Андрей Уланов - День револьвера
Меня похоронили. Жуткая тяжесть сдавила со всех сторон, я не мог вдохнуть, шевельнуть даже пальцем… или все же нет? Сквозь щелочки век пробился солнечный свет — значит, я наверху, просто не могу пошевелиться — словно паралитик. Перебило позвоночник? Видел я одного такого: прикованное к креслу растение, живая голова на мертвом теле — по мне, так уж лучше сразу наповал, чем такое существование. Затем на мою ногу опустился чей-то сапог, я ойкнул, дрыгнулся и понял, что меня просто-напросто связали.
— Очнулся?
— Да… кажется… — прошептал я.
— Гы-ы. Знаешь, эй-парень, я был почти уверен, что эта парочка передерется над твоей тушкой. Ну, на предмет великой чести доволочь раненого, гы-гы-гы, героя до укрытия. Ан нет, обошлось, хотя шипели они друг на дружку так, что любое змейство за своих признает.
— У него была открытая рана, — сказала китаянка. — И я не была уверена, что вам… что Венга сумеет удержать себя в руках.
— Я могу себя контролировать, — сухо произнесла вампирка. — Хотя, когда крови много, это сложно.
Вспомнив залитую кровью ладонь, я вздрогнул и попытался глянуть вниз. Попытка обернулась приступом дикой боли в предплечье и непроизвольно вырвавшимся «ай!».
— Сиди спокойно, — приказала Лисса и, чуть смягчив тон, добавила: — С твоей раной все в порядке, я… мы промыли её эликсиром и наложили повязку.
С повязкой они не поскупились, щедро замотав не только левый бок, но и правое плечо, а заодно примотали к груди правую же руку.
— А…
— Чиркнуло по боку, не задев ничего важного, — «подбодрил» меня Толстяк, — пуля даже не успела толком раскрыться. Ты лишился полфунта мяса и пинты крови, но по большому счету это просто чертова царапина.
— Ничего важного? — слабым шепотом возмутился я. — Зеленый, ты хоть представляешь…
— Представляю! — перебил меня гобл. — Попади эта дрянь правее и ниже, она бы разнесла тебе задницу и все до самой передницы. А правее и чуть выше — ты бы заполучил здоровенную дыру в брюхе, через которую отлично вываливается фарш из кишок. Уж поверь мне, эй-парень, я-то видел, что может сотворить хорошо надпиленная пуля.
Варианты с попаданиями в прочие части тела гоблин расписывать не стал, за что я ему был искренне благодарен. Мне и без того было паршиво донельзя — боль в боку становилась все сильнее, словно пульсируя в такт ударам сердца, а голоса вокруг — все тише.
И очень хочется снова закрыть глаза. Только нельзя. Понятия не имею почему, но я твердо знал — стоит закрыть глаза и позволить себе вновь соскользнуть в темноту, где так хорошо и спокойно, где нет ни гоблинов, ни вампиров с оборотнями… стоит позволить ей затянуть себя, и обратной дороги уже не будет. А значит — надо держаться.
— О чем… ты… с ними… говорила?
Лисса ответила не сразу.
— Пыталась убедить их оставить нас в покое и ехать своей дорогой, — наконец произнесла она. — Вроде бы все шло хорошо, но Марти вдруг вспомнила, что видела меня в Погребальнце.
— Мар…ти? Какого… цвета?
— Желтого, — гоблин первым сообразил, что я имею в виду. — Она их штатный оборотень.
— Ясно… и что… было… дальше?
— Дальше они начали стрелять, — Лисса хитро улыбнулась, выпрямилась — и тут же словно растаяла, оказавшись на самом деле внизу. — Простенькая иллюзия, но сработало. — Я рыкнула на их коней и побежала, а ты вступил в игру.
— И сразу зашел с козыря, — подхватил гоблин. — Брякнул оземь коняшку вместе с хозяйкой.
Бдзинн! Очередной подарочек снизу осыпал нас каменной крошкой.
— И плечо…
— Чего? В плечо ей целил?
— Себе… сломал.
— Ключицу, — поправила китаянка. — Мы думали, ты просто неудачно упал на камень.
— Ы-ы-ы?
Гоблин подобрал карабин, выщелкнул из него патрон и, зверски скалясь, принялся откручивать пулю. С третьей попытки у него получилось — а вот с выбиванием содержимого длинной пузатой гильзы дело пошло куда хуже. Наконец, устав без толку трясти латунным цилиндриком, гобл выудил из кармана штопор — тот самый, посеребренный — и с его помощью выковырял-таки на ладонь горсть серовато-белой пластинчатой массы.
— Ну и шо это за хрень?
Бдзинн!
— Это не порох.
— Просто супернаблюдательность, подруга. Я те больше скажу — это не черный порох людей, даже не гномья хрень… по крайней мере та хрень, которую они обычно набивают в гильзы. Кто не верит, может, — гоблин выпятил подбородок в мою сторону, — раскурочить заряд от «Громового Кота». Мне такой дряни допрежь видеть не доводилось.
— Должно быть, это какой-то новый… — начал я, но договорить не получилось — удар в бок заставил меня растянуться на скале, а сверху, как раз на пострадавшее плечо, упала…
— Какого тролля?!
— Пуля, — лаконично сообщила вампирка, по-прежнему продолжая использовать меня в качестве подушки.
— Что еще за пуля?
— Смотри.
— Э-э… а-а… действительно, пуля, — на самом деле это было входное отверстие от неё, но в тот момент меня больше волновали другие детали, — да, я верю, так что задирать блузку было вовсе не обязательно.
— Так нагляднее.
Спорить с этим было трудно… да и не хотелось.
— Кейн, прекрати отводить глаза, — фыркнула Лисса. — А ты, — это уже адресовалось гоблину, — перестань пялиться! Лучше подумайте, откуда взялась эта пуля.
— С неба, судя по… — я попытался рукой изобразить предполагаемую траекторию, покраснел, и шепотом закончил, — по всему.
— Думаешь, они умеют настолько высоко прыгать?
Бдзинн! Еще одна пуля выбила сноп искр парой футов правее моей ноги.
— Летать они уж точно не умеют, — пробурчал гобл. — Может, на веревке вверх подкидывают, да так быстро, что мы не замечаем?
Бдзинн!
На этот раз я успел расслышать и сам выстрел — за пару секунд перед рикошетом. Что-то это да значило наверняка… ну же, соберись… черт, ну зачем она так высоко подняла блузку… надо взять себя в руки, сейчас не до этого! Думай, голова, думай! И не об ЭТОМ!
Зажмурившись, я попытался мысленно восстановить произошедшее. Вот наш камень — большой и уютный. Вот я прячусь за ним, а вот вампирка сбивает меня набок и прыгает сверху… и получает в бок предназначенную мне пулю…
Бдзинн!
— Венга… извини, что сразу не сказал. Спасибо тебе.
Бдзинн!
— Они лупят навесом, — сказал вдруг Толстяк. — В жисть бы не поверил, что на такое способен кто-то кроме гномов, однако ж. Ы-ы-ы, клык даю, придумка этой сучонки Сальватано.
Версия гоблина была очень похожа на правду, она объясняла все — но при этом усиленно мне не нравилась. Главным образом, как я с неудовольствием понял, тем, что выдвинул её Толстяк, а не я.
— Погоди… но при такой пальбе у них же получается жуткое рассеивание!
— Верно, эй-парень, дак проблемка наша в том, что Сестрички на это согласны. По всему видать, патронов у них уйма, вот и жгут. Пушка у Сальватано не хуже твоей, тож гномья работа. Сам однажды видел, как она сняла со стены шерифова помощника за добрых пять сотен ярдов. Как-то даж думал бросить пить, — гоблин ухмыльнулся, — да подкопить на что-нибудь эдакое. Но как увидел цену на патроны — развернулся и помаршировал прямиком в салун. Полдоллара за штуку, ы-ы-ы! Те, кого я обычно убиваю, и дайм не всегда стоят.
— Сколько-сколько?!
— Че, тебе тоже похорошело? Пятьдесят центов за чертов патрон, это у Нарви. Бернс, уверен, дерет еще дороже. Так чта, — Толстяк дернул себя за клык, — здается мне, мы здорово разозлили Сестричек, раз Линда принялась посыпать нас чистоганом. Ы-ы, прям хоть пещеру начинай рыть.
— Не надо.
— С чего это ты взяла, белогривая?
— Последний выстрел был почти две минуты назад, — сказала Венга. — Они поменяют стратегию.
Судя по насквозь недоверчивому выражению морды, Толстяк собирался возразить — но не успел.
— Эй, на горе, — донесся звонкий голос от подножия. — Предлагаем переговоры.
— Вот еще! — возмущенно буркнул гоблин. — Они чего, совсем за орков нас тут держат?!
— Один от вас, один от нас. Встречаемся на середине склона.
— А может, я все-таки попробую… — неуверенно начала китаянка.
— Только не ты, — я попытался отклеиться от скалы и охнул, — а я. Помогите-ка накинуть пончо.
— Кейн, ты же ранен!
— Именно поэтому, — выдавил я. — Сейчас я наименее ценный игрок в команде.
* * *Из доходившей до нашего городка смеси слухов, легенд и вымысла я знал, что темные эльфы одеваются совершенно непристойно, а их полукровки — еще более неприлично, вплоть до колец в нос. Вставшая напротив меня девушка явно не была в курсе этих баек, потому что на её носу имелись лишь очки в тонкой оправе, а строгий черный костюм, за вычетом пары-тройки деталей, вполне бы удовлетворил даже протестантского священника — одному из которых, как я подозревал, этот костюм раньше и принадлежал. Раньше — в смысле, до того, как в нем образовалось глубокое кружевное декольте.
