Владимир Свержин - Трактир «Разбитые надежды»
– Лилия, я тебя прошу, иди с Зауром. Он тебя в обиду не даст.
– Кто такую дэвушку обидит, я ж из того своими руками шашлык сделаю! – кинжал до половины вышел из ножен и со звоном вернулся обратно, чтобы поняли, чем именно Заурбек планирует шинковать коварного злодея.
– Я не пойду, – дочь старосты была тверда, как никогда. – Знаешь, я тут стреляю лучше многих и ножом владею. Мы с тобой бок о бок воевали. Ты когда-нибудь видел, чтобы я трусила?!
– Нет. Но я очень тебя прошу. Так будет лучше.
– Не будет. Я встану рядом с тобой.
– Да-да, и я рядом с тобой встану. И мы им так наваляем, что у них пятки задымятся! Вот и Черный согласен, – встрял еще не остывший от недавней обиды Марат.
Пес удивленно поднял глаза и высунул язык, точно стараясь понять, в чем это его обвиняют.
На лице Рустама отразилось неподдельное удивление. Сначала женщина, а потом чешуйчатый перечили Лешаге и продолжали, как ни в чем не бывало, оставаться в живых. Раньше возражения мог позволить себе лишь Бурый. Видно, и впрямь что-то странное и необычное творилось в этом мире.
– Я сейчас… – крепыш попятился. – Сейчас всех оповещу.
* * *Места за столиками в цитадели Трактира были заняты все до единого. Большинство собравшихся так или иначе знали друг друга. Не всегда они готовы были преломить хлеб. За многих нельзя было поручиться, что, повстречайся они за пределами этого священного места, не поспешат без лишних слов перерезать друг другу глотки. Но здесь все были равны, и все в одинаковой степени имели право голоса. Хозяин Трактира, долговязый, носатый, как все его предки, монументально восседал за стойкой на вращающемся табурете, сжав в пятерне ручку кассового аппарата. Увидев, что зал до предела заполнен, он подал рычаг вниз, оповещая характерным звонком, что заседание военного совета началось.
Лешага выступал первым. Командовать на линии огня ему, пожалуй, было бы проще, чем убеждать десятки собравшихся здесь вояк единым строем выступить против общего врага. Но сказать веское, правильное слово было необходимо. Леха поправил автомат, обвел глазами публику, ища поддержки.
Его здесь хорошо знали, а кто не знал лично, был наслышан. Он видел скуластое, загорелое лицо Рустама, его хищно прищуренные глаза. Этот не предаст в бою, но при дележе добычи готов будет вырвать кадык за лишнюю пуговицу. А вон Морж, с вечной нелепой улыбкой на широком лице, – увалень увальнем, пока не доходит до дела. В схватке его свирепость и представить трудно. Усач, как всегда, на взводе. Лихой боец, постоянно ищущий ссоры и чувствующий себя в драке, как рыба в воде. Много, очень много знакомых лиц. Но взгляды тяжелые, настороженные. Оно и понятно. Толковище в Трактире – событие из ряда вон. Лешага просто так народ собирать не станет. Раз уж собрал, предстоит большая драка. Да что там большая – небывалая. В такое пекло кому лезть охота?
– Сюда идут враги, – начал Лешага. – Много врагов, тысячи. Чего хотят – не знаю. Убивают и жгут людей живьем. На днях выжгли речников.
По столикам прокатился гомон недоумения и возмущения.
– В селении, я сам видел, на площади гора обгорелых трупов. Захватили Павловбунк, теперь направляются сюда.
По залу вновь прошла волна ропота. Многие из сидящих здесь людей – опытные караванщики, десятки раз тянувшие нитки через все Дикое Поле, уже соображали, как бы побыстрей отправиться из Трактира восвояси. В безлюдных землях и затеряться несложно, да и в своих краях людей предупредить надо.
– Павловбунк в пяти днях ходьбы отсюда, – куда-то в пространство бросил Трактирщик.
– Неделю тому назад враг был уже там. Еще у них есть кони.
– Это тебе девка твоя сказала?! Или во сне привиделось?! – вскочил с места Усач. – Войско в несколько тысяч! Да такого и быть-то не может.
Зубы Лешаги сжались до хруста. Пальцы сами собой нащупали рукоять ножа. Усач расплылся в глумливой ухмылке. Длинные, закрученные усы – предмет его особой гордости, поднялись к ушам.
«Нельзя, – осадил себя Леха. – Сейчас нельзя».
– Пустое сказал, – он чуть приподнял губу, точно подавляя зевок. – Не веришь? Сам иди, смотри. Вон мост. А послушаешь, может, что поймешь. Вот он, – Леха кивнул в сторону Нуралиева, – из Павловбунка, сам расскажет.
– Еще и беглеца с собой притащил! – не унимался давний соперник. – Что хлопец, быстро драпал?
Лицо Нуралиева вспыхнуло, но тяжелая рука воина оборвала его рефлекторное желание схватиться за кобуру. Парень встал с места у столика, приблизился к стойке и заговорил четким, хорошо поставленным голосом, не терпящим возражений:
– Я Нуралиев из Павловбунка, удостоенный высокого звания лейтенанта, командир взвода роты аэродромной охраны, на сегодняшний день старший офицер Павловбунка, свидетельствую. Отряд неопознанного противника впервые был обнаружен ввиду наблюдательных постов бунка двенадцать дней тому назад. Передовое охранение вступило в бой, но было уничтожено превосходящими силами врага. Неприятель хорошо вооружен как легким стрелковым оружием, так и бомбометами. Попытки удержать оборону на внешнем периметре не увенчались успехом. Понеся большие потери в живой силе, противник все же овладел укреплениями. Личный состав занял оборону непосредственно в бунке. Туда же были эвакуированы все оставшиеся в живых мирные жители. Мы удерживали оборону в течение трех дней. Когда бой уже кипел на ближних подступах к главному входу, было принято решение вывести гражданских в безопасное место. Приказ командования мною был выполнен беспрекословно, точно и в срок.
– Ишь ты… – попробовал было оскалиться Усач.
– Э-э-э, ты рот заткни. Я твой нюх топтал! – перебил его сидевший за спиной Рустама Заурбек.
– Чего-чего? – верзила с Южных Перекатов вскочил из-за стола.
– Всем сидеть! – рявкнул Трактирщик.
– Ну, ты еще выйдешь отсюда… – процедил задиристый соперник Лешаги.
– Мы все выйдем, – спокойно добавил Леха. – Надо сейчас решить – куда.
– Скажи-ка, лейтенант, – плавно растягивая слова, заговорил Морж, – а что это за история-то такая, будто людей они жгут?
– Это не история. Так и есть, – лицо молодого офицера помрачнело, точно сажа пожарища выступила на нем. – Когда неприятель появился ввиду наших постов, командованию бунка был передан ультиматум. Его зачитали в офицерском собрании.
Там говорилось, что хан, имени уж не припомню, наместник пророка Аттилы, посланного на землю Творцом Вселенной и Потрясателем Небес, там еще много подобного было, повелевает гарнизону и всем жителям склонить голову и принять истинную веру. Сам пророк, как было написано в ультиматуме, волей Господа прислал его сюда, дабы неверующие уверовали. Тем же, кто, услышав слово истины, останется глух и будет роптать на волю Предвечного Властителя и Вершителя Судеб, уготована смерть в огне.
Дальше там говорилось, что некогда Творец Небес послал сына к погрязшим в грехе, и те распяли его. Горе Отца было велико, но милосердие куда больше. Он вновь, устами человека просветленного и смиренного, явил свою волю. Но лишь тот, кто склонил голову пред вооруженной рукой Пророка, сделался верным. Неверные же, обретя силы, великим числом и многим оружием окружили их. И грянул Тот День, как воздаяние за грехи и неверие.
Но гнев Бога все же не сравнится с его любовью. Пророк Аттила, избранный встать над народом верных, снова принес в мир слово Божье. Все, кто покорится ему, обретут путь в мир светлый, где среди садов течет сладкая вода и прекрасные девы ублажают праведников, где плоды сочны и душисты, где пища всякий день сама появляется на застеленных столах, где солнце ласково сияет в небе, и ночь блистает Луной и наполнена песней соловья. Для всех же иных, – Нуралиев сжал кулаки, – единственный удел – смерть и пламень. Гнев Явителя Истины – бич для них.
Он замолчал, обведя зал тяжелым взглядом.
– Мы решили драться.
В зале воцарилась тишина. Даже Усачу как-то вдруг расхотелось бросать колкости в сторону Лешаги и его спутников. Молодой лейтенант стоял, гордо выпрямившись, сжав кулаки, точно прямо сейчас переживал тот миг, когда было принято решение отстаивать бунк до последнего. Казалось, больше всего офицера печалит, что он сейчас не там, в стенах горящей цитадели, среди погибающих, а вероятнее, уже погибших друзей и соратников. Конечно, он радовался, что выжил. Но эта радость была густо замешана на глубокой горечи.
– Скоро всадники будут здесь, – нарушая затянувшуюся тишину, напомнил Леха. Его слова точно сорвали вентиль. Голоса мощным гулом заполнили комнату. Все кричали одновременно, стараясь, криком и потрясанием рук перебить друг друга, на что-то ответить, быть услышанными.
– Надо обороняться здесь, – твердили одни. – Укрепить палисад, созвать всех, готовых взяться за оружие. Послать гонцов в бунки…
– Удержать бревенчатую изгородь не удастся, – твердили другие, – и тогда здесь будет свирепая резня. Не спасется ни старый, ни молодой. Надо уходить в Дикое Поле, рассредоточиться, унести все ценное. Всадники не будут долго стоять в Трактире, если не найдут запасов еды и добычи. Они пойдут дальше в степь. А там без опытных проводников могут без следа растаять и тысячи воинов.
