Закон контролера - Дмитрий Олегович Силлов
– Просто устал немного, – сказал я, садясь на куче мешков и понимая, что впервые за несколько месяцев наконец-то нормально выспался. – Пойдем, что ли, наружу, посмотрим, как там дела у контролеров.
Мы вышли из пристройки, подошли к дверям кузницы, запертым изнутри.
Тишина…
– Ну, это их дела, я внутрь не полезу, – сказал Шахх. – Но у меня для тебя хорошие новости. Пока ты дрых, приходили наши снабженцы от благодарных заказчиков из Четвертого и Одиннадцатого миров, принесли материалы для новых заказов, что тебе неинтересно, и кучу жратвы, что тебя после двухдневного сна должно заинтересовать. А главное – много консервированной крови! Потому предлагаю сходить к холодильнику и отпраздновать твое возвращение из мира снов.
– Интересно, тебя что-то кроме жратвы интересует? – спросил я.
– Вопрос, как я понимаю, чисто риторический, – зевнул ктулху. – Кроме жратвы меня интересуют перспективы личностного и карьерного роста, а также мир во всех вселенных Розы Миров – мечта хоть и утопическая, но, согласись, грандиозная. Ну, так что насчет холодильника? Идем или как?
Ответить я не успел.
С той стороны дверей кузницы раздался грохот отодвигаемого засова, и из недр помещения, дохнувшего на нас удушливым запахом сгоревшего угля и разогретого железа, вышли два контролера. Черные от сажи и переутомления, с осунувшимися лицами – и горящими глазами фанатиков, осуществивших задуманное. Хотя, может, такой эффект давало отражавшееся от поверхности глаз кузнецов неестественно яркое сияние цвета чистого неба, которым горел клинок ножа.
Этот нож, лежавший на толстом куске выделанной кожи, нес Медведь – и я как-то сразу понял, почему он не берет его в руки. Тот случай, когда собственное творение может легко выпить из тебя жизнь, если не знать, как правильно с ним обращаться.
Признаться, и я слегка оробел, когда увидел творение контролеров Распутья Миров. Несомненно, это была «Бритва»…
Но не моя «Бритва».
Чужая.
Так бывает: глянешь на девушку и понимаешь на уровне интуиции – не твоя. Не получится у вас ничего, хоть с виду и красивая она, и вроде нравится, и даже улыбается она тебе слегка, мол, ну что, рискнешь подойти?
Кузнецы остановились. Шаман неторопливо достал из-за пояса добротные ножны, ловко подцепил ими клинок, который скользнул в сшитую точно по мерке кожаную одежду, словно того и ждал.
– Ну вот, – сказал Шаман. – Готова работа. Только не знаю, стоит ли тебе браться за рукоять. Энергия черепа, который мы уничтожили в том числе для того, чтобы зарядить этот нож, слишком древняя. И как-то мы сами не уверены, что ты справишься с такой силой. К тому же ты сам знаешь закон «Бритвы».
– Знаю, – кивнул я. – Такой нож можно продать. Или подарить. Или снять с мертвого тела, убитого не тобой. Тогда от нее новому хозяину будет только польза. По-другому завладеть этим ножом не получится. Отомстит.
– И мы не можем ни продать его, ни подарить, – сказал Медведь. – Мы просто его сделали из артефакта, принадлежащего не нам. И, видит Мироздание, было непросто выковать нож и насадить его на рукоять, не прикоснувшись к нему руками. Ну что, берешь его, сталкер?
Признаться, такого поворота я не ожидал. Вот она, лежит передо мной на куске кожи, точная копия моей «Бритвы» с рукоятью из «вороньего камня» – видимо, у кузнецов остался он с прошлого раза, и те бесценные остатки артефакта, принесенного мной из другого мира, они не пожалели на вторую рукоять.
Но как воспользоваться этим ножом, когда интуиция прям звенит внутри тебя, словно натянутая струна, будто я к голодной аномалии подошел, которая только и мечтает о том, чтобы я к ней прикоснулся, дабы выпить из меня жизнь в мгновение ока?
– Правильно, сталкер, не трогай чужое. Не надо.
Они вышли из-за кузницы один за другим.
Четверо эсэсовцев в черной парадной форме. У троих в руках уже хорошо знакомые мне автоматы StG 44, у четвертого, с погоном и петлицами оберстгруппенфюрера СС, – самый узнаваемый и дорогой немецкий пистолет Второй мировой войны Luger P08, из которого он небрежно целился мне в грудь.
– Ну вот, как я и говорил, мы и снова встретились, Снайпер, – с ухмылкой проговорил Карл Гебхард. – А контролерам я бы порекомендовал на будущее все-таки закрывать порталы, чтобы к ним не приходили нежеланные гости.
Ситуация была, мягко говоря, не очень. Кузнецы свое обещание сдержали, и у них на ремнях за спинами висели автоматы Калашникова – на мой взгляд, более действенное оружие в этом мире, чем экзотические вормганы.
Но – за спинами.
Мой АШ-12 я держал в руках, но толку от этого было мало: одному мне четверых положить не удастся. Может, Гебхарда я и срежу, но при этом его пристяжь наверняка положит или меня, или Шахха, или кузнецов.
– Правильно думаешь, сталкер, – кивнул оберстгруппенфюрер. – Поэтому брось оружие, и никто не пострадает.
Тот случай, когда не стоит выпендриваться и строить из себя героя. АШ-12 упал на фиолетовую траву, а я поинтересовался:
– С чего это ты такой добрый?
– Просто я умею быть благодарным, – хмыкнул Гебхард, подойдя и беря за рукоять «Бритву». – Благодаря тебе у меня не осталось конкурентов в Асгарде, и теперь я единственный его правитель. Кузнецы из артефакта, который добыл я, выковали нож, который изменит прошлое и вернет к жизни разрушенный Третий рейх и былое величие Германии. Разве что ваше бесполезное дрессированное чудовище ничем не отличилось, но я и его оставлю в живых, если вы все не будете делать глупостей.
Он стряхнул с клинка ножны, и «Бритва» засияла нестерпимо ярким светом – так даже мой старый нож не сверкал, когда был заряжен энергией под завязку.
– Великолепная работа, – восхищенно произнес Гебхард. – Кто бы мог подумать, что я окажусь прав и что единственное предназначение древнего черепа ариев – это напитать своей энергией нож, способный обратить вспять прошлое. Признайся, Снайпер, – когда ты пытался выкрасть мой хабар, ты же не мог подумать, что из моего артефакта может быть выкована только моя «Бритва»? И что я поставил именно на тебя в моей многоходовке, решив, что только настоящая легенда Зоны может выполнить все этапы этой крайне сложной миссии и привести меня к цели? Меня впечатлили твои подвиги еще во время Второй мировой войны, и, согласись, я все рассчитал с точностью, достойной Нобелевской
