Любовь Пушкарева - Синто. Героев нет
Лодзь-Хитроу оказалась приятной женщиной лет сорока с добрыми глазами, – с жертвами работает, что ли? Я сослалась на маму Яну и выложила свою просьбу. Психолог сказала, что может не докладывать обо мне, если не будет специального на то распоряжения. Меня это устроило. Договорились встретиться в парке завтра с утра, на нейтральной территории, так сказать.
Утром я вышагивала среди залитых солнцем полянок, посматривая на занимающихся чи-гуном, с грустью вспоминая, когда же я в последний раз тренировалась. Госпожа Лодзь-Хитроу к моему появлению как раз закончила тренировку, мы стали прогуливаться, и я принялась объяснять, в чем проблема и чего я хочу. Пришлось рассказать обо всех событиях, начиная с полета к пиратам. Это оказалось на удивление трудно, все время хотелось что-то пропустить, переиначить; естественно, я не назвала ни одного имени или места, но, тем не менее, было дико вот так делиться информацией. Даже рассказала об обмене клятвами с Даниэлем, но о Таксоне правды не сказала. Психолог уцепилась за этот момент, пришлось выкручиваться, говоря, что я возбуждала мужчину, не возбуждаясь сама и не получая разрядки, и что мне это в принципе нравилось. Лодзь-Хитроу сделала какие-то выводы и воздержалась от дальнейшего раскручивания этой темы. В конце моей исповеди она заметила:
– Нескучная у вас жизнь.
– Это уж точно.
Психолог меня успокоила, сказав, что при такой колоссальной нервной нагрузке и постоянной усталости подобное было неизбежным и что грубых нарушений в применении пси-техник, в принципе, не было. Потом обсудили, что же делать дальше. Выходило, что надо встретиться с Даниэлем и объясниться, ибо боязнь причинить ему боль все же очень давит на меня. Потом надо поговорить с Вольфом и выяснить, есть ли шанс вернуть прошлые отношения, или они ушли навсегда, и надо жить дальше. И еще, не злоупотреблять «играми», это значит с Таксоном больше «не баловаться». Строго-настрого соблюдать режим и высыпаться. И постараться понять и простить Илис, что представлялось мне самым трудновыполнимым. А насчет ребенка, Тукина, молиться Судьбе и предкам, чтоб хранили его. Вроде бы, все просто до безобразия, но когда тебе это говорит дипломированный психолог, это действует, уж не знаю почему, но действует. Мне стало легче, я полностью поверила, что смогу справиться со всем.
– Госпожа Лодзь-Хитроу, есть еще одна проблема, – сказала я, жутко стесняясь.
– Еще? Ну, выкладывайте.
– Возможно, я повторяю, возможно, мне предстоит грубый секс, на грани насилия. Как вы считаете, я могу поставить «зеркало» или хотя бы маску.
– Вам лучше этого избежать, для полного счастья вам только изнасилования не хватает.
Я умоляюще на нее посмотрела, не надо сыпать соль на раны.
– Маска не поможет, – все же сказала она. – Или «зеркало», или ничего, и в любом случае ко мне, на следующий же день.
Я закивала.
– Только обязательно выполните все, о чем договорились.
Я опять закивала.
– Вы, наверное, инорожденная? – сочувственно спросила она. Я удивилась.
– Почему вы так думаете?
– Не берегут вас…
– Нет, я естественнорожденная. – Хотела добавить, что некст, но решила промолчать, ведь я пыталась быть инкогнито. Конечно, если понадобится, то вычислят быстро, но тем не менее.
– Просто иначе не получается, – добавила я.
– Да, оно всегда так… Иначе не получается, – задумчиво сказала она.
– У меня к вам просьба, если все же вам придется писать доклад о нашей встрече, опустите факт обмена клятвами, вы же понимаете, это очень личное и может повредить не столько мне, сколько ему.
– Хорошо, думаю, я смогу это сделать. И вообще, обращайтесь, не бойтесь.
Рассчиталась я с ней, пополнив ее персональные счета в магазинах. Это, конечно, тоже можно запросто отследить, но все же не так явно, как перевод денег с личного счета на личный.
Я ушла в приподнятом настроении, даже если это все попадет пред светлы очи лордов-безопасников, серьезных претензий ко мне предъявить нельзя. Ну, неполный отчет об операции, собственно, и все, остальное – моя личная жизнь.
Вернувшись домой, я столкнулась с отцом.
– Ты что, с Эфенди встречалась? – грозно спросил он.
Я опешила.
– С чего ты взял? – отвечать папа не спешил – Я встречалась с психологом.
– А… Хороший специалист, наверное, ты аж светишься, – подозрительно заметил он.
– Папа, пожалуйста… Я не сошла с ума встречаться с Эфенди, флиртуя с Синоби.
– Кстати, Синоби звонил и назначил тебе встречу в своем поместье на семь вечера, наглая тварь, не постеснялся это сделать через меня. – Тут до меня дошло, что отец слегка не похож сам на себя и что он очень нервничает.
– Папа, не волнуйся, все будет хорошо.
В ответ он хотел раскричаться, но сдержался.
– Если он тебя обидит, я не знаю, что сделаю, – тихо сказал он.
– Папа, ты ж меня знаешь, я не дам себя в обиду.
– Дурочка, – с болью сказал он, – именного этого я и боюсь, что ты начнешь драться, и вы схлестнетесь по-настоящему, а он боец – не чета тебе, у вас одни учителя были, только он мужчина, сильный и быстрый.
– Папочка, я обещаю не делать глупостей и не доводить дело до настоящей драки. Но ты же понимаешь, что этот нарыв надо вскрыть, иначе он может погубить всю нашу семью.
Он тяжело вздохнул.
– Убереги тебя Судьба оказаться в моей ситуации, дочка. И пусть она хранит тебя сегодня ночью, – он поцеловал меня в лоб и ушел.
Чтобы отвлечься от грустного разговора, я поела и все же решилась связаться с больницей, где лежал Вольф. Упустила возможность пообщаться в реальном времени, когда была на Тропезе, теперь придется писать письма. Я несколько раз переписывала коротенький ролик, пока он меня более-менее не удовлетворил, и отослала. Ох, как тяжело ждать, а ведь Вольф может быть на каких-то процедурах и вообще увидеть его завтра, а то и позже. Через полчаса я взяла себя в руки и позвонила Даниэлю. Вызов шел долго, никто не подходил. Перезвонила еще раз.
– Да кому там неймется? – услышала я вместо приветствия и увидела чистенькую полупустую комнату, залитую светом.
– Здравствуй, Даниэль. – В комнате резко стало тихо.
– Мне не видно тебя, – мягко напомнила я. Он показался.
– Здравствуй…те. – Он очень похорошел, ушла синюшная бледность и припухлость глаз, под футболкой чуть прорисовывались мышцы, которых раньше не было.
– Я хочу пригласить тебя в гости завтра, где-то к двенадцати. Я скоро опять покину Синто, и мне очень бы хотелось увидеть тебя до отлета.
– Извините, у меня дела, я только вхожу в курс дела и не могу оставить сад на целый день, – он говорил, глядя в пол. Тебе страшно встречаться со мной Даниэль, мне тоже, но надо, нам обоим это надо.
– Тогда я прилечу к тебе, ты сможешь уделить мне пару часов?
Тут он посмотрел на меня, наши глаза встретились, это было как… включение магнита. Мне очень захотелось опять оказаться в его растворяющих объятьях. С ним происходило то же самое. Он согласился прилететь завтра. Разговор был окончен, но никто не мог первым отключиться. В конце концов это сделал Даниэль, и я без единой мысли смотрела на экран какое-то время. Что он со мной делает? И не поспешила ли я пригласить его на завтра, раз сегодня мне предстоит вечер с Синоби?
Я поразмышляла над этим, и меня обуяло веселое равнодушие – будет как будет! Вот кажется, что знаешь себя и разбираешься в себе, а потом происходит такое, что выбивает напрочь… То, что должно пугать, не пугает, то, что должно радовать, не радует, чего-то хочется, а чего – не поймешь… Интересно, я одна такая странная или все люди такие?
Я прилетела в поместье Синоби раньше на три часа, встретилась с младшим братом, поблагодарила за сохранность «души»; он посетовал, что ее пришлось отсылать, что я не забрала ее сама, мол, нехорошо. Мы поболтали какое-то время, смышленый он мальчишка все-таки. Потом нашла маму Яну, и она провела меня к дочери. Очаровательная серьезная маленькая леди.
– Ты моя мама, – тут же заявила она. Да, дочка переняла у Викенов цвет волос. Я молча закивала, сказать ничего не получалось.
– Посмотрите, ко мне мама пришла! – закричала она, обернувшись к друзьям, таким же малявкам от двух до четырех. Налетела толпа.
– Что-то она маленькая какая-то, – авторитетно заявил мальчик постарше. Это вызвало лавину обсуждений меня и моей внешности. Я взглядом взмолилась о помощи к маме Яне, та быстренько переключила сорванцов и увела играть. Мы остались вдвоем, я усадила на руки мою Мегги-Лану, и она тут же принялась мне рассказывать о своей жизни и о товарищах. Мелькнула дурацкая мысль, что уже в таком возрасте детей учат докладывать, но все было куда проще, дочка стремилась ввести блудную маму в свою жизнь. Мне стало ужасно стыдно. Я, как могла, поддерживала разговор и запоминала, кто рыжий Санька, а кто быстрее всех взбирается по канату, и прочее. Наговорившись, дочка заявила:
