Балтийские патриоты (СИ) - Буланов Константин Николаевич

Как уже было сказано, еще за несколько лет до начала войны, в этих местах начала вестись работа по подготовке горячей встречи того, кто позарился бы на русские земли. Или те земли, что в России уже начали считать своими. Так что на всем протяжении пути до Ялу 1-ю армию Японии ждало аж восемь засад, после чего ей предстояло полностью растаять в атаках основной оборонительной линии, что по своей неприступности и насыщенности вооружением даже не снилась защитникам Тюренчена в иной истории.

Терзаемый пограничниками, холодом, болезнями и недостатком питания авангард японских войск вышел к Ыйджу лишь 29 мая, затратив на переход почти на месяц больше, чем планировалось изначально. Сводный пехотный батальон – все, что осталось от растаявшей по пути, словно снег под лучами весеннего солнца, 2-й дивизии, первым подступился к границам Ыйджу лишь затем, чтобы навсегда остаться на улицах этого подготовленного к встрече противника города. Даже будучи прекрасно осведомленными о большой любви русских пограничников к тактике засад и наличии целой армии соглядатаев, японцы втянулись в узкие городские улочки, не имея иного выбора. Где-то там, позади, всего в одном дневном переходе находились силы еще двух дивизий, для которых в самом срочном порядке требовалось подготовить место квартирования. Да и своя артиллерия – аж дюжина уцелевших за время всех боев горных орудий, успела развернуться на ближайшей возвышенности, готовая обрушить гранаты и шрапнель на голову любого, кто осмелился бы оказать сопротивление пехотному батальону. И встреть русские своих противников на подходе к городу, так бы оно, несомненно, и случилось бы. Однако, когда едва ли не по всему городу началась заполошная стрельба, японские артиллеристы попросту не смогли показать себя во всей красе, опасаясь поразить своих же солдат, так как не было видно, где именно скрывался противник.

К сожалению, одноэтажные деревянные лачуги, из которых и состоял Ыйджу, не сильно способствовали укреплению обороны засевших в городе пограничников. Единственное, что играло им на руку – полное отсутствие местного населения, что ушло еще неделю назад, после того как было уведомлено о скором уничтожении этого города подходящими японскими войсками, да те укрепления, что удалось воздвигнуть за прошедшее время.

Дабы не демаскировать себя раньше времени, десятки тысяч набитых песком мешков укладывались не снаружи зданий, а внутри их стен, и уже за подобными баррикадами устраивались позиции для стрелков и пулеметчиков. Большей частью, конечно, для последних, ведь именно пулеметные команды, помимо станковых Максимов, каждый из которых позволял спокойно контролировать и удерживать целую улицу, простреливая ту на всю длину, имели на вооружении самозарядные карабины под пистолетный патрон, что, как никакое другое оружие, подходили для ведения боя на близкой дистанцию. То есть на тех самых городских улицах. Конечно, не были забыты и куда более многочисленные ручные пулеметы, неплохо показавшие себя в горных засадах. А вот простые стрелки, дабы не перенасыщать не сильно крупный город войсками, уже давно находились на китайском берегу Ялу, за исключением пары сотен оставленных для усиления пулеметчиков собранных вместе аж с двух бригад.

Все закончилось менее чем за полчаса. Растекшимся по улицам Ыйджу японским солдатам попросту не удалось скрыться в домах, когда начали работать русские пулеметы. Нет, конечно, они пытались выбить двери и ввалиться внутрь, ближайших лачуг. Но все дома, что не были заняты русскими бойцами, оказались добротно забаррикадированы изнутри, а двери к тому же забиты досками, так что даже налегая с разбега втроем их не удавалось вынести. В итоге, под тем ливнем пуль, что заполонил городские улицы, смогли уцелеть только те, кто залег за телами своих погибших товарищей или умудрился найти какую-нибудь щель, в которую и забиться.

Не менее половины батальона полегло в первые же пять минут боя. Все же командование пограничников прекрасно знало о наличии у противника артиллерии и потому часть японских войск требовалось взять в кольцо окружения, дабы не позволить их сослуживцам разнести в щепки весь этот город после того как поддет последний японский солдат. Накрыть же японские горные орудия огнем своей дальнобойной артиллерии, развернутой на противоположном берегу, тоже было нельзя, дабы не выдавать факта ее наличия раньше времени. Не зря ведь многочисленные конные разъезды уже несколько месяцев рыскали в округе, отлавливая всех подряд, кто пытался приблизиться к месту устройства оборонительных укреплений. Не везде, конечно, так как на подобное не хватило бы никаких сил. А только у Тюренчена и Аньдуня или Саходзы, как его еще именовали. Причем последний оборонялся исключительно силами флота и морской пехоты. Причиной тому являлся тот факт, что именно до Аньдуня могли подняться вверх по Ялу относительно крупные пароходы с осадкой в четыре метра и менее. Именно поэтому в нем и базировались русские канонерки, тогда как способные ходить куда выше по реке пограничные пулеметные бронекатера и даже пара речных мониторов, переделанных на скорую руку из небольших колесных пароходов, что с началом войны были переброшены с реки Ляохэ, «квартировали» в притоке Ялу – реке Эйхо, откуда они могли действовать в районе Тюренчена, не опасаясь появления вражеских кораблей, и заодно прикрывать имеющийся на Эйхо брод, напротив которого как раз устроила оборонительную линию одна из пограничных бригад.

Вообще, не смотря на сосредоточение солидного количества войск, русские никак не могли похвастать той же слаженностью, что японская армия. А все дело было в раздробленности бригад принадлежащих к разным ведомствам. Так моряки наотрез отказывались подчиняться приказам армейского командования и выполняли те или иные действия только после получения соответствующего приказа из Дальнего. Пограничники, хоть и обязаны были с началом войны пойти под армейское командование, все равно умудрялись сохранять некоторую независимость, так сказать, на местах, оправдывая это совершенно иными, нежели у армейских частей, штатами своих подразделений и имеющегося у них вооружения. Причем в силу поддержки их самостоятельных действий из самого Санкт-Петербурга, оспаривать приказы отдаваемые своим войскам генерал-лейтенантом Чичаговым, являющимся начальником Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи, не решался даже командующий всей Маньчжурской армии. Потому из пяти имеющихся на линии будущего фронта «пехотных» дивизий, только две армейские, что и занимали позиции у Тюренчена, имели непосредственное подчинение генералу Куропаткину. Да, да, вопреки уже известному исходу этой войны и даже вспомненной Иваном Ивановичем фамилии этого самого генерала, император назначил Алексея Николаевича командующим и на этот раз. А все потому что в своем докладе годовой давности по возможной скорой войне с Японской империей, генерал-адъютант и генерал от инфантерии Куропаткин предлагал тот же сценарий ведения боевых действий, что и сам Николай II. Во всяком случае, в начальный период войны. Сам генерал не был сторонником присоединения к России территорий Маньчжурии и Кореи. Он полагал, что неотвратимая война с Японией не стоила возможности распространения российского влияния на эти земли, что автоматически делало его противником Витте. При этом Куропаткин понимал, что никто не будет возвращать назад уже взятое и потому, дабы не плодить еще больше проблем, предлагал стратегию как можно более длительного сдерживания японцев на заранее подготовленных оборонительных позициях с постепенным отступлением и сдачей территории Южной Маньчжурии. Иными словами, для императора он являлся натуральным громоотводом, поскольку, претворяя в жизнь свою стратегию, прикрывал тем самым помыслы всероссийского самодержца, желавшего получить в первой половине войны подобных же результатов. При этом предоставлялась возможность сохранения в тайне собственных идей, что впоследствии позволяло свалить все неудачи отступления на командующего Маньчжурской армии. После этого, сделавшего свое дело мавра можно было бы заменить куда более боевитым Субботичем, успевшим изрядно повоевать в тех краях во времена подавления Боксерского восстания. Кстати именно по причине пассивности позиции Куропаткина в плане ведения боевых действий, ему и не позволили «наложить лапы» на пограничников и морских пехотинцев, коим как раз предстояло проводить немало активных операций, пока армия сидела бы в обороне. И уничтожение целой японской дивизии еще на корейской земле, было как раз одним из тех деяний, что получило возможность быть реализованным вопреки приказам Куропаткина. Кстати, вся 2-я дивизия японской армии и вправду была уничтожена. Ведь в то время, когда в Ыйджу пограничники добивали окруженных солдат сводного батальона, по расположению батарей горных орудий и обозу с тыла ударили прежде скрывавшиеся эскадроны драгун все тех же пограничных бригад. Молниеносный налет не позволил тем оказать достойное сопротивление, и потому в плен попало свыше двух тысяч человек только носильщиков. Также столь скорая расправа над авангардом 1-й армии позволила пограничникам перебраться на правый берег Ялу не только в спокойной обстановке, но также с немалыми трофеями. По этой же причине генерал Куроку, стоило ему ознакомиться с видимой частью оборонительных укреплений русских, затребовал к себе в качестве подкрепления всю 2-ю армию, что, в свою очередь, привело у началу операции уже давно разрабатываемой штабом флота. А как могло быть иначе, если по всем возвышенностям противоположного берега, куда ни падал взгляд, виднелась паутина окопов, и целые леса заграждений выполненных из колючей проволоки. И вот это им вскоре предстояло штурмовать, не имея ни одного орудия осадной артиллерии, которые не смогли доставить по той простой причине, что русские канонерки намертво перекрыли устье Ялу! Тащить же тяжеленные 120-мм орудия по дорогам, где с превеликим трудом удавалось, буквально на руках, пронести 75-мм пушки полевой артиллерии, виделось невозможным даже для японских солдат. Нет, имейся время и хоть какие-нибудь средства, они бы, несомненно, справились. Вот только окончательно задерганное высоким начальством командование не располагало этим самым временем и потому очень скоро им всем предстояло пойти на штурм той крепости, что устроили здесь русские.