Константин Якименко Сегедский - Последняя мировая. История одного снайпера
Дождавшись утренних сумерков, мы вышли к реке, укрывшись между камнями, и стали дожидаться вертолё-та — он как раз уже должен был появиться. Тем временем налетел ветер, нагоняя волны на реке — это хороший знак. Следовало поторопиться, пока он не затих.
— Значит так, — давал последние наставления я. — Я пойду первым, ты — немного позади. Двигайся не спеша, плавно перебирая по дну руками. Благо, глубина не большая. Не допускай резких движений и брызг — это очень заметно со стороны. Старайся, чтобы над водой находилась только сумка и голова. И что бы ни случилось, как бы холодно тебе ни было, не поднимайся и не уходи в сторону до тех пор, пока я этого не сделаю.
В этот момент издалека послышался рокот вертолета, заставив нас затаиться в укрытии.
Дождавшись пока он пролетит, мы на корточках подошли к воде.
— Ну всё, теперь соблюдаем полное молчание, — огляделся я и взглянул Юлю. — Готова?
Юля вздохнула, собираясь с силами:
— Да.
— Тогда вперёд. Встретимся на той стороне, — сказал я и, обняв её, напоследок поцеловал в губы, после чего отстранился и, не говоря ни слова, плавно погрузился в воду.
Юля последовала за мной. В руки и ноги резко ударил сильнейший холод, после чего медленно, но обжигаю-ще чувствительно, он стал расползаться по всему телу, заставляя сердце ускориться, отчаянно пытавшееся побыстрее нагреть охлаждающийся организм. Следовало торопиться: у нас было не более пяти минут, до того как начнётся обморожение конечностей.
К счастью, дно реки было каменистым и за него было удобно цепляться руками, а течение быстрым, подтал-кивающим сзади. Плавно, но довольно быстро, мы, словно, сплавляемые по реке брёвна, устремились вниз по течению. Теперь-то мы почувствовали, что они ощущают при весеннем сплаве.
Через несколько минут мы были уже у ограждения. Не смотря на то, что мы уже не чувствовали ни рук, ни ног, теперь следовало быть максимально осторожными и ни в коем случае не задеть нависающее над рекой ограждение — мало ли каких детекторов на него могли понавешивать. В то же время я понимал, что если нас уже заметили, то все наши дальнейшие действия будут бесполезны.
Я набрал в лёгкие воздуха и поднырнул под забор, полностью погрузившись под воду, которая уже не казалась мне холодной, в то же время движения мои стали какими-то судорожными, а ко всему прочему, тело начало серьёзно ломить. Это было плохо, значит, организм уже был на пределе, началась гипертония.
Вынырнул я уже на другой стороне и сразу же обернулся: тут камер уже не должно быть, отчего можно было позволить себе немного расслабиться. И увидел то, что вскоре должно было произойти со мной: голова Юли неподвижно лежала в воде, как и она сама, безвольно несясь по течению прямо на ограждение.
Я в страхе бросился к ней. Как же так, ведь я только что оборачивался, и она ещё была в сознании! Я упрекал себя в дурацком плане, проклинал себя, что решился на такое, но старался сохранять спокойствие. Лучше бы мы вообще сюда не совались, остались бы там, и ничего бы такого не было, думал я, понимая, что ничего уже не исправить и теперь следует лишь предпринимать всё возможное, чтобы спасти её.
Расслабленное тело Юли проплыло под ограждением, не задев его, но меня это уже волновало мало. Главное, чтобы она была жива. Я знал, что время у меня ещё есть. Её ещё можно привести в чувства, но не здесь. Нужно было срочно перенести её в сухое место.
Я быстро перевернул её лицом вверх. Она не дышала, лицо было бледным, а губы посинели. Нужно было торопиться. На счету была каждая секунда. Я оттянул её к берегу и, взвалив на себя, побежал к ближайшим кустарникам, благо, за забором их хватало. Быстро опустив наземь, я открыл ей рот, убедившись, что в него не попала грязь и, зажав нос, вдохнул в лёгкие воздух, затем ещё раз. К счастью, этого оказалось достаточно. Юля закашляла и уже сама попыталась вдохнуть живительный воздух. Я наклонил её, чтобы она отхаркала воду и, обнял, благодаря судьбу, за то, что она жива.
— Ну ты как, не замёрзла? — улыбнулся я, взглянув ей в глаза.
— Ещё чуть-чуть и точно околею, — слабо ответила она, всё ещё кашляя, но быстро приходя в себя.
— Ладно, ты только потерпи ещё чуть-чуть, — приговаривал я, дрожащими руками расстёгивая одежду на ней и растирая тело руками. — Сейчас мы тебя переоденем, и ты согреешься. Сейчас, уже скоро. Ты же сильная, ты моя девочка. Только потерпи, — повторял я, чувствуя, что и у самого зуб на зуб не подал.
Спешно сняв с неё всю одежду, я принялся надевать ту, что была в сумке. Да, на мокрое тело, но выбирать не приходилось. Обсохнуть она должна была, используя уже своё собственное тепло. Затем, отжав, как мог, старую одежду, надел на Юлю и её. Ничего, что мокрая — так будет немного теплее. Обогреться мы ещё успеем, когда уйдём отсюда подальше.
После чего переоделся и сам, едва шевеля пальцами и тщётно пытаясь согреть их дыханием.
Затем собрал вещи и, придерживая Юлю рукой, поспешил от этого места, так как скоро здесь снова должен был появиться вертолёт.
Мимолётом я взглянул на остававшуюся позади родную землю. Только теперь я смотрел на неё через решётку с колючей проволокой, словно на какую-то зону отчуждения, мёртвую зону, в которую она, собственно, и превратилась за последние несколько недель. Пожалуй, там не сталось больше ничего, что хоть как-то могло заставить нас вернуться. Близкие нам люди, уже можно было сказать точно, погибли, города — разрушены. А всё, что осталось от прежней жизни — это память, которую мы сохраним только в своих сердцах.
«Быть может, мы туда больше не вернёмся, — мелькнула у меня в голове мысль. — Хотя, кто знает, что с нами ещё произойдёт.»
Мы с Юлей переглянулись.
— Пойдём? — произнесла она, прерывая мои мысли.
— Да, конечно, — кивнул я ей и, стараясь не думать о грустном, мы устремились вперёд, вглубь неизвестной страны, которая ещё неизвестно как нас примет. Да и примет ли вообще?
К счастью, мы всё-таки прошли незамеченными. Вертолёты не налетели, прочёсывая местность в поисках нас, и никто не выслал патрули, чтобы окружить нас. Можно было продолжать наш путь.
Мы прошли несколько километров, остановившись только когда вертолёт, пролетавший над границей, скрылся вдали и рев его двигателей уже не доносился до нас. Нас всё ещё колотило от холода. Следовало отдохнуть и, наконец, разжечь костёр — иначе было просто не согреться.
Мы набрели на какую-то яму и, оставив Юлю, я поспешил разыскивать сухие ветки. Затем расковырял ножом несколько патронов и, присыпав порохом ветки, взял одну из гильз. В ней ещё оставалось немного пороха. Его я использую для поджога. Теперь оставалось самое трудное — разбить капсюль и постараться при этом не обжечься. Что выполнить трясущимися руками было не так-то просто.
Этот приём я видел в одном фильме, кажется, там ещё играл Пирс Броснан, но у него всё это получилось как-то проще. Всё же после нескольких попыток, и мне удалось разжечь костёр. Он полыхнул, как спичка, а я отделался лишь лёгким ожогом удерживающей гильзу руки.
Правда боль от ожога я почувствовал уже позже, когда, раздевшись чтобы просушить вещи, мы сидели у костра, вдыхая такой приятный тёплый дым. Большой костёр разводить было опасно, отчего мы постоянно контролировали его, вдобавок прикрыв со всех сторон сушившейся одеждой.
Но и тут долго засиживаться было нельзя. Едва просушив вещи, мы оделись, затушили костёр, и, тщательно присыпав его сухой землёй, поспешили подальше от этих мест.
На всякий случай мы обошли стороной первый попавшийся по пути населённый пункт, где, скорее всего, действовали поисковые патрули для поимки перебежчиков, и направились дальше, как и прежде держась самых отдалённых от цивилизации участков местности.
Так мы продвигались ещё два дня, ночуя, поначалу в заброшенном сарае, а затем в наспех сложенном шалаше из веток, покрытых поверху всё тем же жёстким покрывалом.
На третий день, отойдя в общей сложности на несколько десятков километров от границы, мы решились войти в оказавшийся на нашем пути город. Похоже, это был более-менее большой городишка, достаточно большой, чтобы в нас не приметили чужаков. Конечно, за своих мы вряд ли сошли бы даже в большом городе. Но как туристы — вполне. Тем более что английский мы на двоих знали более-менее.
Всегда, когда я куда-либо ехал, я обязательно брал с собой сотню американских долларов — так, на всякий случай, в бумажнике не помешает. Поэтому деньги у нас были, и грабить, к счастью, никого не пришлось.
Первым же делом на подступах к городу зашли на одну из крупных заправок для дальнобойщиков, где умылись и привели себя в более-менее приличный вид. Теперь можно было войти и в сам город.
Но по пути всё время были на чеку, опасаясь засад и вражеских патрулей.
А как только вступили в городскую черту, не поверили своим глазам: люди вокруг ходили, не прячась, поисковые вертолёты не летали в воздухе и танки с бронетранспортерами не патрулировали районы. Дико было смотреть, как прохожие спокойно ходили по прибранным улицам, а вокруг стояли целые дома и по прибранным улицам ездили обычные машины. Мы смотрели на всё это, как на некое чудесное видение. После всего, что мы пережили и на что насмотрелись, глаза не спешили привыкать к нормальной жизни. Я постоянно норовил пригнуться и, всматриваясь в каждое окошко и каждую крышу, боялся приметить там снайпера. Но снайперов не было, как и военных и страх, привившийся за последнее время, как рефлекс, постепенно растворялся в непринуждённости европейского городка.
