S-T-I-K-S. Пройти через туман VII. Континент - Алексей Юрьевич Елисеев
— Ты совсем с катушек съехал, Джа? — пробормотал я, вытирая ледяной пот со лба. — Хочешь нас вместе с собой на тот свет отправить?
Быся только ухмыльнулся, пожав плечами, и мы двинулись дальше. Пехота неприятеля, что попадалась на нашем пути, уже толком не сопротивлялась. Многие превратились в заражённых, их движения были рваными, нечеловеческими. Мы расстреливали их почти в упор, без жалости, понимая, что это уже не люди. Возле одного из тел, тела японского офицера, я заметил катану и добротные сапоги, которые доблестный самурай, по всей видимости, не успел надеть. Меч, не раздумывая, подобрал, решив, что оружие мне не помешает. Сапоги, как ни странно, оказались подходящего размера, так что забрал и их, надев вместо своих почти развалившихся больничных тапочек. Быся, заметив это, засмеялся. Сам он даже в этой грязи и кровавой мясорубке щеголял во вьетнамках и, кажется, вообще не парился по этому поводу.
— Ну что, приятель, в самураи подался? — хохотнул он. — Скоро начнёшь харакири себе делать, если что не так пойдёт.
— Лучше харакири, чем бегать в шлёпках, как ты, — отрезал я, ухмыляясь. — У тебя что, Джа, в голове тропический отпуск? Или просто ноги проветриваешь?
Он заржал, как конь, и хлопнул себя по коленям.
Дальше мы двигались молча, продолжая зачистку. Ещё несколько стычек прошли быстро, но оказались не менее кровавыми, чем предыдущие. У разрушенного танковым выстрелом блиндажа нас встретили трое японцев, уже заражённых. Судя по кожа полным штанам, они были одними из первых, кто обратился. Ну и да… Запах от них шёл соответствующий.
Мы с Дмитрием и Алексеем перестреляли их, не сговариваясь. Затем у баррикады из мешков с песком наткнулись на последний организованный отряд — человек десять, но большинство уже теряли над собой контроль. Быся бросил гранату, разорвавшуюся за их укрытием, а мы с остальными обошли их и добили выживших. У входа в госпиталь японцы, похоже, пытались организовать оборону, но заражение и тут сделало своё дело — несколько обратившихся увлечённо пожирали трупы солдат и офицеров, нам оставалось только прикончить их.
Внутри госпиталя картина оказалась ещё более мрачной. Целый этаж, судя по всему, выделили для заражённых — их заперли там, за тяжёлыми железными дверями, но из-за решёток доносились нечеловеческое урчание, скрежет и удары о металл. Быся, стоя рядом со мной, сплюнул на пол и процедил:
— Надо всё поджечь, приятель. Пока эти твари не смекнули, что жрать можно не только иммунных, но и своих. До какой стадии разожрётся последний — даже думать не хочу.
Я покачал головой, чувствуя, как внутри всё сжимается от мысли о таком решении.
— Нет. Мы ничего поджигать не станем, пока не обыщем здесь всё. Вдруг тут есть наши? Или другие иммунные?
Быся пожал плечами, но, вот странность, спорить не стал, хотя его взгляд недвусмысленно говорил: «Ты зря тянешь время».
Мы начали осмотр этажей, двигаясь осторожно, с оружием наготове. И вскоре наткнулись на японского офицера, прятавшегося в подвале. Его форма была порвана, лицо исцарапано, но, как ни странно, он выглядел вполне вменяемым. Его глаза, хоть и мутные, не имели той звериной пустоты, что у заражённых.
«Иммунный» — сделал заключение я, когда вызвал справку по нему.
— Ты его хотел найти? — спросил Быся, хмыкнув. — Убивать иммунного — гуманность просядет. А за шкалой этой следить надо, иначе другие игроки на тебе свою будут поднимать.
— Зачем убивать? — предложил я, оглядывая пленного. — Может, с собой возьмём?
Что-то в японце вызывало настороженность, но убивать вот так, с ходу, я был ещё не готов. Или готов?
— Да ты поговори с этим упырём, — бросил Быся, усмехнувшись, и отошёл в сторону, оставляя меня наедине с японцем. — Побеседуй по душам. Сам всё поймёшь.
Полковника (а судя по погонам, это был именно полковник) бойцы примотали к стулу ремнями, которые впились в его кожу до багровых полос. Лицо японца было как застывшая маска. Седые, взъерошенные волосы, щетина, сухие, потрескавшиеся губы. На левой руке блестело обручальное кольцо. Взгляд его, обращённый на меня, не выражал ни страха, ни сопротивления — только пустоту, будто душа уже давно покинула тело.
Быся увёл бойцов в одну из сохранившихся больничных палат, чтобы те поспали. А я приступил к разговору «по душам» — как выяснилось, полковник неплохо говорил по-русски. Его имя и задание я не спрашивал намеренно — какая разница? Сейчас было важно решить, брать его с собой или нет. Преодолев оторопь офицера из-за царящего вокруг хаоса, я проигнорировал все его вопросы и начал задавать свои.
— Вы говорите, что служили императору? — спросил я, стоя перед ним и скрестив руки на груди. — Что для вас значит его приказ?
Он сглотнул, с трудом разлепил губы, издав хриплый звук, и заговорил с паузами, будто каждое слово давалось с трудом:
— Император… он не человек. Он… бог. Мы — его оружие. Смерть — наш долг.
Я хмыкнул, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. Его голос, его слепая вера в божественность какого-то смертного из выродившегося рода, как минимум,
