Mихаил Ахманов - Тень ветра
3. Отказ оборудования – вероятность 0,002.
4. Гибель сотрудников станции по неясным причинам – вероятность 0,37.
5. Захват станции изолянтами с Северного материка – вероятность 0,002.
Оценка гипотез производилась Аналитическим Компьютером “Перикл-ХК20”.
ПРЕДПИСАНИЕ АГЕНТУ: выяснить причины отсутствия связи, по возможности
Ликвидировать их, оказать помощь персоналу станции.
СРОК ИСПОЛНЕНИЯ: пять суток. При отсутствии связи будет выслана дополнительная группа.
ПОДПИСЬ: Дж. Дж. Ньюмен, начальник ОКС
СОГЛАСОВАНО: Э. П. Хелли, руководитель Учебного Центра ОТВЕТСТВЕННЫЙ ЗА ОПЕРАЦИЮ: Д. Ш. Уокер, шеф-инструктор.
Если маяк накрылся, ориентируйся по солнцу и шагай прямиком на север, сказал Дейв Уокер.
Сигнальный браслет молчал. Выходит, маяк накрылся – скорее всего вместе состанцией. А что до солнца…
Было б тут солнце! Или луна со звездами… Или небесный свод с облаками…
Или хоть что-нибудь!
Душный вязкий мрак окутал его. Темнота, тишина, непривычная легкость во всем теле, слабый запах гниющих листьев, плотный черный занавес перед глазами… Ни дуновения ветра, ни движения воздуха – даже столь слабого, какое порождают крылья мотылька… Ни вскрика, ни шороха, ни звука…
Нет, звуки все-таки были. Сверху доносился слабый прерывистый шум, словно невидимый оркестр настраивал инструменты – где-то далеко-далеко, быть может, на склонах Тисуйю-Амат, до коего насчитывалось сорок шесть парсеков, отделявших юность от зрелости.
Ричард Саймон, полевой агент по кличке Тень Ветра, застыл, впитывая запахи прелых листьев и отдаленную перекличку незримых флейт, барабанов и виолончелей. Он не боялся этой влажной темноты. Он был силен, ловок и опытен, ибо за три последних года случалось ему побывать во всяких местах – и там, где ревет огонь, и там, где клокочет вода, и там, где трубят медные трубы. Теперь он являлся системой самодостаточной и автономной, с весьма обширным резервом выживаемости, где надо – гибкой, где надо – жесткой; остановить его могла только смерть.
Смерть или нечто подобное, но никак не эта темнота, в которую швырнул его колумбийский Пандус.
На мгновение он слился с непроницаемым мраком, позволил ему объять свое тело, заползти под одежду, коснуться кожи жаркими влажными щупальцами, проникнуть в поры… Тьма не пугала его, лишь настораживала. Что-то в ней было не так. Черный занавес перед ним не походил на ласковый сумрак ночей Тайяхата, на беспредельный мрак космических пространств, на колумбийские небеса, где, подсвеченные заревом городских огней, медленно и торжественно кружили звезды. Здесь темнота казалась жадной, угрожающей и недоброй, и с каждым мгновением Саймон ощущал это все отчетливей и ясней. Возможно, цивилизованный человек переборол бы подобное чувство, отринул его, счел бы бесплодной игрой подсознания, но воины-тай, далекие от цивилизации, доверяли предчувствиям и инстинктам не меньше, чем разуму. Доверял им и Ричард Саймон – и потому знал, что должен покинуть это место. И побыстрее!
Рука его сама собой протянулась к поясу, нащупала застежку кобуры, плоский футляр с “вопилкой”, тонкий стерженек фонаря; затем световой проблеск разорвал плотный бархат тьмы. Это был рискованный поступок, но неизбежный – здесь, в жарком всепоглощающем мраке, бинокль с инфраочками и ночное зрение Саймона оказались бессильными. Доля секунды, и он разглядел то, что хотел, – уходящий вверх монолит, отвесную стену с неким намеком на округлость, изрезанный трещинами утес, что вырастал из влажной черной земли резко и сразу – колонной, не конусом.
Дерево, мелькнула мысль, огромное дерево… Из тех самых, склонных к гигантизму… Может, секвойя, гинкго или сейба, а может, бывший эвкалипт… Смотри в “Анналах планетографии”, файл 4412…
Подобно тени он скользнул к невидимому гиганту. Под пальцами возникло странное ощущение – казалось, что он касается не разлома в чудовищно толстой коре, а рваной и жесткой поверхности камня. Саймон провел по ней ладонью, нащупал трещины, уступы – поменьше и побольше, вполне подходящие, чтобы поставить ногу и зацепиться руками. Через мгновение он уже взбирался по стволу – крохотный паучок, ритмично и упрямо перебиравший лапками. Жаль, что их не шесть, подумал он, вспоминая о Тайяхате; сейчас лишняя пара была бы весьма кстати. Но, как говорил покойный Наставник Чочинга, не горюй, что родился без хвоста, – горюй, если его потерял.
Подбадривая себя такими мыслями, Саймон неторопливо полз вверх. Весил он тут немного и, пожалуй, мог бы двигаться быстрее, упираясь висевшим на спине ранцем в один край расщелины, а башмаками – в другой, но нужды в том не было. Чувство тревоги и беспокойства, охватившее его в момент прибытия, рассеялось, и он заключил, что опасность – какая б она ни была – грозит только внизу, на земле. Словно подтверждая этот вывод, тьма под ногами вдруг разразилась протяжным тоскливым воем, пронзительным, как рев стартующего космолета.
Особо опасная фауна, промелькнуло в голове. Смотри тот же файл сорок четыре двенадцать в “Анналах планетографии”… Симха, ночной шатун, или еще какое-то чудище…
Выходит, они забредают с Перешейка в этот лес?… Впрочем, до Адских Столбов недалеко, десять или пятнадцать лиг… А перед Столбами – бетонный купол станции в кольце деревьев, решетчатые башенки Периметра и красная выгоревшая степь… Он изучил эту местность по стереоснимкам, приложенным к заданию, запечатлев в памяти каждую деталь.
Не двигаясь, он вслушивался в темноту. Далекий оркестр над головой стих, зато под ногами слышались шебуршание и скрежет, словно чьи-то каменные когти царапали каменную кору. Все-таки симха? Саймон ничего не знал об этой твари-о чудищах Перешейка вообще было известно немногое, – но по деревьям она, к счастью, лазать не умела. Прикинув, что поднялся уже метров на тридцать, Саймон довольно хмыкнул и сделал очередной шажок.
Вскоре ему попалась первая из ветвей – вернее, он ощутил ее как невидимую, но вполне реальную протяженность, располагавшуюся где-то справа и немного вверху. Запах гнили исчез, сменившись ароматом свежей листвы и цветов, – во всяком случае, он решил, что пахнет цветами или чем-то сладким и терпковатым, вроде духов одной из его гринривер-ских подружек. Спустя мгновение вокруг зашуршали листья, и запах сделался сильней. Осторожно пробравшись сквозь колыхавшиеся над пустотой заросли, Саймон на секунду включил фонарик. Он очутился будто бы в нефритовом туманном мире, среди гигантских фестончатых листьев – белесоватых, с легкой прозеленью, среди свисавших сверху полупрозрачных щупалец лиан и бледных цветов, подобных увеличенным во много раз пионам. Увиденное отпечаталось в памяти, и он тут же сообразил, что все эти листья, лианы и усыпавшие их цветы уже маячат перед ним смутными, но вполне различимыми призраками. Тьма чуть-чуть рассеялась, черный занавес посерел, и растворенной во мраке капли света было достаточно, чтоб включилось ночное зрение.
Теперь Саймон двигался увереннее, перебираясь с ветви на ветвь с помощью лиан и деревянистых отростков, пронизывающих вертикально гигантскую крону. Ветви отходили от ствола через каждые двадцать-тридцать метров и тянулись, как чудилось Ричарду, в бесконечность; каждая толщиною с башню, одетая каменно-твердой корой, порождающая ветви помельче, размером со столетние сосны или дубы. Этот каркас поддерживал многослойную кровлю из листьев, не пропускавшую света к земле, столь же непроницаемую, как бетонный купол или металлическое перекрытие. Прежде чем тьма отступила,обратившись сумраком, Саймон миновал дюжину чудовищных ветвей, почувствовав легкую усталость. Он находился сейчас в добром километре над землей.
Листья тут были зеленее, цветы – пышней; сквозь бледный нефритовый оттенок начали пробиваться иные краски – лиловые, изумрудные, бирюзовые. От цветов, усеявших плети лиан, тянуло одуряющим ароматом, но воздух был по-прежнему неподвижен и душен. Слитная мелодия оркестра, доносившаяся сверху, раздробилась на отдельные партии. Теперь Саймон улавливал птичий щебет и пересвист, шуршание листьев, чье-то тревожное цоканье, топоток и протяжные заунывные стоны. Насколько ему помнилось, верхний этаж многоярусных тидских джунглей был населен как местными тварями, так и завезенными с Земли – впрочем, вполне безобидными, если не считать пантер, ягуаров и оцелотов. Но с любой из этих кошек Саймон мог справиться голыми руками.
Он сделал только две остановки во время бесконечного путешествия наверх: в первый раз поел и передохнул, во второй – избавился от башмаков и комбинезона с нашивками инспектора Транспортной Службы, сняв их и сунув в ранец. Тут, во время второго привала, он заметил птиц в серовато-жемчужном оперении, маленьких робких обезьянок и каких-то зверьков величиной с фокстерьера, с длинными остроконечными ушами, когтистыми лапками и буроватой шкуркой. Птицы не обращали на него внимания, обезьянки прятались, но ушастые существа были не из пугливых – таращили на пришельца темные выпуклые глазки и метались с ветви на ветвь, испуская то грозное уханье, то стоны, уже знакомые Саймону. Он решил, что не нуждается в таком шумном эскорте, но “вопилку” включать не стал, а принялся натирать кожу, ранец и пояс с кинжалом и кобурой “рейнджера” мясистыми лепестками похожих на пионы цветов. Вскоре от него потянуло парфюмерными ароматами, зато ушастые отстали – видно, сообразив, что Ричард Саймон теперь один из них и не нуждается в особом наблюдении.
