пленников молоком, которое тайком пронес в бурдюке под одеждой.
— Почему ты это сделал? — спросила она, подходя к нему. — Разве я разрешила?
Он потупил взор, не зная, как ответить. В это время человек, от лица которого Элиана отобрала сосуд с молоком, с презрением плюнул в нее:
— Будь ты проклята, грязная тварь! Не я, так другие доберутся до тебя.
Элиана хмыкнула и вышла. А когда Хасим поднялся на солнечный свет с повинно опущенной головой, девушка обратилась к нему:
— Ты знаешь, почему я не даю им есть, как не давала и тебе?
— Нет, госпожа, — ответил тот, забыв, что должен обращаться по имени.
— Когда слабеет тело, слабеет дух. У кого раньше, у кого позже. И есть те, у кого никогда. Но таких проще убить, чем переубедить. Нам нужны люди, готовые к переменам, с открытым восприятием.
Хасим какое-то время молчал, задумчиво глядя на то, как Элиана чинит поврежденную вышивку на рукаве.
— Ты считаешь, что я предатель? — спросил он.
Вопрос застал Элиану врасплох, и она не знала, что ответить. Тогда мужчина пояснил:
— Раз я изменил клану, раз предал его, своего наставника и все, чему меня учили, я не достоин ни уважения, ни жизни. Такие тебе нужны?
Глаза Элианы сузились, она всерьез разозлилась, но не позволила даже половине этих эмоций вылиться наружу.
— Посмотри на меня! — прошипела она. — Я еврейка, служила арабу, боготворила курда, полюбила сельджука. У меня нет бога. Нет отца и матери. И теперь я стою здесь, и ты называешь меня «госпожа». Или я предательница? Или достойна смерти? Я не хочу жить во лжи, кто бы мне ни лгал. Я не хочу верить ради одного лишь спокойствия. Я хочу испытать спокойствие, уверовав. Ты слышишь? Понимаешь?
Хасим смотрел на нее, в его глазах был страх и грусть.
— Я хочу понять. Но что, если этот путь вновь ошибочный? В чем его отличие от пути с ассасинами из Масьяфа?
— В том, что ты хочешь понять, — улыбнулась Элиана. — А в прошлом хотел ли?
* * *Прошли еще сутки, прежде чем Хасим пришел в смущении к Элиане в комнату и стал просить о возможности принести пленникам воды.
— Им бы помыться, — говорил тот, пряча глаза.
— Может, еще и спинки потереть, и массаж стопами сделать? — возмутилась девушка, не отвлекаясь от работы.
— Госпожа… дело в том, что они совсем изводятся. Это хуже голода. Вши.
Услышав это, Элиана вздрогнула и непроизвольно почесала голову. Снова. Зуд усиливался, стоило ей задуматься о том, что насекомые могли пробраться в ее комнату.
— Идем, — буркнула она.
Пленники чуть не плакали, они терлись о стену, катались по земле, кто-то даже кусал себя зубами. Завидев Элиану, они притихли. Но кроме ненависти, в их глазах она видела мольбу, и это было большим шагом к успеху.
— Возьми, — Элиана протянула Хасиму нож. — Раздень их и обрей.
— Обрить? — переспросил тот, решив, что не правильно понял. — Голову?
— Всё. От макушки до пят. Да гляди, не отрежь чего.
Элиана не выходила из комнаты, пока шла процедура. Ей не доставляло никакого удовольствия смотреть, как десять мужчин, ощущая свою наготу и беззащитность, пытаются сохранить остатки достоинства. Держа наготове арбалет, на случай, если кто-то решит напасть и завладеть оружием из рук Хасима, Элиана думала о том, что случайность сыграла большую роль, чем продуманный план. Для них, закаленных смертельной идеологией, физические притеснения — ничто. Но унижение и ощущение зависимости оказалось их слабым местом.
Никто ни словом, ни делом не обидел ее, и со смирением опускали головы, когда Элиана наносила приготовленное средство от вшей на их тела.
— Я сам могу это сделать, тебе ни к чему марать руки, — заметил Хасим вполголоса.
— Чтобы услышать меня, они не должны видеть женщину, — ответила та, смешивая в миске новую порцию. — Мать, но не женщину.
— Ты очень мудрая, — произнес Хасим, не желая тем самым угодить ей, а лишь выражая удивление.
Она не ответила, поскольку не считала себя таковой.
Первые дни относительной свободы пленников, а точнее — нового поколения ассасинов, были самыми тяжелыми. Оставлять их связанными значило бы показать свое недоверие, а это породило бы сомнение в их душах. Они еще только делали первые шаги к просветлению, и любая ошибка на этом этапе могла быть равносильной падению в пропасть. К Элиане они относились с опаской, но доля уважения в этом была больше, чем неприязнь или злость. Хасима они слушали внимательно, и если двое позволяли себе изредка высказывания уничижительного характера, обвиняя его в предательстве, то другие впитывали каждое его слово. Первую радость Элиана почувствовала тогда, когда они начали задавать вопросы, а не только выслушивать лекции. Это было восхитительно! Они открылись и жаждали знаний.
