Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)
-- Как?
-- Известно как. Поколдовали малость, стены раздвинули и вперед. Прежде, чем порядочных людей за решетку сажать, следует хотя бы поинтересоваться -- кто они, откуда. Мы с графом сегодня еще переночуем, тихо тут у вас, спокойно, спать никто не мешает, а завтра пайку не носи, чего ноги бить зря.
-- Не положено...
-- Нравишься ты мне, -- перебил я служивого, -- хочешь, в хряка превращу, будешь в грязи валяться, кормят опять же, как на убой...
Ответа не последовало. Стражник бежал, так стремительно, что дрогнул воздух. Хоть бы воду сволочь подал, пить хочется.
Не успел я перевести дух, примчался Ананий. За ним, брякая оружием, вся охрана подземелья. Старший надзиратель ворвался в камеру, переворошил всю солому. Интересно, что он надеялся найти в куцей охапке гнилых стеблей, где и вошь не спрячется?
Решетка отперта, охрана в смятении, отличный момент для нанесения неожиданного удара, но я медлил. Слишком много стражников, без жертв не прорваться...
Сорвав злость на соломе, Ананий немного успокоился. Несколько секунд стояла полнейшая тишина. Кто-то из стражников от удивления слишком широко раскрыл рот, хруст вывернутой челюсти вернул старшего надзирателя к жизни, кивнув на Лёньку, он спросил:
-- Этот тоже колдун?
Увы, граф тянул только на идиота, да и то с натяжкой. Пришлось ответить честно:
-- Нет.
Ананий облегченно вздохнул, еще раз окинул темницу взглядом и выбрался наружу. Стражники враз подобрали челюсти и животы. Надзиратель коротко распорядился:
-- Я на доклад, с колдуна глаз не спускать, второго в пыточную, допросить со всем старание, шкуру живьем драть! Ежели к моему приходу еще кто-нибудь исчезнет -- вас по камерам распихаю, дармоеды!
Удар ниже пояса, такого я не ожидал. Лёньку выволокли наружу, звякнули замки и стальная решетка встала на место. Задохнувшись от ужаса, я крикнул Анания, но поздно, надзиратель уже исчез. И тогда я заорал так, что стражники попятились:
-- Если с графа упадет хоть волосок -- всех в жаб превращу, в червей навозных!
Служивых ветром сдуло и вместе с ними испарился Лёнька. В полном смятении я опустился на пол. Перед глазами картины -- одна ужасней другой. Лёньку хоть на куски режь -- молчать будет, и не потому, что герой...
От грустных мыслей отвлек звук шагов. Из темноты вынырнул знакомый охранник и заискивающе произнес:
-- Мы там того, графа вашего привели назад.
Я вскочил на ноги, что-то слишком подозрительно быстро закончились пытки. Истолковав мою реакцию по-своему, охранник торопливо добавил:
-- Нет, нет, с ним все в порядке, пальцем не тронули.
И, правда, из-за угла появился Лёнька, жив-здоров, слюнки капают. Двое дюжих стражников любовно поддерживают графа за локти, а следом, в качестве почетного эскорта, вся остальная охрана. Снова заскрипела решетка, я глянул на вожделенную свободу и опять промолчал. Все тот же стражник, переминаясь с ноги на ногу, робко попросил:
-- Ты, мил человек, на нас не серчай, мы люди простые -- подневольные, нам с колдунами ссориться не с руки. Ананий еще не скоро вернется, будь добр, пока он с докладами шляется -- поколдуй малость, сотвори морок какой из графа, чтоб крови побольше, ран глубоких в избытке. А мы уж в голос поклянемся -- на куски резали. Утром порчу снимешь и уйдете целехонькими. Только уж до рассвета не исчезай, детишек пожалей наших.
-- Хорошо, -- согласился я. -- Давай бурдюк с водой и чтоб духу вашего не было. Заклятия у меня особенные, кто рядом окажется -- кровью изойдет.
Дважды повторять не пришлось. Поплевав на ладони, я принялся "колдовать", в третий раз разбирая кладку. Справился быстро.
Кореша выбрались наружу, глотнули водички и дед Кондрат подвел неутешительные итоги:
-- Правильно сигнал не дал, я в щель видел -- много их, со всеми не сладим. Что теперь делать?
-- Пять минут привести дух и назад. Скелет мне, Лёньку на его место. Будем ждать.
На этот раз ожидание затянулось надолго. Я уже почти уснул, когда явился Ананий. За спиной старшего надзирателя всё те же хмурые лица стражников.
-- Значит так, -- рявкнул тюремщик -- До утра...
-- Не ори! -- перебил я. -- Господин граф после пыток отдыхать изволят.
Глаза Анания полезли из орбит, он увидел лежащий на соломе скелет -- нога на ногу, правая рука подпирает череп. Сглотнув слюну, надзиратель тихо произнес:
-- Чего с ним?
-- Как приказано, по полной программе, -- заикаясь, доложил один из стражников и без чувств свалился на пол.
-- Ну, вы и звери... -- Ананий перекрестился и шёпотом приказал: -- Колдуна в преисподнюю.
Кто-то из стражников посмел пререкаться:
-- Там же...
-- Я знаю, кто там, -- перебил надзиратель. -- Оттуда ни один колдун не выберется. Утром явится начальник и пусть сам решает чего с кем делать. Исполнять!
Приказ есть приказ. Меня извлекли из камеры и повели. Решетку никто запирать не стал, оно и понятно, скелет -- узник спокойный, к побегам не приспособленный. А зря братцы, иные человеческие останки охранять требуется не в пример лучше, чем живых.
Стража старалась держаться от моей персоны на расстоянии, но тюремный коридор узок и я видел в глазах конвоя страх. Никто меня не подгонял, не тыкал в спину. Страшно стражникам, вдруг осерчаю, колдовать начну, у ближних на лбу крупные капли пота. Дрожь пробивает охрану, дрожат факела в их руках, заставляя бегать по стенам ужасные тени. Нервничаю и я, не каждый день живым в "преисподнюю" попадаешь. Остается надеяться -- кореша не дадут мне долго скучать.
Через пятьдесят шагов повернули налево, плохо освещенный туннель резко пошел вниз, чтоб не поскользнуться пришлось держаться за стену. Спуск занял минуту, мы уперлись в массивную гранитную плиту. Тупик. Ананий навалился мощным телом на торчащий из стены рычаг, и многотонная глыба со страшным скрежетом сдвинулась с места. У меня екнуло сердце, под ногами каменные заплесневелые ступени, впереди сплошной мрак, лишь далеко внизу слабый, ели заметный огонек. Плита встала на место, отрезанный от мира я на ощупь побрел к мерцающей святящейся точке.
"Преисподняя" походила на обычную камеру не больше, чем колонный зал Кремля на деревенский клуб. Стены -- монолитный натуральный камень, я не нащупал ни одного шва и стыка. Потолок теряется в непроглядной тьме. Пожалуй, это пещера с одним наглухо запечатанным выходом. Угораздило же так вляпаться. Тщательно выверяя каждый шаг я пробирался туда, где тлел слабый огонек.
В центре пещеры на камне горит свеча, рядом на валуне сидит человек. Пламя выхватило из мрака точеный профиль с крутыми скулами и крепким подбородком. Космы длинных нечесаных волос доходят до плеч, широкий приплюснутый нос недовольно поморщился, в узких раскосых глазах ни капли любопытства.
Стало немного жутко, в таких условиях тронуться умом раз плюнуть. Квартировать с психом удовольствие ниже среднего, ладно, если тихий, а если нет, где я тут смирительную рубашку искать буду?
От штанов и куртки пленника исходил удушливый запах перекисшего молока, грубо обработанная кожа щетинится скатанным бараньим мехом. Незнакомец пел и в такт словам, словно маятник, качался из стороны в сторону. Голос, слух, мелодия -- не то, чтоб не очень -- отсутствуют полностью. Единственное достоинство певца -- тихий голос, почти на уровне шёпота. Слова не разобрать, тарабарщина на гнусном трескучем языке. Я сел рядом и тоже запел:
-- Там вдали у реки
Засверкали штыки.
В небе ясном
Зоря догорала.
Сотня юных бойцов
Из буденовских войск
На разведку в поля поскакала...
Незнакомец быстро перестроился на новый мотив и вполне сносно начал подпевать:
-- Би хун дзам,
Сайхан зам урт зам...
Возможно, наш дуэт и смог бы заслужить приз зрительских симпатий в номинации -- "вопли мартовского кота сорвавшегося с крыши", если бы имелись слушатели, но к счастью таких не нашлось. Едва закончили петь, мой товарищ по несчастью наклонился над свечой и на приличном русском сказал:
-- Хорошая песня, ты кто?
Вот теперь я видел его во всей красе. Молодой парень, лет двадцати пяти, на правой щеке рваный шрам от уха до верхней губы.
-- Пахан, -- ответил я.
-- Па-Хан, -- по слогам повторил парень. -- Не слышал я раньше про тебя хан Па. Меня зови хан Азам.
Ханом мне быть еще не доводилось, но я смолчал. Азам нашарил в темноте бурдюк и протянул. Вода оказалась теплой с привкусом тухлого мяса, такое чувство -- половую тряпку в рот отжали. Дождавшись, когда я напился, Азам спросил:
-- Ты чего здесь?
-- Пока не знаю, утром начальник стражи придет, расскажет. А ты?
-- Из-за любви.
-- Это как?
-- Долго рассказывать, хан Па.
