Алексей Калугин - Время лживой луны

– Конечно, покажи, – не открывая глаз и не прерывая сна, поддержала Мамаша Рю.

– Ну… Не знаю… – В сомнении отец Иероним принялся стучать ложечкой по краю блюдца. И вдруг решительно зашвырнул ложку в кусты. – Нет, он должен это увидеть!..

Отец Иероним рывком поднялся на ноги, так, что стул, на котором он сидел, опрокинулся на траву, и принялся живо подбирать полы поношенной рясы.

– Эй… Эй! Ты чего это делаешь-то! – подавшись назад, непонимающе уставился на попа Макарычев.

– Все в порядке…

Под рясой у отца Иеронима оказались байковые кальсоны цвета бедра испуганной нимфы, стягивать которые он, по счастью, не стал, и длинная блокитная ночная рубаха с геометрическими узорами в духе Малевича. Задрав рубаху, поп оголил сначала бледный впалый живот, а затем… Макарычев чуть с лавки не свалился, увидев небольшую уродливую головку, пристроившуюся под левым соском на груди отца Иеронима. Головка была размером с два кулака и здорово смахивала на гуттаперчевую маску с выемками на обратной стороне, в которые нужно вставлять пальцы, чтобы заставлять маску кривляться. На сморщенной макушке у нее торчало несколько длинных волосин. Вместо носа – две дырки. Ухо – только одно, правое. Глаза выпученные, как у страдающего базедовой болезнью, закрыты плотными, складчатыми, будто из дерматина вырезанными веками. Из приоткрытого рта торчат два кривых желтых зуба. Из угла стекает струйка мутной слюны.

– Ну, как? – посмотрел на сержанта Антип. – Что теперь скажешь?

Первоначальный шок от увиденного прошел, и Макарычеву даже не пришлось делать над собой усилие, чтобы усмехнуться.

– Кто сценарий писал? – спросил он в ответ.

– Что ты имеешь в виду? – не понял Антип.

– Он думает, что мы его дурачим, – чуть приоткрыв левый глаз, задумчиво изрекла Мамаша Рю.

– Точно! – указал на нее пальцем Макарычев. – Вам, Мамаша Рю, нельзя отказать в проницательности!

Ничего не ответив, карлица закрыла глаз.

– А, так вы думаете, что это не настоящее? – спросил, указав на приросшего к его груди уродца, отец Иероним.

– В мире, где все – лишь иллюзия…

– Это – не иллюзия, – перебил сержанта поп. – Это, – он коснулся пальцем лба уродливой головы, – мой брат-близнец. Мы так родились. Сросшимися. Тело его не развилось, но разум – гораздо сильнее моего. Помните, вы удивлялись тому, что я говорю не как священнослужитель? Так вот, в тот момент вы разговаривали не со мной, а с моим братом Исидором.

– А сейчас я с кем разговариваю? – все еще недоверчиво усмехнулся сержант.

– А с кем из нас вы хотите поговорить? – спросил в ответ единый в двух лицах поп.

– Да, в принципе, мне все равно…

– Не говорите так! – поднял руку отец Иероним. – Равнодушие – это самый страшный грех, в который может впасть человек!

– Разве? – удивился сержант.

Что-то он о таком грехе не слышал. Чревоугодие, прелюбодеяние, леность… Всего семь… Кажется…. Что там еще?.. А, какая разница – равнодушия там все равно нет! Получается – врет поп. Как и все попы начиная с библейских времен.

– У нас в поселке двадцать восемь человек, – Антип взял со стола сахарницу и вывалил ее содержимое на скатерть. – И каждый страдает тем или иным уродством. – Он взял белый кирпичик рафинада и поставил его на другой такой же. – И уже не в первом поколении… – Третий сахарный кирпичик лег на два других.

– Как известно, любое небольшое замкнутое сообщество обречено на деградацию и вымирание, – сказал, глядя в стол, отец Иероним. – Против природы не попрешь, – он поднял взгляд на Макарычева. – Это господь посылает нам испытания, – тембр голоса отца Иеронима остался прежним, а вот интонации стали немного другими. Или Макарычев уже сам начал придумывать то, чего нет? – Он наказал нас уродством, но и послал избавление от него в виде башен.

– Судя по тому, что я вижу, не очень-то они вам помогают, – скептически прищурился сержант.

– Ну, видел бы ты меня прежде, – осклабился в ответ Антип. – Сейчас я хотя бы, ну, на человека похож. А отец Иероним так и вовсе…

– Хватит! – остановил разговорившегося Антипа поп. – Если вы считаете, что это, – он возложил руку на сморщенную голову брата своего Исидора, – только спецэффекты, которыми мы намерены поразить ваше воображение и вызвать сострадание к несчастным уродцам, то нам, пожалуй, и в самом деле трудно будет о чем-либо договориться.

– Дело не в том, что я думаю. – Макарычев с обреченным видом вздохнул и приложил кончики пальцев к краю стола. Если поначалу разговор был похож на болтовню в психушке, то теперь он напоминал беседу двух иностранцев, ни один из которых ни слова не понимал на языке другого. – Я не могу ни о чем с вами договориться, потому что у меня нет таких полномочий. И я даже не знаю такого человека, кто бы взял на себя такую ответственность. Все информационные башни на территории России подлежат уничтожению. Все. Точка. Больше говорить не о чем.

– Но мы не отдадим их просто так, – сказал Антип. – Мы станем защищать их.

– Это несерьезно, – снисходительно улыбнулся сержант.

– Несерьезно? – насмешливо посмотрел на Макарычева отец Иероним. – Вас было десять. Не считая девки призрачной. Десять хорошо подготовленных бойцов. И что? Где вы теперь?

– Ну, допустим, – не стал спорить Макарычев. – С десятью вы справились. А как насчет сотни? Вы и им рассчитываете головы задурить?

– Ну, Мамаша Рю, – Антип кивнул на спящую карлицу, – спрячет их во временной карман.

– Это еще что такое? – удивился сержант.

– Наше секретное оружие.

– Тоже богом дарованное?

– Ну, не знаю, – честно признался Антип. – Но Мамаша Рю уверяет, что туда можно хоть целую армию спрятать. Да так, что никто не сыщет.

– Я не знаток сверхъестественного…

– Это пространственная физика, – подала голос Мамаша Рю.

– Откуда она все это знает? – спросил у попа Макарычев.

– На нее снизошла благодать господа, – ответил отец Иероним. – После того как Мамаша Рю воскресла из мертвых, она стала говорить очень много странных слов, которых прежде не знала. Порой ее совершенно невозможно понять. Но зато она лучше любого из нас может управлять реальностью.

– Мамашей Рю она стала звать себя после воскрешения, – добавил Антип. – А прежде тетей Марфой звалась. Ну, Марфой Стопотиной.

– То есть эта старушка, – взглядом указал на Мамашу Рю сержант, – и есть ваше секретное оружие?

– Можно и так сказать, – согласился отец Иероним.

– А я-то думал, вам господь помогает, – изобразил разочарование сержант.

– Конечно, помогает, – ничуть не смутился отец Иероним. – Иначе бы он не воскресил Мамашу Рю и не наделил ее особыми способностями.

– Ну, так пусть Мамаша Рю покажет какой-нибудь фокус.

– Того, что ты уже видел, мало?

– Как-то все это не очень убедительно, – скроил гримасу сомнения Макарычев. – Не пробирает до глубины души.

– Ну, это потому, что в тебе нет веры! – погрозил сержанту пальцем Антип. – Нет веры – вот и души не чуешь!

– Может быть, – не стал отрицать Макарычев. – Но я все равно не пойму: ежели у вас есть Мамаша Рю с ее могучим временным карманом, чего вы от меня-то хотите?

– Нам нужно слово.

– Слово?

– Именно. Только слово.

– Не понял…

– Слово, как известно, лежит в основе всего мироздания…

– Слушайте, кончайте вы мне сказки рассказывать!

– Мамаша Рю может подтвердить…

– Да при чем тут Мамаша Рю! Какое слово вы хотите от меня услышать?

– А сам ты разве не знаешь?

– Нет.

Отец Иероним и Антип переглянулись. Антип озадаченно почесал затылок. Поп прикусил верхнюю губу.

– Выходит, это не тот человек, – сказал Антип.

Отец Иероним окинул Макарычева оценивающим взглядом. Как будто собирался покупать.

– Но все сходится…

– Не на все сто.

– Ну, ожидать стопроцентного совпадения не приходится…

– О чем вообще идет речь? – подал голос Макарычев.

Его будто не слышали.

– Ну, так что нам теперь делать? – спросил у попа Антип.

– Откуда мне знать! – пожал плечами отец Иероним.

– Ну, так спроси у Исидора!

– Он тоже не знает.

– Ну а Мамаша Рю? – Антип толкнул старушку-карлицу локтем. – Эй, Мамаша Рю!.. Мамаша Рю!..

От толчков Антипа тельце старушки раскачивалось так, что, казалось, вот-вот упадет с высокого стула. Но глаза карлицы оставались закрытыми, а на губах блуждала тень улыбки трижды просветленного будды.

– Оставь старушку в покое! – прикрикнул на Антипа отец Иероним. – Если бы она знала, что делать, то сама сказала бы!

– Эй! Уважаемые! – постучал ладонью по столу Макарычев. – Объясните мне, в чем дело?

– Тебе это не интересно, – не глядя махнул на сержанта рукой Антип.

– Тогда какого черта я тут делаю?

– Не богохульствуй! – строго погрозил сержанту пальцем отец Иероним. – Произошла ошибка. И нам теперь нужно решить, как быть.