Федор Вихрев - Пулеметчики. По рыцарской коннице – огонь!
– Говорят, построил на холме свое войско Гарольд, разместив между своими дружинниками воев из крестьян и стрелков из самострелов. Когда же воины норманнов пошли на англичан вверх по склону, стал быть, ударили стрелки. Рассказывают, самострелы их были столь сильны, что били норманнов на недоступных для луков последних расстояниях. Но, думаю, стал быть, лгут норманны об этом. Не хотят признаться, что англы просто лучшие воины оказались, чем норманны полагали до того.
– Может быть. Но англичане, значит, победили?
– Не просто победили, стал быть, разбили норманнов полностью. Едва три сотни бойцов и полусотня кораблей спаслись опосля сего побоища. И теперь в Нормандии усобица началась – уцелевшие князья меж собой и с войсками, поддерживающими сына Гиллема – Робера и его мать, воюют. Но это, стал быть, мы уже не застали…
Едва гость распрощавшись, ушел, как Владимир нетерпеливо встал и, расхаживая по шатру начал втолковывать воеводе.
– Надобно срочно дать заказы на самострелы мастерам нашим. Пусть измыслят, как сделать их мощнее и легче. Коль англам они пользу принесли, то и нам не лишними будут.
– Самострелы, княже, не такое чудо-оружие, как тебе после рассказа новогородца показаться могло. Медленно стреляют, громоздки и тяжелы, стрелок с таким оружием требует защиты, так как нет у него серьезного оружия для ближней схватки, – возразил Порей.
– Знаю сие, боярин, знаю. Но слышал же ты рассказ. Пойми, можно издалека проредить войска неприятеля и нанести удар потрясенному врагу конными и пешими воинами. Да, не вооружить всех стрельцов самострелами, но вместе с лучными стрелками они сильно помогут нашей победе. Кто у нас самый лучший лучный мастер?
– Гордята, он же и самострелы делает по заказу, – ответил Порей.
– Приедем в город, призови его ко мне…
Порей только кивнул в ответ, но ничего не успел сказать, так как заглянувший в шатер молодший дружинник удивленно заметил:
– Княже, тут два немца[57] датских просят их приняти.
– Немцы? Откуда? – удивился воевода.
– Они в обозе гостя новагородского шли. Прознав про тебя, пришли с поминками[58] и, как бают, разговором важным. По-русски говорят, но странно до невозможности.
– С поминками? И по-нашему разумеют? – Князь удивленно покрутил головой. – Зови. Да вели слуге вина греческого принести и заедок новых.
Едва слуга успел обновить стол, как в шатер вошли трое высоких, много выше большинства дружинников, гостей. Причем двигались они не как купцы, а как опытные воины; воевода, сидевший сбоку от князя, даже напрягся. Мало ли что бывает. Бориса и Глеба, как и Аскольда с Диром, зарезанных, на Руси все помнят. Но гости вели себя дружески. Поклонились, потом один из них, видимо, старший, поздоровался по-русски со странным акцентом, совсем не похожим на датский.
– Здравствуй, князь Владимир Ярославович.
– Будьте здравы и вы, гости дорогие, – ответил князь. – Сядьте, угоститесь и поведайте мне, в чем нужда ваша.
Гости действительно сели, и старший из них неожиданно попросил разговора наедине.
– Вы, князь, потом решите, кому и что рассказать из того, что я вам передам от имени моего командира, – к удивлению князя и воеводы сказал он. И его спутники, оставив в шатре небольшой, аккуратно сбитый ящик из тесаного дерева, без лишних слов вышли, поклонившись. Вышел и Порей.
Когда же князь и гость, в котором Владимир уже отказывался видеть датчанина и гадал только, откуда он, остались вдвоем, молодой князь услышал невероятную историю о пришедших из будущего потомков его потомков, перенесенных неведомой силой из-под осаждаемой имперскими немцами крепости в Англию. Не меньшее удивление вызвали у князя и подарки, привезенные лично ему: небольшой непонятный предмет, который силой заключенной в его внутренностях алхимии мог метать пули, похожие на пращные. Но больше всего поразили князя не подарки и даже не книга, неведомым способом написанная так, что одна буква не отличалась от другой, и не список истории, которая должна была произойти. В самое сердце поразило молодого, богобоязненного, но уже вполне сформировавшегося будущего повелителя земли Русской, что мечта его о союзе князей неосуществима. Что только прошедшие через много веков и много горя от завоевателей его потомки вернули Руси единство и силу. Но для этого они установили власть одного, по примеру Древнего Рима или Византии. И только тогда Русь стала великой. И не просто великой, а империей.
– Благодарен я тебе, Сергей, сын Олега, за столь мудрый рассказ. А отряд ваш жду, можешь так и сообщить своему… ротмейстеру, – закончил разговор князь. – Но тебя попрошу остаться и помочь мне в осознании дел предстоящих. А что касаемо тайны… сие я понимаю. Знание твое – тоже оружие, причем сильнее мечей, копий и стрел, сильнее дружин многотысячных. И отдавать его в руки толпы корыстных и недалеких людей, словно разведчиков израильских в руки жителей Содома и Гоморры, глупо будет. Но и зарывать его, как талант, в землю, еще большим грехом полагаю. Посему, раз уж Бог мне явный знак подает, с вашей помощью возвеличивать Русь будем. Чтобы никакие безбожные мунгалы над ней две сотни лет владеть не могли. Да и англов в союзниках иметь согласен. А с женитьбой сначала с батюшкой обговорить надо, но посольство англицкое примем с честью.
Так закончился еще один судьбоносный разговор, перевернувший историю не только Европы, но и Азии. А в Европе тем временем, как и говорил сведущий воевода, не воевали только ленивые и те, кто копил силы для новых войн.
Глава XVIII. Вспыхнуло криком разгневанных звезд…
А за рекой – свихнулась икебана… Кто с кем дерется и кому назло?! Ой, тяжело в деревне без нагана! Да и с наганом – тоже тяжело.
АлькорВ Нормандии тем временем набирали силу беспорядки. Даже в Руане стало неспокойно, сторонники Роберта и Ги Потейского устраивали стычки, переходящие во взаимную резню, прямо на улицах. Зато бретонцам повезло. Слуги герцога Конана составили заговор против своего господина, собираясь отравить его во время осады. Заговор разоблачили, виновных повесили, а заодно повесили смутьянов, развязавших войну, – Руаллона с Кадуаллоном. Ходили слухи, что Бастард организовал заговор, еще когда только начал подготовку к завоеванию английского трона, а некоторые говорили, что Матильда отважилась на это злодейство, видя неминучую беду Нормандии от бретонцев. Взбешенный герцог поклялся, как утверждали, отомстить и взял замок Беврон штурмом. После же наступления более-менее теплой погоды его войска ворвались в Нормандию с юга, неся смерть и опустошение. А с севера вновь вторглись понтейцы…
Город еще боролся, хотя окраины уже озарялись дымом пожаров, а бои шли на улицах, ведущих к центру. Только район порта был еще более-менее спокоен, если можно назвать спокойствием лихорадочную погрузку на корабли ценных вещей и припасов. Неожиданно на пристани началась паника, большинство грузчиков побросали тюки и пытались убежать или укрыться среди разбросанных на причале грузов, бочек и стоящих телег. Десятка три воинов, охранявших погрузку, бросились вперед, стремясь остановить ворвавшийся на припортовую площадь отряд конницы и пехоты. Разгорелся упорный бой, исход которого угадать было не слишком сложно: нападающие превосходили обороняющихся не только наличием конницы, но и численностью.
– Отчаливаем! – стоящий на кормовой палубе самого большого корабля, носящего имя «Мора», капитан покосился на стоящую рядом богато одетую женщину с невозмутимо-властным лицом. Она промолчала, и капитан занялся своими делами, изредка поглядывая на море, где среди волн виднелись корпуса пятерки боевых шнеккаров мятежников. Однако сейчас, когда пала последняя крепость, сохранявшая верность семье Бастарда, – уже не мятежников, а войск законного герцога Нормандии. Ги Понтейский одержал убедительную победу, и теперь только судьба и искусство капитана «Моры» могли спасти Матильду и ее детей от плена. Корабль, набирая скорость благодаря попутному ветру, устремился вперед, пытаясь ускользнуть от вражеских кораблей.
– Раны господни! – внезапно вырвалось у капитана. Он показал рукой герцогине на тройку многомачтовых кораблей, чьи паруса внезапно показались на горизонте и теперь приближались к «Море» с невиданной скоростью.
– Проклятые англы! – Капитан еще раз посмотрел на приближающиеся и нагоняющие корабли, покосился на все так же безмолвно стоящую Матильду, на лице которой сквозь маску высокомерия пробивалось отчаяние, и, перекрестившись, приказал: – Лечь в дрейф! Не сможем мы убежать ни от кого, – пояснил он свои действия герцогине. Она лишь молча кивнула, рассматривая приближающийся к «Море» корабль, явно собирающийся взять их на абордаж. Два других корабля устремились навстречу шнеккарам понтейцев.
