Алексей Калугин - Время лживой луны
Отец Иероним поднял руку, согнул ее в локте и средним пальцем потрогал макушку.
– Ну, это еще как посмотреть…
– Да как ни смотри!
Попик будто и не услышал попытавшегося перебить его сержанта.
– …С одной стороны, вроде как да, бред чистой воды. Но в то же время… – взгляд отца Иеронима скользнул по столу, как будто искал что-то. – В то же время… – рука попика метнулась к большой синей чашке с Эйфелевой башней на боку и выхватила из нее круглые карманные часы на цепочке. Довольно улыбнувшись, отец Иероним показал часы сержанту. – В то же время мы должны признать, что пытаемся рассуждать о вещах, о которых имеем только самое общее представление…
– Если вообще что-то имеем, – вставил Антип, прихлебывая чаек.
Приоткрыв один глаз, Мамаша Рю задумчиво посмотрела на Макарычева.
– Ты знаком с теорией суперструн?
– Она это серьезно? – покосился на попика сержант.
– Я вообще понятия не имею, о чем она говорит, – безразлично пожал плечами отец Иероним.
– Мы сидим на дне колодца… – медленно начала Мамаша Рю.
– Это я уже слышал.
Сказав это, Макарычев вдруг подумал, что выглядит довольно-таки глупо, стоя навытяжку перед тремя комичными персонажами, беззаботно попивающими чай. Он подошел к столу, снял с плеча кота и посадил его на скамью слева от себя. Справа он поставил рюкзак. Перешагнул через скамью, сел и пододвинул к себе чашку с дурацкой физиономией и надписью «Ну и что дальше?».
– Плесни чайку, – кивнул он Антипу.
Мужичок поднял большой заварочный чайник и в самом деле плеснул самую малость на дно сержантской чашки. Макарычев тяжело вздохнул, взял другой чайник и налил себе полную чашку заварки.
– Нельзя пить такой крепкий чай, – с укоризной посмотрел на него Антип. – Цвет лица испортится.
Макарычев только рукой на него махнул, взял стеклянную розетку и с горкой навалил в нее земляничного варенья.
– Мы сидим на дне колодца… – снова начала свою речь Мамаша Рю.
Но и в этот раз ей не удалось сказать ничего больше. Старушка-карлица вдруг страшно вытаращила глаза, запрокинула голову назад и захрипела так страшно, будто кто-то ее душил. Антип и отец Иероним разом кинулись старушке на помощь.
– Ну, что вы, что вы, Мамаша Рю, успокойтесь, все будет хорошо, – быстро затараторил попик, изо всех сил стараясь вернуть голову карлицы в исходное положение.
Не с первого раза, но все же ему это удалось. Антип тут же сунул палец старухе в рот, надавил на нижнюю челюсть и, как только она разинула рот, сунул туда большущую ложку сливового варенья.
Не лучший способ помочь человеку при удушье, подумал, глядя на процедуру, Макарычев. Но, к его глубочайшему удивлению, Мамаше Рю варенье помогло. Старушка задышала ровнее и снова прикрыла глаза морщинистыми веками, оставив лишь узкие щелочки, через которые наблюдала за происходящим.
– Так вот, как я уже сказала, мы сидим на дне колодца…
Сказав это, Мамаша Рю умолкла. А отец Иероним с Антипом замерли, затаив дыхание. Все трое, казалось, ждали: что на этот раз помешает старушке продолжить речь?
Макарычев взял бублик, разрезал его вдоль, густо намазал маслом и слепил две половинки. Желтое сливочное масло выступило из разреза. Красиво получилось. Аппетитно. Вот только мака на бублике было маловато.
– Как вы уже сказали, Мамаша Рю, мы все сидим на дне колодца, – Макарычев бубликом указал на сияющую в небе луну, после чего откусил от него кусок.
– Да, – моргнула одним глазом старая карлица. – Бублик – тоже подходящая модель.
– Модель чего? – решил уточнить Макарычев.
– Мира, в котором мы живем. Если бы ты был знаком с теорией суперструн, то знал бы, что четырехмерность нашего мира обусловлена тем, что мы существуем на мембране сложно организованной пространственной структуры, имеющей, по меньшей мере, четырнадцать измерений. А потому временами происходят накладки – привычное нам число измерений увеличивается на одно… на два… на три… на четыре…
Начав отсчет, Мамаша Рю каждую новую цифру произносила все тише, а дойдя до четырех, уронила подбородок на грудь и заснула.
– И что она хотела этим сказать? – доедая бублик, спросил Макарычев.
– Даже я понял, – усмехнулся отец Иероним. – Твоих друзей поглотила многомерная пространственная аномалия, образовавшаяся на этом самом месте. – Поп ткнул в стол серебряной чайной ложечкой.
– А может быть, это мы как раз находимся в той самой аномалии, которую Мамаша Рю назвала колодцем, – добавил Антип.
– В любом случае, – продолжил отец Иероним, – как только аномалия рассосется, все встанет на свои места. И потерявшиеся снова встретятся.
– Надо же, – с нарочито серьезным видом покачал головой Макарычев. – Многомерная пространственная аномалия! Вот, оказывается, в чем тут дело! А я-то, по глупости, полагал, что все происходящее с нами в последнее время это бред, вызванный воздействием информационного поля и работой уинов.
– Ну, одно другому не мешает. – Отец Иероним налил чай в блюдечко, поднял его, держа обеими руками, и разом опорожнил. Поставив блюдце на стол, попик кинул в рот кусочек колотого сахара и весело захрустел им. – Хотя слово «бред», применительно к данной ситуации, по-моему, не совсем верно.
– Точно, – кивнул Антип. – Ну, в смысле, оно не отражает реальной картины происходящего. – Он поднял палец и довольно улыбнулся. – Во!
– Мы видим мир не таким, какой он есть на самом деле, а каким хотим его видеть. – Отец Иероним снова наполнил блюдце чаем, но пить почему-то не стал. – Это очевидно.
– Слушайте, вы же верующие люди! – едва ли не с возмущением всплеснул руками сержант. – А рассказываете мне о многомерности пространства, о суперструнах, о субъективности восприятия!.. Солипсизм какой-то, а не православие!
Отец Иероним отодвинул наполненное чаем блюдце в сторонку, сложил руки на столе, подался вперед и произнес, заговорщически понизив голос:
– Вот об этом-то мы как раз и хотим с вами поговорить. – Поп резко подался назад и вскинул руку, предупреждая любые возражения. – Некая цепь событий привела к конфликту между нами. – Отец Иероним сцепил руки в замок. – В результате сложилась ситуация, которая не устраивает ни одну из сторон. Следовательно, нам необходимо найти из нее выход. – Поп расцепил пальцы и положил руки ладонями на стол. – Давайте начнем с того, что никто из нас не может точно сказать, что именно произошло на самом деле. Наше подсознание, сам образ нашего мышления в той или иной степени определял то, как мы видели ситуацию и как мы ее оценивали. А следовательно, ни один из взглядов нельзя считать объективным.
Макарычев усмехнулся и покачал головой. Откинувшись назад, он провел ладонью по мягкой спине сидевшего рядом кота.
– А икра у вас есть? – спросил он.
– Ну, естественно! – Антип пододвинул сержанту голубую фарфоровую вазочку с крышечкой.
– Черная или красная?
– А какую хочешь?
– Вот то-то и оно! – щелкнул пальцами Макарычев. – Здесь все ненастоящее!
– В смысле, на столе?
– Да при чем тут стол, – сержант состроил такую гримасу, будто с тоской смотрел на бедного, несчастного, босоногого сироту, прикорнувшего прямо на асфальте, у бордюра. – Речь идет о мире, в котором вы живете с тех пор, как принялись культивировать информационные башни.
– Не согласен! – азартно взмахнул рукой попик. – Наш мир реален ровно настолько, насколько мы сами этого хотим. А то, что ты не знаешь, какая икра здесь лежит… – Отец Иероним щелкнул ногтем по вазочке, что предложил сержанту Антип. – Так это, уважаемый, называется принципом неопределенности. Слыхал про кошку Гейзенберга? Так вот здесь, – он снова коснулся пальцем голубой вазочки, – икра Гейзенберга. И мы не узнаем, красная она или черная, а может быть, и вовсе минтая, до тех пор, пока не откроем крышку. А до того момента она и та, и другая, и третья одновременно.
– А если я захочу не икры, а меда? – спросил Макарычев.
– Ну, вот тебе мед, – Антип поставил перед сержантом глиняный горшочек, до краев наполненный медом. – А уж что это за мед – сам попробуй и скажи.
– Все это не так, – затряс головой Макарычев. – Неправильно! Отец Иероним! – глянул он на попа. – Вы хоть сами понимаете, что сейчас вы совсем не тот человек, с которым я встретился в доме у Антипа? Вы ведете себя не так, как он. Вы говорите иначе… Какой нормальный поп станет опираться в своих доводах на Гейзенберга!.. Вами манипулируют. Да так ловко, что вы и сами этого не замечаете… Вас уже не удивляет то, что среди дня на небе луна!.. Вы… – Макарычев запнулся, не зная, как лучше выразить свои мысли, беспомощно взмахнул руками. – Да вы все тут не в своем уме!
– Так же как и ты, – спокойно ответил попик. И облизнул ложечку, которой во время экспрессивной тирады Макарычева накладывал себе в розеточку айвовое варенье. – Ты ведь тоже видишь луну.
