Лев Пучков - К-55. Обманувшие смерть
– Шшша…
Бритва перехватила горло с хищным шипением.
Она как будто бы радовалась.
Плеснуло кровью; громко булькнув, консьерж схватился за шею и с безразмерным изумлением во взоре сполз к ногам Вадима.
Взяв с поста ключи, Вадим отпер решётку, забрал оба своих автомата и завернул в окровавленную простыню запасные магазины. Кто-то заботливо выложил их из карманов вещмешка, прежде чем тащить его к Герцу.
Спасибо, это очень кстати.
– Это тоже мои вещи, – почти нормальным голосом сообщил Вадим умирающему консьержу и, бестрепетно наступив в расплывающуюся лужу крови, пошёл обратно в баню.
Здесь он быстро подготовился: опять смыл с себя кровь, сполоснул верную бритву, попробовал на запястье, не надо ли подправить.
Нет, отменная сталь прекрасно перенесла две перерезанные глотки, волоски с запястья облетели от одного мимолётного прикосновения.
Зарядив оба автомата, Вадим повесил один на грудь, второй за спину и накинул сверху две расправленные простыни в виде плаща.
Бритву взял в правую руку, упрятав её за отворотом простыни.
Затем он покинул баню и направился в «правительственный» коридор.
Так, уже полегче. Уже можно свободно дышать и конструктивно соображать.
Пластика постепенно возвращается, злоба уже не мешает двигаться и говорить, градус несколько упал, теперь это больше похоже на боевую злость, что как минимум не мешает работать, а порой и помогает, нивелируя моральные дилеммы, свойственные обычному человеку, который не является прирождённым убийцей или опытным воином…
– Рыжик с Акушером! – чуть ли не радостным голосом доложил Вадим, нажал клавишу переговорного устройства у двери в приёмную.
Дверь с шипением распахнулась.
Вадим шагнул в приёмную, мгновенно оценив обстановку…
Один сидит на диване, второй стоит подальше, у стола, едва успел убрать руку от пульта.
Обоим до оружейки как минимум четыре шага.
– А где Акушер? – спросил тот, что на диване.
– В Мортуарии[5], – Вадим спокойным шагом двинулся к дивану и левой рукой ткнул в направлении оружейки. – А почему у вас дверь открыта?
Древний избитый приём.
Древнее золингеновского клинка в тысячу раз.
Оба мужлана уставились на дверь, за малым временем так и не успев оценить странную угловатость «плаща» рыжика-неофита.
– Шшша!
Бритва с шипением атакующей кобры перехватила глотку того, что сидел на диване.
Вадим откинул плащ и направил автомат на того, что застыл у стола.
– Молчи и будешь жить. Иди к двери, – и показал стволом, к какой именно.
Мужлан на автомат не реагировал: он, не отрываясь, смотрел на агонизирующего напарника.
В глазах атлета застыл ужас. Похоже, его буквально заморозило от неожиданности и страха.
– Что за телячьи нежности? – тихо возмутился Вадим. – Ты только что сломал мне шею. Мне, лично, ты понял? И, как видишь, я не шибко переживаю по этому поводу. Ну и какое тебе дело до чужой перерезанной глотки?
– Ты… – стал оттаивать мужлан. – Ты не ры…
– Да, я не рыжик. И ты мне на хрен не нужен, я пришёл за Герцем, – оборвал его Вадим. – Пошёл к двери. Третий раз повторять не буду.
Взгляд мужлана с тоской метнулся к оружейке.
– Далеко, – оценил Вадим. – Пока добежишь. Пока откроешь… Чего ждём?
Мужлан нервно сглотнул и медленно, на негнущихся ногах приблизился к двери в кабинет.
– На колени.
– Что?
– На колени встал.
По-киношному, конечно, но других вариантов обезопасить себя от могучего атлета Вадим просто не знал. Что видел в фильмах, то и делал сейчас.
Мужлан опустился на колени.
– Ноги скрести.
– Что… ноги?
– Не тупи, тормоз, пристрелю!
– Как скрестить?!
– Правую ногу положи на левую, чтобы носок ботинка с другой стороны был. Ага, вот так. Левую руку на пол. Дальше. Ещё дальше… Хорошо, замри.
Вадим подошёл к мужлану и приставил ствол к его голове.
Тот всё время косился назад, туда, где оплывал кровью его товарищ.
– Не смотри туда. Смотри прямо перед собой. Да, вот так… Сейчас нажмёшь на клавишу и скажешь «Акушер с рыжиком». Повтори.
– Рыжик… с Акушером… – дрожащим голосом повторил мужлан.
– Слушай, ты же такой крутой перец, шеи ломаешь, как спички… – зловеще прошептал Вадим. – Прекрати трястись. Если ты не возьмёшь себя в руки, я пристрелю тебя прямо сейчас и сам скажу всё, что надо. Давай, ещё разок. Только не «рыжик с Акушером», а «Акушер с рыжиком». Запутаешься – убью.
Мужлан повторил «пароль» трижды, прежде чем получилось более-менее приемлемо.
– Пойдёт, – одобрил Вадим. – Жми клавишу. Говори.
– Акушер с рыжиком, – доложил мужлан, нажав клавишу пульта у двери в кабинет.
Дверь с шипением разъехалась.
– Тя-тя-тяв! – радостно тявкнул автомат в руках Вадима, разнося на куски череп мужлана.
Перешагнув через заваливающийся труп, Вадим вошёл в кабинет и уверенно, по-свойски, направился к столу.
Герц сидел за столом и с любопытством рассматривал вещи из мешка Вадима.
– Не понял… – сладострастный старикашка, надо отдать ему должное, отличался умом и сообразительностью. – Ты не рыжик?!
– Нет, уже нет, – Вадим с наслаждением выпустил в успевшего вскочить хозяина кабинета весь магазин. – Я передумал. Надо было сразу предупредить, что это за рыжик такой. И все были бы живы…
* * *Пробежался с автоматом на изготовку в левой руке и бритвой в правой по всем помещениям блока.
Хотелось убить кого-нибудь ещё.
Злоба, переполнявшая естество Вадима, уходила недостаточно быстро, она клокотала в нём, рвалась наружу и требовала жертв.
Да, убить кого-нибудь, не важно кого, хотелось именно бритвой. Автомат как-то не впечатлил. Слишком просто: нажал на спусковой крючок, пуля вылетела – и привет. Не тот эффект, нет обратной связи, которая возникает в момент, когда клинок, зажатый в твоей руке, вспарывает шею врага.
Увы, живых в блоке не было.
Только мёртвые, в разных интерпретациях.
Нет, это не иллюзии воспалённого сознания, и призраки умерших тут ни при чём.
В одной из комнат Вадим нашёл кубки.
Древние советские кубки, которые в незапамятные времена без счёта выдавали предприятиям и спорткомитетам для награждения дворовых команд, спортивных секций и прочих самодеятельных ячеек здорового общества.
Кубки в несколько рядов стояли на полках стеллажа красного дерева, и было их, навскидку, десятка три. На всех были выгравированы надписи.
Вадим прочёл первое, на что упал взгляд:
«Покойся с миром, мой милый рыжик. Ты был прекрасен».
А снизу добавлено мелкой вязью: «Упопидорен насмерть» – и дата.
Надпись на соседнем кубке гласила:
«Я любил тебя больше жизни. Увы, любовь моя оказалась слишком огромной для тебя, мой сладкий рыжик».
В общем, словоблудие, и не лень же было такую несмешную дрянь выбивать, время тратить.
Да, ниже мелкой вязью было добавлено: «Запопидорен вусмерть» – и дата.
– Ага, ещё и с вариациями, – хмыкнул Вадим. – Всё, хватит эту мерзость читать. Покойтесь всем стадом, с миром, с войной, без разницы, мне надо торопиться.
Увы, никакого сочувствия, никаких сожалений по факту гибели трёх десятков юношей Вадим не испытывал.
Злоба всё ещё клокотала в нём, и рядом с ней не было места сантиментам.
Вадим вернулся в кабинет и стал собирать свой мешок.
Укладывал вещи быстро, но без нервозности, которая, по логике, должна бы присутствовать под стать обстоятельствам.
Он решил не оставлять в этом гнусном вертепе ничего из своих вещей.
Нет, не для того, чтобы замести следы: снаружи остались четверо, которые знают, кто он такой. И все, кто был в последнем жилом блоке, видели, что он вошёл в апартаменты Герца. Так что, заметай не заметай…
Просто так захотелось, решил, и всё, вроде как из принципа.
– Ни цента в кассу ЛГБТ…
Бритву тоже решил забрать. Этот славный клинок теперь даже не трофей, а соратник, от троих кровушки испил. В мешок пихать не стал, надо будет помыть.
Среди своих вещей на столе Вадим обнаружил кое-что, ему не принадлежавшее.
Это была схема, запаянная в плотный прозрачный пластик, типа канцелярского «файла».
Пластик выглядел так, словно только что прибыл из похода. Мятый, в испарине, весь пропитанный запахами пота и дыма и измазанный в саже.
И хотя никаких подписей и обозначений не было, Вадим почему-то решил, что схему притащил Гвоздь, и без колебаний сунул её в свой мешок.
– Всё твоё – теперь моё, труп ты ходячий. И ты тоже мой, вафля стоеросовая. Я тебя за недорого в рыжики пристрою…
У сейфовских дверей Вадим задерживаться не стал – мёртвые код уже не подскажут. Собрал мешок и трусцой припустил в баню.
В очередной раз смыл кровь и сполоснул бритву. Наскоро проверил шкафчики, нашёл бритвин футляр и принадлежности для заточки и правки.
