Вадим Панов - Все оттенки черного

— Я никому тебя не отдам, моя красавица. Я лучше умру.

Его очки были непроницаемо черны, но четко очерченные губы растянулись в грустной улыбке.

— Зорич!

Рядом с фургоном взвизгнули тормоза.

Они приехали на двух джипах. Восемь человек. Очень злых, из-за того что им пришлось проделать длинный путь по раскаленной степи. Очень злых из-за того, что кто-то посмел не подчиниться их приказу. Просто очень злых.

— Не любишь платить по счетам, Зорич? — Голос у Калмыка был тонкий, пронзительный. Толстый бандит выбрался из прохладной, кондиционированной машины на раскаленный противень дороги и сразу же тяжело задышал. — Нехорошо так поступать. Или теперь новые понятия?

Отбойщики, окружившие «Газель», дружно заулыбались шутке босса.

— Давай договоримся, Калмык, — хмуро попросил старик.

Он спрятал монтировку под рубашку и стоял перед бандитами с пустыми руками.

— Мы уже договорились вчера, — захихикал толстяк. — Теперь я буду пытаться развеять свое плохое настроение. Поганое настроение, я тебе скажу. И все из-за тебя.

— Мне плевать на твое настроение!

— Калмык, не слушай его! — Анна вышла из-за спины Зорича. — Забери меня, только оставь отца в покое!

— Ты посмотри, как девка тебя хочет, босс! — заржал один из отбойщиков и крепко схватил Анну за руку. — Даже разделась заранее!

Бандиты захохотали, поглядывая на аппетитные формы девушки, едва прикрытые белым купальником.

— У тебя хороший вкус, Калмык!

— Ишь, какую цыпочку приметил!

Толстяк самодовольно усмехнулся:

— Девку в машину, а старику настучать по рогам для начала.

Зорич выхватил монтировку и резко ударил по голове ближайшего отбойщика. Анна вскрикнула, когда кровь бандита брызнула ей в лицо. Отбойщик замертво упал на дорогу.

— Тварь…!

Бандиты дружно, как собаки на медведя, бросились на старика. Его длинные, сильные руки умело разбрасывали нападавших, тяжелые кулаки крушили челюсти, монтировка ломала кости, но силы были неравны. Удар по ногам сзади швырнул старика на колени, металлический кастет врезался в затылок, и Зорич ничком упал на раскаленный асфальт. Кто-то отбросил вывалившуюся из ослабевших пальцев монтировку, кто-то навалился на плечи и профессионально скрутил руки, кто-то злобно ударил ногой по почкам, потом по голове. Уже теряя сознание, старик расслышал дикий визг Анны, отчаянный, пронзительный плач Стеши и тонкий смех Калмыка.

Когда Зорича подняли на ноги, его лицо представляло собой страшную окровавленную маску. Единственное, что оставалось целым, были его странные черные очки. Озверевшие бандиты едва не забили старика до смерти, и только небрежный окрик Калмыка заставил их остановиться.

— У профессиональных игроков тяжелая жизнь, — резюмировал толстяк, разглядывая жертву. — Скажи, Зорич, а ты умеешь делать что-нибудь еще? Или всю жизнь шары гонял?

— Зачем тебе? — с трудом прошептал старик.

— Потому что я решил, чем ты сможешь заплатить за свою наглость, — холодно сказал Калмык, раскуривая сигарету. — Я отрежу тебе кисти.

— Нет! — завыла Анна.

Девушка попыталась вывернуться, броситься к Зоричу, закрыть его своим телом, но ее крепко держали.

— Ножовку сюда!

Один из бандитов с ехидной улыбкой открыл дверцу джипа.

— Калмык, пожалуйста, не надо! — У Анны потоком хлынули слезы.

В фургоне голосила Стеша.

— Сколько же здесь баб, — поморщился Калмык.

— Будь ты проклят, — негромко сказал Зорич.

— Но прежде, — толстяк ласково провел рукой по блестящему полотну ножовки. — Перед тем как я отрежу тебе руки, ты увидишь, как мы позабавимся с твоей дочерью.

— Не смей! — Рот старика перекосился, он рванулся вперед и, получив удар по голове, рухнул на колени.

— Зорич!

— Анна!!

Раскаленный асфальт дороги обжег спину девушки.

Она почувствовала, как грубые руки срывают с нее лифчик, трусики, мнут грудь, раздвигают ноги…

— Не трогайте ее!

— Смотри, урод! — Калмык склонился над извивающейся Анной. — Смотри, как ей нравится!

— Не трогайте ее! — С разбитых губ Зорича капала кровь, надрывалась Стеша, бандиты ухмылялись, глядя, как Калмык расстегивает брюки.

И в черных глазах Анны полыхнул зловещий огонь. Первой жертвой стал бандит, державший ее за руки. Отбойщик не успел осознать, в какой момент тонкие девичьи предплечья приобрели необычайную, змеиную гибкость, словно бы кости Анны расплавились на горячем асфальте. Удлинившиеся, превратившиеся в щупальца руки девушки обвились вокруг бандита и с невероятной силой отшвырнули его в сторону.

— Что за… — В маленьких глазках Калмыка мелькнул испуг.

Анна резко села. Теперь ее руки заканчивались когтистыми лапами, уши прижались к голове, а за полными, ярко-красными губами мелькнули длинные клыки.

— Ты хотел моего тела, тварь?

Острые как бритва когти резанули Калмыка по горлу и на Анну потоком хлынула кровь.

— У нее нож! — Бандитам было трудно придумать другое объяснение.

Стоящий на коленях Зорич поднял голову, и его окровавленный рот исказился в довольной усмешке.

Один успел выстрелить, но за мгновение до этого тело Анны покрыла прочная стальная чешуя, и девятимиллиметровая пуля отскочила, вызвав целый фонтан искр. А в следующий миг когти девушки вспороли живот стрелявшего. Крики и предсмертные хрипы безумным коктейлем смешивались с кровью и плотью. Ужасный монстр метался между бандитами, разрывая их в клочья. Анна рычала, Стеша горестно кричала в фургоне, и только Зорич смеялся. Смеялся весело, от души. Смеялся так, что даже его непроницаемо черные очки, казалось, ожили и радостно блестели, глядя на происходящую вокруг бойню.

— Я ведь не хотела. — Анна в ужасе уставилась на разорванные тела бандитов. — Зорич, я не хотела.

Ее упругое смуглое тело было вымазано чужой кровью. Девушка провела рукой по бедру, по груди, несколько секунд смотрела на липкую ладонь, а затем резко согнулась пополам — ее вырвало.

— Все будет хорошо. — Старик набросил на обнаженную Анну рубашку и нежно прижал ее к себе. — Ты поступила правильно, моя родная. Ты поступила абсолютно правильно.

— Но я убила их, — девушку била крупная дрожь. На рубашке выступили кровавые пятна.

— Такова жизнь, моя родная. Они все против нас. Весь мир против нас. Все норовят отнять у нас самое дорогое. Самое ценное.

Сильные руки Зорича крепко сжимали девушку, ласковый голос был очень убедительным, и Анна, прижавшись к широкой груди старика, потихоньку успокоилась.

— Победа достается сильным, а сильный человек обязан быть жестоким. Это аксиома силы, аксиома победы.

— Я не хочу быть жестокой.

— Тогда ты умрешь. — Зорич ласково поднял подбородок девушки, и ее глаза встретились с черными стеклами очков. — Твоя жестокость спасла жизнь всем нам: мне, Стеше, тебе. Что толку от силы, которую не применяешь? — Он поднес окровавленный палец к ее рту. — Попробуй вкус крови, Анна, вкус победы. Я знаю, о чем говорю, попробуй.

Солоноватая жидкость смочила ярко-красные губы девушки.

— Кровь — это победа?

— Да, моя хорошая, моя любимая.

Он готов был умереть ради нее. Анна улыбнулась и еще теснее прижалась к могучей груди старика:

— Зорич, любимый, я победила.

Вкус крови на губах опьянял, глухие удары сердца тяжелым молотом проникали в сердце.

«Сильный человек должен быть жестоким. Жестокость побеждает».

В фургоне плакала Стеша.

Зоричу удалось починить «Газель» минут через десять.

Анна помогла старику перетащить растерзанные тела бандитов в джипы, помогла выпотрошить их карманы и обыскать машины. Затем, повинуясь его приказу, она облила джипы бензином, подожгла их и долго смотрела на пламя, яростно раздувая ноздри.

Сильный человек обязан быть жестоким. Они все против нас.

— Их найдут, — сказала она наконец. В голосе Анны не было паники, только холодный расчет. — И вычислят нас.

— Мы будем далеко. — Зорич обнял девушку за плечи, зарево полыхающих джипов отражалось в черных очках. — А потом, я не думаю, что найдется много желающих отправиться вслед за Калмыком.

Ярко-красные губы Анны скривились в презрительной усмешке.

«Сон? Это был сон?»

События последнего времени отучили Веру воспринимать происходящее как ночной кошмар. Она уже успела убедиться в реальности угрозы, но теперь опять пребывала в растерянности. Вера прекрасно помнила атаку Анны, помнила, как начала собираться с силами, как образок помог ей противостоять Анне. Вера нащупала серебряный прямоугольник, сжала в кулаке. Она помнила, как невидимая рука швыряла ее по комнате, как беспощадно впивалась в лицо подушка, лишая воздуха и сил, лишая мужества и воли к сопротивлению. Она помнила, что потеряла сознание. И вот она просыпается в постели в доме Волковых. Сквозь легкие шторы пытаются пробиться острые солнечные лучи, а из сада доносятся чьи-то голоса.