Руслан Мельников - Хэдхантер. Охотники на людей (полукомикс)
Борис промолчал. И о том, что Щерба ему вроде как не совсем друг, а так… земляк, сослуживец по хэдхантерской группе и лоханувшийся товарищ по несчастью. И о том, что сам он тоже не так давно очухался после разряда.
О том, что отчаяние свободного, полного радужных надежд человека в одночасье ставшего тресом – вполне уважительная причина, чтобы кидаться на шокеры, он тоже говорить не стал.
– Хорошо хоть ошейник не включили – шею не пожгли, – продолжал рыжий. – Наверное, просто активировать еще не успели. Но это дело нехитрое. В следующий раз могут и включить.
Борис угрюмо слушал незнакомца. Честно говоря, не таких базаров он ожидал от сокамерников в первый день знакомства.
А гладиатор со шрамом на лице говорил все громче и настойчивее.
– Здесь умнее нужно быть, – кажется, на этот раз рыжий обращался ко всем новичкам сразу. – Гладиаторский ошейник жжет шею так, что потом головы не повернешь. Разряд шокера вырубает любого бугая и это тоже чревато…
Рыжий красноречиво скользнул взглядом по разбитой голове Щербы.
– А на арене даже легкая травма, полученная до боев, может стоить жизни.
– Тебе-то какое дело до чужих жизней? – устало вздохнул Борис. Эти странные наставления начинали его раздражать.
– Шкурный интерес, – осклабился рыжий. Во рту у него не доставало нескольких зубов. – Самый что ни на есть шкурный. Не больше и не меньше. Во-первых, у нас тут в почете групповые бои. Трес-файтинг – командный спорт.
Улыбка рыжего стала шире и злее.
– За поединки одиночек сейчас платят неохотно. Публика любит, когда стенка на стенку, камера на камеру, когда много крови и трупов. В таких схватках побеждает обычно та группа, в которой меньше калек.
Ясно. Предположим, ясно…
– А во-вторых? – спросил Борис.
– Во-вторых… – рыжий перестал улыбаться. – Может быть, когда-нибудь представится случай сцепиться с ними…
Он мотнул головой на дверь камеры. Указывая, надо полагать, за дверь.
– Может, получится хотя бы до одного добраться. Тогда, тем более, нужно быть в форме. И живым нужно быть.
– Вы верите в это? – хмыкнул Борис, обводя взглядом сокамерников. – Что удастся добраться?
– Кто-то верит, кто-то нет, – ответил за всех рыжий. – Но я скажу так: если не верить, долго здесь не протянешь. Нет стимула держаться. Нет надежды. Незачем выходить на арену раз за разом, драться снова и снова убивать других. Проще самому подохнуть сразу, в первом же бою.
Какие речи, однако!
– Слушай, а ты не боишься? – спросил Борис.
– Чего?
Борис поднял глаза к потолку, указал взглядом на камеры.
– Там где есть камеры, могут быть и микрофоны.
Рыжий рассмеялся:
– Есть, конечно, а ты как думал? За нами следят и нас слушают круглые сутки. Ну и что с того? Колизейские псы прекрасно понимают, что человек, который попадал сюда, мечтает только об одном. А если мечта эта помогает ему злее драться на арене – им такое только на руку. Да и вообще… Думаешь, с нами можно сделать что-то худшее, чем уже сделали?
Борис так не думал.
– За явное неповиновение и сопротивление здесь карают, конечно, но за базары в камерах – нет, – вводил в курс дела рыжий. – Колизейским тоже не выгодно из-за пустяков портить бойцов вне арены. Так что пар выпускать позволяют, суки. И объяснять новичкам, что да как, тоже разрешают. Тут у нас с ними общие цели.
Как это ни странно, но видимо, все так и было.
– А ты здесь, за мать Терезу, чтобы объяснять? – буркнул Борис. – Или за пахана?
Рыжий покачал головой.
– Мамок тебе тут не будет – не надейся. И до настоящего пахана дорасти в колизее трудно. Времени мало, а м-м-м… ротация большая. Я просто старожил, который продержался здесь дольше других, вот и все.
Все? Наверное, это не так уж и мало, – решил Борис.
– И как долго ты продержался? – уточнил он.
– Шесть групповых боев за плечами, – без похвальбы или рисовки ответил гладиатор. – Больше таких рекордсменов я не видел.
Слово «рекордсмен» он произнес с тоской и злостью. Помолчал немного, заговорил снова.
– Не знаю, выдержу ли седьмой, – об этом рыжий сказал спокойно и буднично. – Чувствую, что не потяну уже как раньше. Каждый бой – это новые травмы. Каждая травма уменьшает шансы на победу в последующем бою. Видишь? – он коснулся шрама на лице. – Или вот, – гладиатор задрал рубаху. Борис увидел еще три свежих шрама.
– Понятно…
– Георгий, – протянул ему руку гладиатор.
Он подал свою.
– Борис.
Рукопожатие нового знакомого оказалось крепким и хрустким. Такими клешнями только орехи давить. Или чужие шеи ломать на арене.
– Ну, располагайся, что ли, – вполне дружелюбно предложил новый знакомый. – Места вон сколько…
– Да, у вас, я смотрю, не тесно.
Рыжий невесело усмехнулся:
– Камеры не успевают заполнять. Бои каждую неделю и не по одному разу, а новое мясо поступает все реже.
Мясо… Бориса покоробило. Значит, все они здесь – всего лишь мясо.
– С хорошими бойцами напряженка, – как ни в чем не бывало, продолжал Георгий. – А публика любит, чтобы на арене друг друга мочили лучшие. За абы что денежку выкладывать никто не станет.
– А ты, Георгий, надо полагать, хороший боец?
– Хочешь проверить? – прищурился рыжий.
Борис не ответил.
– Здесь я с тобой драться не стану, – гладиатор серьезно посмотрел ему в глаза. – И никто не станет.
Ну да, конечно.
– Калечиться раньше времени не хотите?
– Не хотим. И тебя калечить тоже ни к чему. Вот если нас разведут по разным камерам, а потом сведут на арене…
– Такое бывает?
– Бывает. Людей частенько тасуют. Перекидывают из камеры в камеру, чтобы не сильно корешились. Оно колизейным ни к чему.
«Да уж, – решил Борис. Пожалуй, что и в самом деле ни к чему».
На нарах зашевелился и застонал Щерба. Бывший хэд уже пришел в себя и ошалело крутил разбитой головой. Ничего, жить будет. Пока…
Борис снова повернулся к рыжему.
– За что ты здесь? – спросил он. Просто так. Чтобы хоть о чем-то спросить. Надеясь разговором отогнать невеселые мысли.
– Ипотека, – поморщился Георгий. – Угораздило влезть в кабалу. Не смог вовремя расплатиться. Когда пришли забирать, начал сопротивляться. Потом, когда стал тресом, тоже много бузил. В итоге попал сюда. А ты?
– Я… – Борис замялся. В голове звякнул тревожный колокольчик. Признаваться в обществе тресов, что он был охотником за головами, не позволяло элементарное чувство самосохранения. – Я так… По глупости залетел.
– Хэдхантер, что ли?
Раскусили?! Борис вдохнул поглубже и приготовился к драке. Пришло время проверить, действительно ли узники избегают внутрикамерных разборок. Или для некоторых случаев все же делаются исключения.
Они избегали. Драка не завязалась.
– Да не тушуйся ты, парень, – хмыкнул Георгий. – Здесь полкамеры бывших пятнистых. Из вас хорошие гладиаторы получаются. По дальним Хуторам слабачков не отбирают.
Вот оно как! Борис окинул сокамерников удивленным взглядом. Неужели кто-то из них тоже…
– Тут тебя за хэдхантерское прошлое мочить не станут, – заверил Георгий. – А вот на арене – могут.
Рыжий опять улыбнулся. Он вообще слишком часто улыбался для смертника. Правда, от улыбки этой мурашки бегали по коже.
– Но сама по себе смерть – невелика беда.
– Это почему же?
– Быстрая смерть – короткое рабство. Отмучаешься скорее.
О-о-очень глубокомысленно! И, главное, жизнеутверждающе как.
– О чем по-настоящему следует жалеть – так это о том, что не смог отомстить. Всем, кому следовало бы. – Георгий бросил ненавидящий взгляд на дверь камеры. Потом взгляд гладиатора потух. Настроение собеседника менялось буквально на глазах.
– Хотя… – отрешенно пробормотал он. – Хотя всем уже не отомстишь. Поздно мстить-то. А иногда и вообще неохота.
– Почему? – осторожно спросил Борис.
– Потому что мы все уже слишком… – Георгий наморщил лоб. – Слишком рабы, да. Потому что рабство всюду, мы пропитаны им насквозь. Все общество больно этой заразой давно и неизлечимо.
Дальше Борис слушал молча. То ли хандрит рыжий, то ли заговаривается. Может, мужика на арене хорошенько стукнули по голове?
– Но кто-то проживет рабом дольше, кто-то – меньше, – продолжал размышлять вслух Георгий. – Мы вряд ли окажемся в числе первых.
Если это утешение, то слабое. Борис вздохнул. Мрачные мысли, от которых хотелось отвлечься, нахлынули с новой силой.
Глава 33
– Нет, ну что за жизнь такая, а?! – подал голос Щерба.
– Долбанная жизнь! – в сердцах бросил Борис.
– Жизнь – она просто жизнь, – глухо отозвался Георгий. – Не хорошая, и не плохая.
– Долбанная! – упрямо повторил Борис.
– Она такая, какой была всегда, – с философским спокойствием произнес рыжий.
– Ну да? – фыркнул Борис. – Разве всегда были тресы?
Георгий пожал плечами:
– А что изменилось с тех пор, когда их не было?
