Николай Берг - Остров живых
– То есть ты хочешь сказать, что вместо комбикорма?
– Ага. Такое креативное решение. Как этот говорил-то… А, вот: «Ради блага родной корпорации каждый должен отринуть личные мелкие прихоти и глупые принципы и быть готовым пожертвовать на благо корпорации все, что у него есть!»
– Вера, ты серьезно?
Вместо ответа Вера завопила заполошным голосом:
Мы одна семья!Порознь нам нельзя!Фирма – наш дом.Счастье мы несем!
Одна из женщин отвернулась и заплакала – тихо и жалко. Мужичок покривился лицом и неожиданно подхватил дребезжащим тенорком.
– Прекратите! Молчать!
Поющие заткнулись. Мужичок стал трудно и надрывно кашлять.
– Ну ни хрена ж у вас забавы! – покрутила головой Ирка.
– Это еще не весь список, – мрачно ответила Вера, перехватывая свое ружье поудобнее.
– Так, ладно. Вы разбираете вещи и возвращаетесь в деревню. Тела оставите тут.
– Извините, а покушать сегодня дадут? Мы хорошо поработали.
Ирина глянула на говорившую это тетку, на кашляющего мужика, на плачущую, сидя в снегу, женщину. Подумала и ответила:
– Дадут.
Потом кивком головы позвала за собой Верку.
– Долго мы еще за ним будем идти?
– Мне надо убедиться, есть у него ружье или нет.
– А если мы сами начнем падать раньше, чем он? Я себе этими валенками уже ноги намяла!
– Терпи, уходить тоже обидно. Давай, переобуйся, легче будет.
– Видно же, что он улепетывает отсюда!
– Вер, мы всего ничего прошли. Не отвлекай. Ты вот что скажи: насколько этот мужик был мерзкий? Я понимаю, что вся эта креативная команда была отморозки, но вот этот, за которым мы идем?
Ирка остановилась, давая напарнице время подумать да и отдохнуть – спеклась напарница, видно, что спеклась. Не привыкла по лесу ходить, по снегу. Потом Ирка себя одернула. Жратва у Веры явно была последнее время не очень. Да и до Беды, наверное, диеты блюла всякие идиотские, что для самой Ирки было глупостью. Она судила просто – приход калорий должен соответствовать расходу, потому можно вкусно кушать, но после этого пробежаться или хотя бы прогуляться.
Вера остановилась, перевела дух и выдала философское:
– Если б его родили в Спарте, то рожали б сразу над пропастью… Сама суди: его любимая фразочка – «Секрет успеха в жизни связан с честностью и порядочностью. Если у вас нет этих качеств, успех гарантирован!» Вот по такому девизу и действовал. А ты это к чему?
– Да к тому, насколько нам его важно догнать. Чтоб он потом к нам не заявился.
– Ну заявится. Много он в одиночку сможет?
– А нагадить сможет точно. Нам оно нужно?
Вера задумалась.
– Вот хорошо, предположим, мы его догоним. И предположим, у него ружье есть. И влепит он по нам. Нравится тебе такой баланс?
Пришел черед задуматься Ирке.
Простой вопрос напарницы уже и так крутился у нее в голове и даже пожестче, чем его задала Вера. Догнать мужика и убедиться, что он вооружен и умеет стрелять, было не самым лучшим раскладом. Тем более что напарница-горожанка мало внушала доверия в плане успешной пальбы и огневой поддержки, да и видно было, что она уже вымоталась, а прошли всего ничего в общем-то.
Легкость, с которой удалось наказать подранка, воодушевляла, но особенно обольщаться все же не стоило. Еще в начале погони Ирка очень обрадовалась, увидев, что второй фирмач глубоко провалился в канаве на краю поля и промочил в талой воде ноги. Но как-то это никак не проявлялось. Шел он тоже напролом, но не кружил, направление удерживал и, значит, соображал трезво, да и компас у него, скорее всего, есть.
Тут Ирине пришло в голову, что если преследуемый не потерял голову, то и нагадить сможет толково. Например, устроив им засаду. Впереди, километрах в трех была речка, она вроде как должна замерзнуть, но уже, как ни крути, весна – в канаве талой воды под снегом было полно. Значит, придется переправляться, тут-то их самое то брать.
Чем больше Ирка думала, тем меньше ей хотелось продолжать преследование.
– Ладно, Вер. На сегодня хватит гоняться. Сейчас передохнем немного и обратно. Замерзла?
– Ага. Пока неслись по лесу, жарко было, а сейчас постояли, так что-то познабливает.
Хорошо еще, что носом не шмыгает, как вчера…
– Так, ладно. Сейчас вернемся по своему следу за полянку, там и расположимся.
И часто оборачиваясь и прислушиваясь, Ирина пошла обратно.
Вера в этом плане была бесполезной – у нее все силы уходили на ходьбу, так что понимавшей ситуацию Ире приходилось слушать за двоих. Она вовсе не заносилась и понимала: мужик, да еще затравленный, куда опаснее медведя и то, что у них ружья, не делает их защищенными. Потому и смотрела и слушала в четыре глаза, в четыре уха. Но лес был тих и спокоен.
Место для привала она присмотрела раньше, теперь просто скинула на снег рюкзачок, вытянула из ножен свой любимый ножик и принялась аккуратно отдирать с березы тонкие полоски шелковистой бересты.
– Ух ты, финка! Настоящая?
– А то! Самая настоящая.
– А Костька тесачину такую таскал, как у Крокодила Данди!
– Дурак Костька был. И нож у него был дурацкий. Держи бересту, ладони подставь.
– Он-то да, дурак. А нож страшный!
– Глупость, а не нож. И не как у Данди.
– А я думала себе его у Маланьи выпросить, она им щепки колет на растопку, я видела.
– Плюнь. Я тебе хороший ножик подберу, годный.
– А тот чем плох?
Ирка оценила нарезанные полоски бересты, решила, что хватит, и ответила:
– Тяжелый, таскать запаришься. В хозяйстве работать таким неудобно – хлеб там порезать или рыбу почистить. А для боя – непрочный, ручка у него полая.
– Зато внушает!
– Только тем, кто не в курсах. Ладно, давай лапник резать. Ты вот с той елки ветки режь, старайся без снега чтобы.
– Жалко же!
– Жалко у пчелки в попке. Они все равно снизу отмирают. Вот я сейчас отмершие и соберу.
Скоро Ирка выбрала местечко – как раз под здоровенной елью. Разгребла снег до земли под костер, аккуратно положила рядком несколько кусков тонкого сухостойного дерева, сделав настил для костерка, сверху набросала лоскутки бересты, вперемешку с отломанными от ствола ели сухими сучками, длиной и толщиной с половинку карандаша, выше положила сучки потолще.
Вера все еще корячилась с лапником, и пришлось ей помогать. Наконец нарезали достаточно, чтоб сесть. И с наслаждением сели, прислонившись спинами к стволу ели.
Почистив от смолы лезвие, Ирка вставила финку в ножны и ухмыльнулась:
– У нас в Карелии девушки раньше, как до замужества дело доходило, носили на поясе пустые ножны от финки. Парень, решивший посвататься, вставлял в ее пустые ножны свою финку. При следующей их встрече смотрел, если его финка была в ножнах, значит, можно засылать в дом девушки сватов. А если ножны пустые, значит она не хочет замуж за этого парня.
– Это ж сколько финок можно было так на халяву добыть! – сделала неожиданный вывод Вера.
Ирка не нашлась что ответить. Зашуршала в рюкзаке, достала несколько маленьких присоленных ржаных сухариков, протянула Вере. Потом взяла небольшую фляжку, прополоскала рот, сплюнула. Протянула флягу напарнице:
– Не пей, только рот прополощи. И на еду не налегай.
– Почему?
– Тяжело будет идти. Вспотеешь от выпитого, больше с потом уйдет, чем выпила. Проверено. До дома доберемся, там душу и отведем.
Ирка запалила маленький бездымный костерок. Тепло отразилось от нависших веток, и от маленького костерка стало даже жарко.
– Переобуйся пока. Пусть ноги отдохнут.
– Ага. А ловко у тебя, Ирэн, костер получился.
– Да ничего сложного. Видела, как делала?
– Видела.
– Вот в следующий раз сама сделаешь. Только запомни, береста горит всегда и везде, только когда горит, сворачивается, как пружина. Вполне может костерок разбросать. Я потому меленькими полосками ее и кладу.
– Ах, я б за шоколадку душу отдала. Так шоколад люблю… У вас в запасе есть? Ну хоть немножко, а?
Ирка ухмыльнулась:
– Поискать – найдется. В виде премиальных по итогам конца квартала…
– При превышении дебета над кредитом премии не будет? – ужаснулась Вера.
– В точку, Вер. Пока сухарики кушай.
И сама с грустью подумала, что теперь долго не увидит не то что шоколада, его-то как раз Виктор жаловал и на складе был и плиточный шоколад, и какао-порошок. Только вот расходовать его пока не планировалось, равно как такие милые пустячки, как зефир, конфеты, пастила, мармелад… Ирка не была сладкоежкой, но любила попить чай с чем-нибудь вкусненьким. А вкусненькое кончилось… И то, что на вылазку пришлось брать не шоколадку (как в то, прошедшее навсегда время), а самодельные сухарики – было признаком, еще одним признаком Беды.
