Глубокий рейд. Голова - Борис Вячеславович Конофальский
Аким вздыхает: сам виноват, нужно было сказать Олегу, как выходить из станицы.
Как вышли из протоки, так Аким сам сел на руль, дальше места пошли неприятные – длинные банки, отмели под тиной, их нужно знать, хотя сейчас всё отмели помечены вешками. Сейчас на всём мелководье стоят ловушки… Улитка… Самое её время, сейчас она жирная, тяжёлая, ленивая, выходит на мелкое место под солнышко – делиться. Вот её и ловят люди, пока не начала расходиться в разные стороны. Тут ещё много лодок с рыбаками, и с одной из них кричит Саблину горлопан Ванька Онищенко, они всегда с братом Семёном рыбачат:
- Аким, ты, что ли?
- Я, Иван! – откликается прапорщик.
- А я и гляжу, что ты… А лодка вроде не твоя!
Прапорщик ничего ему не отвечает, но и оборотов не прибавляет, идёт, как и шёл мимо.
- Эта получше твоей бывшей будет, - сообщает ему Иван, вставая в своей лодке и рассматривая лодку Савченко. И добавляет потом: – И звезду на погон получил, и теперь лодка – волшебная… Красиво живёшь, Аким!
Саблин опять ему не отвечает, а когда прошли, Олег, глядя в сторону братьев Онищенко, и спрашивает у отца:
- Бать, а чего это он? Нарывается, что ли?
- Да нет… Пустобрёх просто, балагур… Любит позубоскалить… Теперь начнёт языком трепать на пристани да в чайной, что видел нас на дорогой лодке.
- Бать, а зачем ему?
Саблин пожимает плечами:
- Да хрен его знает, говорю же, пустобрёх он. Болтун.
Он не сомневается, что так всё и будет, одно слово – станица… Тут ничего ни от кого не скроешь. Саблин и не удивится, если домой вернётся, а Настя уже будет знать, что они с Олегом на чужой лодке в болото ходили.
Ну да ничего, поехали дальше. Отошли от станицы, а сын, как человек, уже бывавший в болотах, взял ружьё. Для него десятый калибр уж слишком велик, и отдача от него солидная. «Десятка» и у взрослого мужчины после быстрого, неподготовленного выстрела навскидку может оставить синяк, а у мальчишки… Но отцовский штурмовой дробовик сын брать почему-то не захотел, стесняется, что ли, взять боевое оружие отца.
- Олег, - окликает сына Саблин.
- Чего, бать?
- Жарко. Хочешь в кубрик иди, кондиционер настрой. Посиди там воды попей.
- Нет, - Олег не соглашается, – я тут буду.
- Смотри, нам ещё час идти.
- Нет, бать, - сын беспечно машет рукой: ничего. Жарко, конечно, но он всё равно не хочет прятаться, будет терпеть жару.
А может, так и лучше, пусть привыкает, иной раз в болоте в полдень и спрятаться негде. Если ещё лодка на ходу, то хоть встречный воздух обдувает, а если стоит? Да, если в полдень в болоте не найти тени, то стоять на солнце, когда на термометре сорок пять, в КХЗ, в капюшоне, в респираторе, бывает… непросто.
А лодка Акиму нравится. Ну а что там может не понравиться? Вот только большая она, к ней нужно привыкнуть. Это на своей он мог на тридцатиметровом кусочке чистой воды, не сбавляя оборотов, почти уложив посудину на борт, развернуться на сто восемьдесят градусов, мог на скорости маневрировать в узких протоках. С этим транспортным средством такие фокусы не проходили. Аким за час, пока шли до нужного места, так и не смог «выкрутить» из моторов всю мощь. Лодка летела по болоту на очень хорошей скорости. Так легко шла, что Олег оборачивался на отца, а в глазах у сына светилось восхищение. Да, этим болотным агрегатом можно было восхищаться. Можно. Летала она так, что, даже заходя в тину, почти не сбавляла хода, а в тех местах, где случалась открытая вода, моторы и вовсе выдавали такую скорость, на которой Аким, кажется, ещё и не ходил никогда. И при этом лодка лежала на поверхности воды плотно, как утюг на ткни… Ни намёка на глиссирование или на скачки по воде, лишь нос на высоких оборотах чуть вскидывался вверх, и то не так чтобы очень. Судно было лёгким, при немалых своих габаритах. То есть и осадка у неё была очень комфортная, что снижало вероятность наскочить на мель или камень и повредить винты о дно.
«Ну, чего уж там… Хороший аппарат, – отмечал для себя Саблин. Но он всё ещё боялся выкрутить газ «до железки». – Надо бы его на русле каком-нибудь, на открытой воде попробовать».
Ему и вправду было интересно, что могут выдать ему эти два мощных мотора за кормой.
Глава 24
В принципе, счастье с сыном сегодня уже случилось – ещё там, у мостушек, когда Аким разрешил ему сесть на руль этого судна. Но раз уж хлебать мальчишке счастье, так полными пригоршнями. Они добрались до ключей, не встретив ни одной лодки по дороге. Аким на самых малых оборотах стал ходить от одного пятна открытой воды к другому, то ли присматривался, то ли прислушивался, в общем, в одном месте он моторы и заглушил. Ветра не было, он встал к краю большого ковра тины, одним бортом к открытой воде.
Это и были ключи.
Якорь был тут не нужен. Стало тихо, а Олег обернулся и смотрит на отца: что делать-то? И Аким ему говорит:
- Ну а чего ты сидишь-то? Рыбачить собираешься – так разбирай снасть.
Повторять Олегу не нужно; топая сапогами по дну лодки, он проворно встаёт, берёт рюкзаки и начинает доставать оттуда правильно сложенные лесы и аккуратно раскладывать их на банках. Достаёт короб с крючьями и тройниками. Вытаскивает нужные крючки, пока не самые большие, и начинает крепить их к стальным поводкам на лесах.
Аким закуривает и смотрит, как работает сын. Отцу нечего ему сказать или посоветовать. Олег сызмальства крутится рядом с ним, когда он готовит дома снасти. Сын давно уже разбирается в снастях.
Олег накручивает на крючок пластиковую приманку. И смотрит на отца: ну что теперь?
- Видишь перья рогоза… Вон они растут поодиночке…
- Ага, - сразу соображает сын. – Значит, тут под нами глубоко, обрыв, а там подъём; карась днём на склоне кормится.
- И карась, - кивает отец, - ну и стекляшка там может быть. Но для стекляшки сейчас рано ещё… Она в темноте сейчас сидит.
- Угу, - кивает сын и, раскрутив как следует грузило, кидает снасть от лодки в сторону редких перьев рогоза.
