Душа Бога. Том 2 - Ник Перумов
— И вот появился я…
— И появился ты. — Бестелесная рука Древнего поднялась, коснулась щеки Хагена — словно лёгкое дуновение ветерка. — Понимаю теперь, почему Орёл с Драконом заставили тебя дочерчивать эту фигуру — требовалась руна, сотворённая искрой Пламени Неуничтожимого, и, видно, сотворить её не мог ни я, ни кто-то ещё, в ком течёт моя кровь, согретая тем самым изначальным огнём.
— А что должен был сделать ты, о… отец? — последнее слово далось Хагену с трудом.
— Я должен был умереть, — просто сказал Старый Хрофт. — Отдать свою искру. И не просто так — в особом месте, особым образом. Дыхание Творца невозможно уничтожить — но его можно обратить на иное, чем существование Древнего Бога.
— Отец…
— Я не ропщу, сын. Я был первым в Хьёрварде. Я прожил достаточно. Я славно бился, славно пировал и славно любил. И был любим, сын.
Хаген до боли стиснул эфес. Столько всего нужно сказать — и как всё это уложишь в нескольких словах?..
— Я не думал, кто мой отец, — выдохнул он наконец. — Думал, какой-то бродяга, а удачливость в бою — моя собственная, моя заслуга…
— Она и была твоей заслугой, — возразил Хрофт. — Твоей и ничьей больше. Моё наследство помогло тебе прожить долго, но всё прочее — твоё, только твоё.
— И Учитель Хедин не догадался, кто мой отец? — угрюмо спросил тан. — Он ведь никогда не упоминал…
— Всеведение Хедина сильно преувеличено, — хмыкнул Отец Дружин. — Не сердись на него, сын. Он не знал, никто не знал. Ну, кроме Орла и Дракона. Но и те молчали до самого последнего момента. Не знаю, почему, да и знать не хочу. Все их планы и замыслы с хитростями уже не имеют значения. Мы с Фенриром исполнили предначертанное нам. Теперь ты…
— Я завершил, — глухо сказал Хаген. — Что мне осталось здесь?.. Древние Боги гибнут. Искры, как ты сказал, отец, уходят Орлу и Дракону. Я замкнул требуемую им руну. Сразил всех, кого они против меня выставили. Теперь твоя тризна, твой jarðarför…
— Мой погребальный костёр… — Призрак Старого Хрофта обернулся, глядя на ревущее пламя. — Спасибо, сын. Огонь довершит очищение.
— А ты?.. Ты, отец?
— Я, сын? Я ухожу к великому Орлу. Все души должны объединиться в нём, рано или поздно, в том числе и поглощённые Спасителем, и запертые в царствах мёртвых. Я чувствую, что мне пора. Начинает… уносить. А цепляться… недостойно того, кто правил с трона Валгаллы. — Призрак перехватил наскоро сработанное Хагеном копьё. — Спасибо тебе и за это, сын. Оружие моё вернулось.
— Вернулось? — удивился тан. — Но ведь это…
Хрофт улыбнулся. Поднял копьё — нет, не простой кол с затёсанным и обожжённым концом — нет, истинный Гунгнир, с покрытым прихотливой резьбой древком и длинным, широким, грозным наконечником тёмной стали, сработанным гномами в забытые времена, когда мир был ещё молод.
— Всё, как и должно быть, сын. А теперь прощай. Негоже мне, Древнему Богу, заставлять самого Орла ждать.
И, словно по команде, оба погребальных костра разом обрушились, взметнулись фонтаны искр; а Старый Хрофт с молчаливым волком поплыли вверх, бесплотные и невесомые призраки. Волк вдруг переменился — лохматый, вихрастый подросток, лихо подмигнувший хединсейскому тану.
Выше, ещё выше — и вот они исчезли за вершинами дерев.
Хаген проводил их долгим взглядом.
— Прощай, отец. И ты, Фенрир, прощай тоже…
Голубой Меч поднялся в последнем салюте. Повинуясь, дрогнула земля, морской волной взметнулась и опала, аккуратно воздвигнув достойный курган. На вершине его застыл чёрный камень, и на нём остриём меча, раскалив его добела магией, тан Хаген вывел:
Milkill gud Odin[7]
А чуть ниже и мельче:
Milkill ulfur Fenrir[8]
Отошёл, постоял в достойном молчании, поклонился и зашагал прочь, поистине — куда глаза глядят.
Он в Железном Лесу, не сомневался Хаген. Вокруг вздымались вековые стволы, зеленел мох на боках рухнувших от старости лесных исполинов; тан нагнулся — в невысокой тонкой траве, по-над опавшей хвоей, деловито сновали работящие рыжие муравьи, пробегали сороконожки, важно шествовали солидные жуки; вот раздались птичьи голоса — лес жил всегдашней жизнью, и не скажешь, что это не настоящая чаща, а чистой воды иллюзия.
Хаген шёл, не оборачиваясь и не глядя по сторонам. Здесь, по ту сторону смерти, нет ни голода, ни жажды, ни даже времени. Ему оставалось только идти, идти, несмотря ни на что, потому что идущий всегда придёт, всегда достигнет конца дороги, неважно, хорош он окажется или ужасен.
Хаген шёл. И думал о Сильвии — настойчиво, тяжко, неотступно. Он должен до неё добраться. Неважно как, но должен.
— Орёл, Дракон, всё исполнено. — Он вскинул голову, негромко сказал, обращаясь к прояснившимся небесам: — Если я вам нужен — забирайте, как забрали моего отца. Нет — я ухожу. У меня остался ещё один долг.
Он не сомневался, что его услышат.
Лежать в зелёном кристаллическом гробу, может, и очень красиво, но донельзя неудобно — разумеется, пока ты ещё жива. Сильвия к мёртвым себя не относила, и тело её с этим было согласно; поэтому для начала зачесался правый глаз, потом левый. Потом с некоей настойчивостью напомнили о себе естественные надобности. Всё, что могла сделать Сильвия, — это стиснуть зубы да в сто первый раз посулить Игнациусу с Кором Двейном самое жуткое развоплощение, какое она только способна будет измыслить.
Неважно, что сейчас она сама — жалкая и бессильная пленница. Она выберется из этой темницы, непременно выберется!
И тогда держитесь. Все держитесь!..
…Левитирующими чарами Кор Двейн владел, приходилось признать, виртуозно; зелёный камень с замурованной внутри Сильвией вплыл в потайной подвал мессира Архимага легко, бесшумно и нежно, ничего не задев, ничего не обрушив. Прочно встал на массивные козлы.
Оглядеться Сильвия не могла — смотреть получалось только вверх. Зато слышала она всё превосходно.
— О-о, мессир! Какой у вас тут арсенал! Какие, не побоюсь этого слова, коллекционные, редчайшие экземпляры!..
— Ах, что вы, что вы, любезный сударь Кор, право же, не льстите старику. Так, любительство… что-то прикупил где-то по случаю… что-то гильдия Боевых магов доставила, как трофей…
— Ну вот этот вот замечательный… конь, наверное?
— О, да. Ручная работа. Идея —
