Африканский гамбит (СИ) - Птица Алексей
Все стрелки, вместе с Ярым, залегли в траве, направив стволы своих винтовок в сторону ночного лагеря. Там ещё не спали. Ходили туда-сюда часовые, продолжалась ночная трапеза, слышался смех, и дикие крики развлекающихся воинов. Так продолжалось часа два, потом, постепенно, всё успокоилось. Ночной лагерь погрузился в тишину.
Подражая ночной птице, Ярый прокричал условный сигнал. Под корнями одного из деревьев, заискрило, и послышались приглушённые ругательства. Часовые пока не обращали на это внимания. Наконец, там же, замерцал слабый огонек, который перекинулся на фитиль бомбы. Дождавшись, пока он разгорится, Заза привстал, и метнул горшок, как он про себя называл эти бомбы, вперёд. Кувыркаясь в воздухе, бомба полетела, разбрасывая в ночи искры от горящего фитиля. В процессе вращения фитиль выпал, и рассыпавшись горящими угольками по земле, бессильно угас.
Бомба же, пролетев положенное расстояние, врезалась в лоб испуганному часовому, осыпав его осколками. Нет, осколки просто просыпались, вместе с чёрным порохом, не причинив никому вреда, кроме лба незадачливого часового.
Вслед за первой, полетела и вторая, которую постигла аналогичная судьба, в смысле, не взорваться. Фитиль в ней просто погас, и она покатилась под ноги, некстати проснувшемуся, солдату. Громкая ругань, разозлённого белого вояки, потрясла лагерь. Заза же, в это время, судорожным движением, поджигал фитиль третьей бомбы. Уже, почти отчаявшись, он отгрыз фитиль, сделав более коротким, поджёг его, и, высунувшись из-за дерева, что есть силы, швырнул её.
На этот раз, бомба не подвела его, но разорвалась ещё в воздухе.
— Ага, надо меньше отгрызать, — мелькнула здравая мысль в мозгу Зазы, и четвёртая бомба полетела следом за третьей, а вслед за ней, и все остальные. Подвела только самая последняя, не взорвавшись, остальные, как и было задумано, разорвались, либо в воздухе, либо на земле.
Полковник Мартин Долизи проснулся, от страшной орудийной канонады, «Откуда здесь взялись пушки», — подумал он, и бросился искать свои форменные брюки, по всей палатке.
За тонкой тканью метались солдаты, громко ругались его офицеры, и чёрные капралы. Не успел он натянуть свои брюки и китель, прицепить саблю и револьвер, как в палатку ворвался капитан Жовье, и с выпученными, как у лягушки, глазами, стал скороговоркой докладывать о неожиданном нападении неизвестно кого, и этот кто-то, закидал их ручными бомбами. Словно, в подтверждение его слов, утихший было, грохот разрывов, снова всполошил стрекотание винтовочных выстрелов, слышавшихся со стороны Банги.
— К пулеметам, орудиям! — проорал приказ полковник. Пулемётные расчёты бросились к пулемётам, артиллеристы, тоже не мешкали, а стали разворачивать свои орудия, в сторону ярких огоньков вспышек выстрелов.
Вокруг творился хаос, чёрные тиральеры метались, внося панику в ряды других солдат, и мешая белым ротам отбивать нападение. Плотность огня всё возрастала. Вокруг уже лежали убитые и раненые. Наконец, один из пулемётов открыл огонь, практически наугад, и грохот его выстрелов быстро заглушил сухое тявканье винтовочной стрельбы. Следом за ним, включился в работу и второй, за ним и третий.
Грохнуло выстрелом первое орудие, разом заглушив все три пулемёта. Снаряд, набрав скорость, улетел, неизвестно куда, оставив о себе лишь запах сгоревшего заряда, да пустую гильзу. В ответ на этот выстрел, раздался громкий звук барабанного боя. Пулемёты развернулись на звук, и дали пристрелочную очередь туда, тамтамы резко умолкли.
А потом, потом начался ад. С двух сторон на них бросились чернокожие дикари, размалёванные белой краской в несусветные узоры. Они выскакивали демонами, из-за деревьев, соскальзывали с веток, поднимались, словно мертвецы, с земли. Делая это с дикими воплями, визжа, как будто, их жарили на сковородах черти в аду.
Они бросались в атаку, с пеной на губах, и с вытаращенными глазами, отчего их белки, как будто бы, сами светились во тьме, порождая жуткое зрелище. Завязалась рукопашная, каждый бился сам за себя, и, не видя остальных. Отличить врага от товарища, можно было, только, по белой форменной одежде, у тиральеров, либо, раскрашенному узорами телу, у партизан.
В самый разгар рукопашной, со стороны, откуда вёлся винтовочный огонь, послышался рёв атакующего врага. Присоединив штыки к ружьям, на солдат Долизи, ринулись бойцы Ярого, также раскрашенные белыми боевыми узорами, как и партизаны Момо.
Они пошли в страшную штыковую атаку, которой их учили казаки.
«Ты, главное, ничего не бойся. Беги, коли, ори. И ни о чём не думай», — говорили они.
А вот что чёрные воины умели хорошо делать, так это не думать. И они неслись вперёд, почти стелясь над землёй. Пулемётные расчёты, отвлечённые рукопашной схваткой, ещё успели развернуть стволы пулемётов в сторону новых нападающих, но не успели выпустить и по одной ленте, как бы взяты в штыки.
Их кололи и рубили, та же участь постигла и орудийные расчёты. Белые роты продолжали оказывать упорное сопротивление, понимая, что лучше смерть в бою, чем в желудке у дикаря.
А чернокожие тиральеры, не выдержав ночного боя, ужаса, который им внушали воины великого унгана Мамбы, о котором они уже немало наслушались, бросились бежать, в разные стороны, кидая оружие и снаряжение, лишь бы поскорее смыться, дальше от ночной битвы.
Всё смешалось. Путая друг друга, в ночи бились, друг с другом, тиральеры, от страха путая своих с «мамбовцами» Никого не путали воины Момо, убивая всех подряд. Воины Ярого, отбив пулемёты и орудия, дальше не пошли, отстреливая тиральеров из винтовок.
Ярый, подскочив к одному из пулемётов, развернул его, с помощью своих воинов, на французов, и, выпустив короткую пристрелочную очередь в воздух, для предупреждения воинов Момо, открыл огонь, расстреливая в упор уже всех подряд, находившихся перед ним.
Воины Момо, естественно, не поняли его предупреждения, но после открытия огня и первых потерь, бросились в разные стороны. Пулемётный огонь стал последней каплей, и переломил ход всего сражения, белые роты побежали. Их, и так, осталось уже немного, а тут ещё, и кинжальный огонь, хаос, страшная и непредсказуемая Африка, сломили их силу воли.
Как только бросились бежать солдаты, побежали и капралы, а вслед за ними, и офицеры. Вне себя от ужаса, летел сквозь джунгли капитан Жовье, спотыкаясь о корни деревьев, обдирая в кровь, плечи и ноги, он катился по земле, вставал, и снова бежал, падал, катился, вставал, бежал. Остановился он только утром, без сил свалившись в какую-то яму. Мимо пробежал один из солдат его батальона, но у него больше не было никаких сил бежать, и он так и остался лежать в яме.
Зашелестела листва на краю ямы. Жовье выхватил, чудом не утерянный во время бегства, револьвер. Сверху на него смотрела змея, но, не обычной для леса, зелёной окраски, а чёрной, как ночь. Дразня его своим раздвоенным языком, она, с минуту, смотрела на него, потом, посчитав его больше не интересным, развернулась, и, шурша чешуйчатой кожей, уползла прочь.
Собрав все силы, капитан Жовье вылез из ямы, и принялся собирать остатки пяти батальонов.
К обеду, он собрал гораздо меньше батальона. Судьба остальных солдат была неизвестна. Не нашёл он и полковника Долизи. Были потеряны все орудия и пулемёты.
Набравшись мужества, и боясь вернуться без полковника, не предприняв даже попытки его найти, мёртвым или раненым, либо отбить его из плена, если он в него попал, он, кое-как, сплотив солдат, числом около семисот человек, из которых, было около ста белых солдат и офицеров, снова повёл их в бой. Но, не пройдя и трёх километров, из кустов в них снова полетели отравленные стрелы, а потом и раздались слитные залпы из винтовок.
Хлестнула очередь из пулемёта, и Жовье побежал со своими солдатами во второй раз, и больше нигде не останавливался. Теряя, обессиливших от усталости и ран, людей, он продолжал вести остатки отряда в Браззавиль. Достигнув его, через три недели, он вышел с тремя сотнями солдат, из которых восемьдесят семь было белых. Полковника Долизи, они так и не нашли, и не знали ничего о его судьбе.
