Игорь Михалков - Восход
В дверь сунулся кто-то из матросов полковника, но автоматная очередь вынесла его наружу. На ученого упали брызги крови, он скривился и вытерся рукавом. Почувствовал, что внезапный прилив силы начинает исчезать, снова заныли колени.
– Мои хозяева милостивы. – Голос взрывника был настолько тверд и торжественен, что казалось, будто он выступает с трибуны. – Передают твоим хозяевам, бывшим рабам, свой ответ. Им предлагают добровольно сложить оружие и отказаться от сопротивления. В награду они умрут без мучений и получат возможность реинкарнации в следующем вращении Ретранслятора. Конечно же, их состояние будет изменено до той степени, которая соответствует уровню раба. В случае сопротивления твои хозяева будут уничтожены максимально болезненными методами. Право на реинкарнацию не получит никто.
– А как же люди?
За дверью, краем уха слышал Антон, что за переборкой, жарко спорили парни полковника. Кто-то предлагал взорвать шхуну «к е…ной матери», «положить как можно больше пидоров» и добираться до Турции на шлюпках, прихватив самое необходимое.
– Вопрос о людях не обсуждается. Они не заслуживают права называться разумными созданиями и равняться высшим.
– И это мне говорит человек! – воскликнул Аркудов.
– Я раб, – ответил диверсант. – Такой же, как и ты. Если ты думаешь, что сможешь войти в Звено Нового Рима и перенастроить его для Цепи Отцов, то очень ошибаешься. Все твои помощники умрут под пытками, а твое сознание навечно будет запечатано в самых темных уровнях Ретранслятора.
Мимоходом Антон вспомнил, что Новым Римом в начале первого тысячелетия назывался Стамбул. Ученый улыбнулся – страшная для врага угроза показалась ему очень смешной. Кроме того, она показала, что Правители боятся вторжения Отцов.
– Слышишь, ты, биоробот педальный, – начал было Аркудов, но продолжить мысль не успел.
На палубе закричали, поднялась перестрелка. У самых дверей завозились, кто-то застонал. Диверсанты отвлеклись, но и Антон выиграл немного. Он сумел лишь приподняться, чтобы увидеть, как в дверь, спотыкаясь, вваливается еще один «аквалангист». В него стреляли, но он успешно уходил от пуль, прикрываясь невзрачной темноволосой девушкой в белом халате. Аркудов знал эту барышню – она была женой капитана, работала на шхуне врачом и несколько раз приходила Антона проведать; простенькая, из тех, кто полностью растворяется в толпе, но весьма бойкая и говорливая. Миг растянулся в тысячелетие – ученый увидел глаза пленницы, полные боли и мольбы. Она хотела жить, освободиться от кошмара и быть свободным от Систем и Цепей человеком, ее глаза умоляли о помощи.
Следом за диверсантом и его заложницей, кувыркаясь, влетела целая гроздь ручных гранат.
– Ур-ро-о-оды! – заорал Антон, не слыша себя – он моментально оглох от воздушного хлопка; из носа пошла кровь. – Вы же своих убиваете!
Люди полковника пришли к выводам, что проще будет раздолбать моторный отсек и уничтожить противников, чем морочиться со штурмом, рискуя потерять шхуну вместе с ценным грузом – десятками увесистых ящиков, о содержимом которых Антон ничего не знал.
– Сволочи…
Захлебываясь криком, Аркудов забился в щель между переборкой и кожухом двигателя. Взрыв показался в закрытом помещении ревом иерихонской трубы. В ушах оглушительно завыло, перед глазами возникло алое марево. Наступила тишина. Следом за ней, поглощая беззвучно взрывающиеся лампочки, раскинулись щупальца темноты. Вместе с болью в ногах пришли усталость, страх и уныние.
Антон поднялся, придерживаясь за переборку. Язык прилип к шершавому нёбу, чувствовался запах свежей крови. В тот момент, когда лопались колбы светильников, ученому в голову пришли две очевидные мысли. Первая – ни с аннунаками, ни с нифелимами, ни с их зомбированными прислужниками вроде полковника и диверсантов нельзя договориться; мышь не в состоянии подписать мирный договор с мышеловкой, жаба вряд ли уйдет от аиста, сидя у него в глотке, Светланку не отпустят… Вторая мысль была еще прозрачней, исходя из предыдущей: нельзя помогать той или другой стороне – они одинаково опасны; нельзя активировать Звенья для Отцов и уничтожать Систему Правителей, лучше их перепрограммировать на нужды если не человечества, то хотя бы для себя! Уж он-то найдет способ во всем разобраться.
Сам того не зная, раб аннунаков дал Антону важнейшую подсказку. Оставалось надеяться, что с помощью своего союзника Аркудов совершит задуманное.
Возникла еще одна мысль. Глупая, но, возможно, самая важная и справедливая.
Антон твердо решил, что необходимо убивать любого, содействующего Отцам или Правителям. Он понимал, что находится в открытом море, окруженный приспешниками нифелимов, и наверняка сюда приближаются вспомогательные силы аннунаков. Но вид истерзанного осколками женского тела порвал в нем тонкую ниточку хладнокровия.
На залитом бурыми лужами полу могла бы лежать не худышка-доктор, а его собственная дочь. Из-за чего? Из-за свары между двумя кланами демонов, тысячелетиями использующих и насилующих род человеческий!
Надо покончить с ними раз и навсегда. Убить! Уничтожить немедленно!
И начать необходимо с полковника.
– Куда?! – рыкнул один из матросов, когда ученый проскочил мимо него, чудом не нарвавшись на пулю.
Остальные моряки напряглись, поднимая оружие, но, узнав в Антоне пассажира, занялись осмотром тел. Стремясь на верхнюю палубу к заветной цели, Аркудов мельком подумал, что принял правильное решение. Из обреза он мог бы убить двоих-троих, однако следующим трупом стал бы сам. Куда мудрей было застрелить полковника в суматохе, а потом каким-то образом сбежать с корабля. Да так, чтобы не пострадала дочка…
Но уже приближаясь к поручням, где лежали оглушенные противники, Антон сообразил, что поступает глупо. Смерть Павла Геннадиевича мало что изменит, к тому же остаются неучтенные факторы: как дальше быть и за что сражаться, не зная истинной расстановки сил между нифелимами, аннунаками и людьми. Все же лучше притвориться союзником Отцов и разобраться с Правителями. А позже придет время и «доброжелательных» homo primus, то бишь «людей первых», или как там их называют.
Поза полковника не изменилась. А вот убийца успел немного прийти в себя – раньше он лежал у поворота к трапу, сейчас же находился почти рядом с Павлом Геннадиевичем. По пути ему удалось подобрать уроненную силовиком «беретту», напряженные пальцы с усилием оттягивали затвор.
Антон смотрел на лежащих рядом насильников человечества, и в нем боролись противоречивые чувства. Страх за жизнь Светланки бился в тисках ненависти к полковнику, здравый смысл задыхался под мнением: необходимо что-то сделать – лишь тогда получишь настоящую свободу, слабое отражение которой подарила ген-модификация.
– Полковник, я хочу вас убить, – признался Аркудов. – Знаю, что нельзя, но ничего не могу с собой поделать.
Павел Геннадиевич внезапно открыл глаза. Они были удивительно ясными, ни отблеска боли.
– Давай, сынок, – сказал он, глядя на Антона. Улыбнулся: – Ты сделаешь мне большое одолжение. Хреново только будет торчать в Ретрансляторе – там заправляют мои враги.
Раб аннунаков, несмотря на слабость, сумел привести пистолет силовика в боевое положение. Пошевелился. Рука убийцы медленно подвинулась в сторону полковника.
Аркудов проследил за ним, но ничего не предпринял.
«Павел Геннадиевич спас мне жизнь, – подумал он. – Будет несправедливо, если он умрет от моей руки».
Перед его глазами лежали не полковник и слуга аннунаков, а замершие в конвульсиях жители Горинчево. Они опять вернулись, чтобы посмотреть на месть, на искупление их мученической смерти. Аркудов зажмурился.
Ядовито-желтый силуэт убийцы торжествующе замерцал. Представитель касты экзотических кровососов готовился выпустить жизнь из врага, который стал причиной сумасшествия Антона. Ненавистная Аркудову одним только своим существованием пешка аннунаков и беспринципный говнюк, занимающий далеко не последнее место в иерархии Отцов-нифелимов. Одинаково опасные для человечества и безмерно отвратительные Антону существа. Первый бесспорно должен умереть – оставить его в живых означает потерять многое, хотя и недополучить информацию. А вот второй…
Ученый снова посмотрел в глаза полковника. Тот улыбался, точно всю жизнь мечтал уйти в мир иной после выстрела в голову. Он давно уже был не человеком – цепной тварью Отцов, но глаза его говорили обратное: человек остался и борется за свое существование; возможно, он так же, как и Игорь Аркудов, сумел не поддаться влиянию и рассчитывал когда-нибудь поквитаться с обеими сторонами конфликта.
Мысли превратились в хаос. Взятая в заложники Светланка, угроза для человечества, ненависть, близость аннунаков. Из глубины сознания вновь поднимались волны безумия – Антону показалось, что за бортом на трехколесном велосипеде проехал толстый карапуз.
