Безбашенный - Арбалетчики в Вест-Индии.
Когда я вернулся наконец домой, то застал занимательную картину маслом. Юлька — млять, легка даже на мысленном помине — возясь вместе с Велией с Волнием, читала ему по памяти какие-то детские стишки — ага, то и дело запинаясь, поскольку сама помнила их не очень-то хорошо, зато на нормальном человеческом языке. Ну и славненько — я-то их вообще практически не помню, хотя мелким был — помнил, кажется, все. Вылетает ведь из башки всё, что не требуется по работе или в повседневной жизни. Счастливая мать и гостья, увлёкшиеся вознёй с карапузом, моего прихода не заметили, выглянувшей с кухни Софонибе я, ухмыльнувшись, подал знак молчать, и только сам спиногрыз при виде меня ловко взобрался на стенку своей клетки, явно задавшись целью форсировать преграду. Юлька, перепугавшись, подхватила его на руки — и остолбенела, не поняв юмора. Велия, проследившая за взглядом сына и увидевшая наконец моё появление, всё расценила правильно и юмор поняла, после чего мы с ней расхохотались над юлькиным изумлением.
— Канатбаев, он у тебя какой-то…
— Ага, антиграв включил, — подтвердил я, принимая у неё из рук наследника и подбрасывая его несколько раз в воздух, — Всё нормально, он у нас такой. Когда хочет, чтобы его подняли повыше, то и сам помогает, как умеет.
Потом я спустил его на пол, где были рассыпаны в полном беспорядке деревянные кубики.
— Мы с ним пробовали домик построить, а ему неинтересно, — пожаловалась Юлька, — Это разве нормально?
— Для него — нормально. Вы ж, небось, какую-нибудь халупу строить пытались — что интересного в таком примитиве? Мы с ним сейчас крепость строить будем, — отцепив перевязь с мечом и пояс с кинжалом, я тоже уселся на пол и принялся сооружать квадратный в плане периметр стен с воротами и башнями по углам.
Волний сначала просто следил, высунув язычок, потом начал подавать мне кубики, а там и сам, въехав в суть незамысловатого архитектурного проекта, стал добавлять недостающие строительные блоки — сикось-накось, конечно, так что я подправлял за ним, стараясь делать это понезаметнее. Особенно, когда надстраивали с ним перемычку над проёмом ворот. Затем, пристроив большую часть крупных кубиков, взялись за мелкие и выложили из них поверху стены парапет с зубцами.
— Ты его сразу таким сложным вещам учишь? — поразилась наша педагогичка.
— Нормально, пусть привыкает. Жизнь — она ведь вообще штука сложная. Так, теперь в углу главную башню замка пристроим…
В общем, ужин нам подавался прямо на пол, где мы и поглощали его — ага, без отрыва от производства. К тому моменту, как свод из маленьких кубиков наверху башни достроили — пару раз обваливался, сволочь, и приходилось перестраивать заново — как раз и доели. Потом, видя, как мы усаживаемся за стол поболтать за жизнь, карапуз снова попросился на руки, а оттуда — на колени, и Велия прыснула в кулачок, потому как уже поняла, что сейчас будет. Юльку же наш обезьянёнок застиг врасплох, и та выпучила глаза, когда мелкий посерьёзнел, сосредоточился — и небольшой лесной орешек, предварительно очищенный мной от скорлупы, вдруг САМ покатился по столешнице к нему. Ну, покатился — это громко сказано, на самом деле процесс был прерывистым, пару раз я ему даже незаметно помог, но в основном он всё-же справлялся сам.
— Ты его уже и ЭТОМУ учишь?!
— Естественно. А когда ж его ещё начинать этому учить? Чем больше освоит сейчас — тем легче будет потом осваивать остальное.
— Ну ты прям сверхчеловека какого-то растишь! Ницше, что ли, начитался?
— Ага, «так говорил Заратустра» — и его в своё время в том числе. А кого ты мне растить предлагаешь? Винтика? Государева холопа? Рабочего муравья для горячо любимой родины? А хрен ей — не мясо? И кроме того, Юля, я спешу — времени мало, всё второпях делаю, а успеть надо многое…
— Ах, да, ты ведь на полгода…
— Даже немного больше. Надо пораньше выехать — и Володе там помочь контакты навести, и с мореманами заранее сработаться. А ещё — с Гнеем Марцием, римлянином нашим, лучше бы не списываться, а лично встретиться. Если «посылку по почте» ему пришлю — это один эффект, а если из собственных рук свои подарки вручу — сама понимаешь, совсем другой. Тогда гораздо проще договориться обо всём будет…
— Ты задумал тот самый финт ушами, который мы обсуждали на днях?
— Ага, именно его. Сама же говорила, что потом эту лазейку прикроют, так что нечего резину тянуть. Только пока — молчок об этом.
— У меня ещё не готов проект вашего договора — там ведь надо как следует все юридические тонкости продумать, чтоб никаких подвохов потом не всплыло…
— Ничего, время ещё есть…
— На это-то есть. А вот как насчёт того, что ты мне обещал?
— Вообще-то я тебе не обещал.
— Макс, не будь занудой! Мириам этой беспутной делаешь, а мне? Я, между прочим, первой попросила!
— Млять, Юля, мать твою за ногу! Охренела, что ли?!
— Во-первых, не выражайся при ребёнке. Он, конечно, всё равно потом от похабной солдатни нахватается, у которой — не без вашей помощи, кстати — через каждый десяток иберийских слов минимум одно русское матерное. Но то — на улице, а не в доме. А во-вторых — знает уже твоя, успокойся! Поговорили мы с ней уже — иначе ведь от тебя не дождёшься. Решишь ведь ещё, параноик фигов, что шантажировать тебя потом буду. Не будет этого, не парься. Ты же на полгода с лишним убываешь, времени мало, а я тоже успеть хочу!
Мы с Велией переглянулись и расхохотались. Млять, ну отчебучила, оторва!
— А про Мириам ты откуда узнала?
— Я сама ей рассказала, — пояснила моя ненаглядная, — Она как раз твой аппарат занесла, а тебя нет. Пока ждали тебя — поболтали, разговорились, потом с Волнием стали возиться, увлеклись…
— И что ты об этом думаешь?
— Раз уж на то пошло — почему бы и нет? Тем более, что и Юля тоже — уже не последняя в очереди. Софониба уже давненько меня о том же просит…
— Ну, бабы, вы даёте!
— Так радуйся, что даём, хи-хи! — схохмила Юлька.
Радовался я, впрочем, не столько этому, сколько тому, что эта оторва весьма своевременно перескочила с не менее скользкой темы. А если учесть заморочки античного мира — так и с куда более скользкой, к обсуждению которой родня моей дражайшей половины — аристократы, млять — уж точно не готова. Уж очень нестандартный с их точки зрения финт ушами я задумал. Так что рано ещё об этом говорить, слишком рано. И у Юльки проект договора не готов, и мне самому ещё многое обмозговать тут надо хорошенько. Никак нельзя мне в этом деле лопухнуться. Если выгорит всё так, как задумал — большое и нужное дело сделаю и для себя, и для семьи, и для всех своих потомков, начиная вот с этого вот сидящего у меня на коленях карапуза. А следом — и для всех наших…
12. Римский раб
Читая текст предложенного ему частного договора, Гней Марций Септим то и дело хмыкал — иногда изумлённо, иногда одобрительно — а затем, даже не дочитав ещё до конца, но уже явно въехав в суть, расхохотался.
— И ты туда же, варвар? Меня буквально на днях попросили о подобной же услуге трое союзников-латинян и двое италиков, хе-хе! Но они задумали переселиться в Рим, а тебе-то это зачем? Разве плохо тебе живётся в Испании и Африке? Не очень-то ты похож на обездоленного и ищущего лучшей жизни в Риме! — проквестор скосил взгляд на мои «скромненькие» подношения и ухмыльнулся.
— Римское гражданство с некоторых пор весьма полезно и в Испании, — ответил я ему, — Ты сам видел немало испанцев, которым оно уж точно не повредило бы, если бы они обзавелись им вовремя, — я намекал на давно уже ставшие привычной частью окрестного пейзажа вереницы бредущих под конвоем рабов, из которых подавляющему большинству предстояло окончить свои дни на рудниках, — Зачем же я буду упускать такую возможность для себя и своей семьи? Жизнь может повернуться по всякому.
— Ты хитёр и дальновиден, испанец! — одобрительно заметил римлянин, — Но способ! Хе-хе! Как ты вообще додумался до такого?
— Разве я виноват в том, что по римским законам никакого другого способа просто нет?
— Ну, так уж прямо и никакого? Сенат и народ Рима могут даровать римское гражданство чужеземцу, оказавшему им важные услуги. Например, Масинисса…
— Всего-навсего царь Нумидии, поставивший на службу Риму всё своё царство. Многие тысячи нумидийцев служили Риму и погибли за Рим, но лишь один только Масинисса, единственный из всего своего народа, стал за это римским гражданином. У меня же, почтенный Гней Марций Септим, нет ни царства, ни многотысячного войска, и я не в силах оказать римлянам ТАКИХ услуг, за которые мог бы рассчитывать на такую награду от сената и народа Рима. Зато я могу услужить одному римлянину — тебе, например. И получить римское гражданство с твоей помощью — тем единственным способом, который допускают римские законы. Что плохого в том, что мы с тобой поможем друг другу, если Рим не потерпит от этого ни малейшего ущерба? Всего лишь небольшая частная сделка между двумя честными и порядочными людьми…
