Алексей Колентьев - Туман войны

Найдя выход в четырех куриных яйцах, маленькой склянке подсолнечного масла и паре крупных помидорин с дачного участка, Журавлев повернулся к гостю:

— Яичницу будете?

— Если вас это не затруднит, Николай… Можно вас так, без отчества?

— Можно.

Гость раздвинул губы в улыбке, неожиданно широкой и располагающей, словно говоря: «Да ладно, церемонии уже ни к чему».

— Вот и хорошо, разговор предстоит непростой. Вам известно что-нибудь о некоем конгломерате западных бизнесменов, именующем себя «Консорциум»?

— Нет. — Новости, которые сообщил Селиванов, ошеломили майора, но он быстро взял себя в руки, и вот уже на сковородке заскворчала яичница с помидорами и репчатым луком, крупно порезанным кольцами.

— Чуть позже я расскажу вам о той операции, которую вы и ваш новый отдел будете проводить. — Гость невольно повел носом в сторону плиты, видимо, не соврал насчет голодного начала дня. — Дело непростое, многое придется делать без прикрытия и страховки, таковы правила. Но давайте сначала подкрепимся.

Журавлев не хотел есть, взял только кусок хлеба, а гостю выложил все содержимое сковороды в тарелку с золотым ободком по краю и сел напротив. Гость аккуратно и быстро расправился с яичницей, несколько виновато поглядывая на Николая, а потом, отпив изрядный глоток крепкого чаю, вынул из старомодного серебряного портсигара папиросу, предложил Журавлеву, но тот отказался. Селиванов высек огонек из простой, в стальном поцарапанном корпусе, явно недорогой зажигалки «зиппо». Язычок бесцветного пламени опалил архаичную, почти киношную папиросу «Герцеговина Флор». Лицо визитера окуталось клубами ароматного дыма, отчего Николай инстинктивно потянулся к пачке «Столичных», лежавших тут же, на подоконнике кухонного окна, вместе с пластиковой одноразовой зажигалкой. И вот наконец Селиванов начал рассказывать, и чем дальше он неторопливым тоном проговаривал все то, о чем Журавлев так или иначе догадывался, тем холоднее становилось майору в тот теплый августовский день восемьдесят восьмого года.

Спустя час Селиванов ушел, оставив новоиспеченного начальника отдела в тягостном замешательстве. «Стране пришел конец, государство доживает последние дни, и с этим уже ничего не поделаешь». Эта фраза, произнесенная полковником, никак не укладывалась в голове майора. Даже то обстоятельство, что визитер сообщил о своей принадлежности к самой закрытой секретной структуре в Союзе, не так потрясло Николая, как перспектива краха всего, что он так любил и ради чего рисковал жизнью. Но многочисленные факты и фактики, копившиеся месяцы и годы, словно цветные стеклышки в детском калейдоскопе, неожиданно сложились в страшный, кровавый узор. Своих бойцов он пока решил не посвящать в детали сделки с комитетчиком. Для них вполне достаточно его личного приказа или просьбы, в случае чего ребята будут ни при чем. Согласившись помогать организации, представляемой Изяславом, Журавлев ни разу об этом не пожалел, поскольку работа ничем не отличалась от обычной, даже рутинной деятельности его группы. Для солдата, каким Журавлев себя считал всю свою жизнь, нет хуже осознания того, что бороться с врагом, идущим по родной земле, невозможно. Альтернатива, предложенная Изяславом, давала надежду на успешное противодействие агрессору, и Николай твердо решил, что будет биться до конца, то есть до тех пор, пока жив. Что до семьи, то он знал твердо, что если просто сбежит, прихватив их с собой, то не сможет жить с осознанием факта своего дезертирства. Зина и Машенька его поймут, должны понять. Кроме того, гость пообещал, что Комитет не оставит семьи тех, кто вынужден подставляться под удар. Обычно Журавлев не доверял голословным посулам, но сейчас что-то ему подсказывало: невзрачный человечек не врет.

Задания от нового куратора приходили по линии управления, за них точно так же шли поощрения, премии и даже награды, и майор понимал, что работа его отдела направлена на подготовку какой-то крупной операции. Все, как всегда, было скрыто, и он, как рядовой исполнитель, знал лишь часть от целого. И вот только сейчас, в этом прожаренном египетском дворике, он понял, что вершится нечто важное. Задание было простым: захватить группу американских и немецких разведчиков, под видом археологов копающих неподалеку от знаменитой пирамиды Джосера.[75] Люди, с которыми предстояло воевать, были выведены своими официальными структурами за штат и подчинялись странной организации под названием «Консорциум». С тех пор как Журавлев стал выполнять задания комитетчика, он уже три раза так или иначе входил в соприкосновение с оперативниками, принадлежавшими именно к этой организации. Воевали они жестко, без перчаток, как, впрочем, и сам Николай, поскольку и он, и его противники понимали, что поставлено на карту…

От размышлений его отвлек звук мотора белого микроавтобуса «тойота», который въехал под арку. Внутри сидели трое его бойцов. Подхватив дипломат, в котором лежал укороченный немецкий пистолет-пулемет МР-5,[76] Николай сел в машину. Магазин этой новой игрушки снаряжен бронебойными патронами, и при нажатии клавиши под ручкой переноски из дипломата прольется свинцовый вихрь, от которого не спасут даже новомодные кевларовые бронежилеты. Патроны ему передал молчаливый парень из штата посольской охраны, через него же Николай и его бойцы получили все остальное оборудование, снаряжение и машину. Судя по звуку, у нее под капотом был форсированный двигатель, а вместо обычной магнитолы — широкополосный сканер радиочастот.

За рулем сидел Вадим Свешников, смуглый горбоносый крепыш, которого легко можно было принять за местного, благо по-арабски он говорил практически как местный житель. Вадик был классным водителем и по совместительству — пилотом, способным поднять в воздух и посадить где угодно все, от современного истребителя до тяжелого пассажирского лайнера. Подав ему сигнал двигаться к контрольной отметке, Журавлев откинулся на сиденье рядом с Иваном Винниченко, сухопарым шатеном с тонкими, интеллигентными чертами лица. Роговые очки, кудрявая, с высокими залысинами на лбу, темно-каштановая шевелюра и обезоруживающая застенчивая улыбка Ивана стоили жизни двум агентам израильской «Моссад», пятерым цеэрушникам и троим «коллегам» из геленовской шарашки, что расстреляли в Вене австрийцев-связников. Винниченко был ликвидатором, штатной «тяжелой артиллерией» группы. Кроме того, он слыл мастером перевоплощений и чуял слежку каким-то неизвестным науке органом, который не раз выручал всю группу и его самого. Сложив на коленях худые руки, Иван то и дело поглядывал в боковое окно, мурлыкая себе под нос песенку из мультфильма «Трое из Простоквашино» — сигнал о том, что слежки нет.

— Макс уже на «подскоке», командир, — нарушил молчание третий боец, повернувшись вполоборота к Журавлеву с переднего пассажирского сиденья. — Клиенты сидят в пансионате, на северо-восточной окраине города. Двое уехали на раскопки еще вчера, вернулись два часа назад. В сеансах связи нет нештатных выходов в эфир. Новых людей, кроме связника, не появлялось.

Этим третьим был Эдик Павликян, взрывотехник, вопреки стереотипам, сложившимся о его соотечественниках, мрачный и неразговорчивый крепыш с наголо бритым черепом, блестевшим в лучах клонившегося к закату солнца. Особо выделялись на его плоском лице «профессорская» бородка и крючковатый длинный нос. Нетипичный по складу характера армянин умел отвечать на вопросы, которые Журавлев только собирался задать, но болтливостью не отличался. Эта его привычка озвучивать то, что витало в воздухе, а потом как ни в чем не бывало смотреть в пространство, словно все сказанное не имело к нему ровным счетом никакого отношения, снискала Павликяну славу некоего говорящего камня. Отсюда и пошла его кличка — Командор, очень уж он походил манерой поведения на каменную статую из известного фильма с Высоцким. Но взрывником Эдик был знатным: один раз он изготовил из пластиковой взрывчатки точную копию кофейной чашки, практически неотличимую от обычной, но с химическим детонатором. Чашка с налитым в нее горячим кофе попала в руки намеченному в мишени гражданину Арабских Эмиратов, любившему давать деньги афганским моджахедам. Любитель кофе почитал это богоугодным делом, и Аллах наверняка засчитал ему пожертвования как плюс в общей статистике, когда обычная кофейная чашка снесла своему владельцу голову. Дело в том, что духовский благодетель держал приличный штат охраны и полный набор сканеров, определяющих работу электронных устройств. Даже в сортир он ходил только после проверки комнаты на наличие «сюрпризов», а штурм в тех условиях обернулся бы для группы Журавлева стопроцентным уничтожением личного состава и не гарантировал устранение мишени. Четыре пояса безопасности, два полных взвода хорошо подготовленных охранников и близость военной базы, откуда подкрепление к людям «благотворителя» пришло бы в течение десяти минут, не оставляли никаких шансов на успех операции. И тогда Павликян продемонстрировал свое изобретение в действии и сам сыграл роль официанта в кофейне, где мишень постоянно останавливалась по пути из города в свое поместье, чтобы выкурить кальян и запить его чашкой крепкого кофе. А этот напиток там действительно готовили бесподобно, во вкусе «благодетелю» не откажешь…