Сергей Анисимов - За день до послезавтра
По крайней мере за Германию военные члены «экстренного штаба» ручались головой: объем бумаг, призванных обеспечивать сохранность каждой единицы этого нестандартного для бундесвера оружия, превышал вес собственно самих боеприпасов. За американцев, евреев и русских ручаться, как обычно, не мог никто. Но в отношении первых двух случаев военные выдали аргумент, который был достаточно сильным. С целью обеспечить максимальную утилитарность боеприпасы к американским системам (то есть SMAW/В-300 и M141 BDM) были разработаны просто как вариант стандартных гранат к реактивным противотанковым гранатометам, – но при этом «не противотанковые». В результате они представляли собой просто хорошие фугасные гранаты с минимальным (хотя и превосходящим русские разработки) бронебойным действием. Но при этом они были именно фугасными – поражение экипажа получивших попадания такими боеприпасами машин осуществлялось взрывчатым веществом и осколками корпуса. Да, попади в лимузин именно такая граната, и его пассажиров ждала точно такая же судьба, вне зависимости от того, была бы закрыта форточка в броневой перегородке между отсеками или нет. Да, бензобак наверняка сдетонировал бы точно так же, – и даже быстрее, чем это было в реальности на аллее, названной в честь принцессы Саксонской, Веймарской и Эйзенахской. Но механизм этого процесса был бы иным: топливо воспламенилось бы в результате поражения бензобака той немногочисленной долей осколков, которая имела бы достаточно большую скорость и массу, чтобы пробить защищающую его сверху тонкую броневую пластину. Здесь же оно именно «спеклось», когда пробивший бронестекло боеприпас подорвал аэрозольное облако. Возникал вопрос: если согласиться с тем, что здесь подходил только боеприпас русского производства, то какой именно и откуда он взялся в самом центре суверенной и давно ни с кем не воюющей Германии?
– Россия, Россия… – с неудовольствием пробормотал себе под нос Карл Эберт, начальник «экстренного штаба», с брезгливым видом оглядывая тот отчет, который держал в руках. О России в последние годы, месяцы и особенно в последние недели в Германии говорили слишком много. Более чем слишком для человека с юридическим образованием. Годы работы в прокуратуре всегда оставляли свой след: за них человек настолько привыкал слушать вранье, что учился с критикой воспринимать вообще каждое услышанное слово – исходи оно хоть из уст Папы Римского.
Хорошим примером был новый документальный фильм о Брюсе Спрингстине, который он посмотрел вместе с женой только вчера вечером, когда жизнь руководящему директору полиции все еще казалась такой же ненормальной, как обычно – не более. Великий американский музыкант имел многие миллионы поклонников во всем мире – но, оказывается, не в России. Там у них был свой имитатор, почти точно копирующий сценический стиль одного из основателей современного рока. Имя его Карл не запомнил: какой-то Антуан Макаренко или что-то в этом роде. Но подобранные клипы действительно впечатляли – отличить ноющего в микрофон русского от великого Брюса иногда было почти невозможно. И ничего особенного в таком не было бы, но десяток остановленных съемочной группой прохожих разного возраста честно признались, что своего Макаренко или Макаровича знают прекрасно, а вот ни о каком Спрингстине не слышали никогда, ни разу в жизни. Да, это было противно – особенно для человека, являющегося искренним поклонником классического рока, но при этом оставляло несомненное чувство «перебора».
Глупо, но именно это послужило причиной того, что поставленный начальником над десятком специализированных групп руководящий директор полиции Эберт поморщился и положил бумагу. Она легла на и так заваленный документами разного формата стол и мгновенно потерялась на его поверхности, как лодка в порту Ростока в день регаты.
– Мнения разделились и здесь, – отметил Карл Эберт, ни к кому особо не обращаясь. – Так «Шмель» или не «Шмель»?
– Пока не ясно, – признал стоящий перед ним армейский офицер. Извинения в его тоне не было ни на старый польский грош, ни на старый немецкий пфенниг. – За русский «Шмель» говорит многое. Если он был в варианте РПО-З, то есть зажигательном, то результат был бы именно таким. Объемное и продолжительное горение, какое и выжгло машину вице-канцлера – не просто дотла, а до синего каления, до «отпуска» броневой стали. Но, насколько нам известно, РПО-З не оснащается кумулятивным зарядом: стекло он скорее всего не пробил бы. Его пробил бы выпущенный из того же «Шмеля» РПО-А, но у него выше фугасность – осколки разбросало бы по значительно большей площади. Значит, это ни то, ни другое. Что-то третье. «Шмель» слишком тяжел, слишком габаритен для городских условий. Стрелять из него с раскачивающегося на зыби катера – это надо слишком уж верить в свою меткость. Вспомните – стреляли только один раз, и двигаться начали сразу же: значит, не сомневались, что попадут. Кроме того, против «Шмеля» говорит и тот факт, что отработавший и выброшенный назад двигатель в реке найден не был – при том что место, где он может находиться, было определено с высокой долей точности. Впрочем, дно Шпрее просто завалено ржавым железом – при столь торопливом осмотре водолазы могли его не обнаружить.
Начальник Sonderstab-1 не мог не кивнуть: водолазов действительно торопили. Поиск следов, способных объяснить исчезновение покушавшихся в единственное полуминутное «окно», когда их никто не видел, был тогда важнее. Да и сейчас, конечно, тоже. Но следов пока так и не было, а уверенный в себе и своих познаниях военный – был. Почему он так уверен?
– И что? – нелюбезно поинтересовался руководящий директор полиции, снова подняв глаза на майора, удивительно спокойно дожидающегося окончания паузы, заполненной размышлениями человека, которому он был подчинен.
– Больше всего указаний на то, что это русский РШГ-2. Малогабаритный, легкий, но с самой высокой начальной скоростью гранаты и, соответственно, дальностью прямого выстрела. Да, во много раз менее эффективный, чем «Шмель» в любом снаряжении, кроме дымового. Но на цель объема автомобиля представительского класса с лихвой должно было хватить и этого. Опять же, вне зависимости от того, была амбразура в броневой перегородке между отсеками закрыта или нет.
– Амбразура?
Привыкший внимательно следить за лицом собеседника в ходе произнесения им чего-то важного, Карл Эберт впервые заметил, что тот, оказывается, может сменить выражение уверенности на что-то другое. Очень самолюбив. Какое бы «бронированное» в отношении мимики лицо майор ни имел, тот не имеющий особого значения факт, что его поймал на неточности гражданский, задел его сильно.
– Виноват, не амбразура, конечно. Форточка.
– Но что-то смутило вас и в этом варианте…
Теперь руководящий директор полиции наблюдал за лицом армейского офицера уже с искренним интересом. Ему даже понравилось, что тот так разволновался. Это придавало всей этой невероятной беседе оттенок человечности. Кто мог представить с год назад, с месяц, даже просто вчера, какую тему они будут обсуждать? Из гранатомета какого именно типа сожгут вице-канцлера Германии?
– Разумеется, герр Эберт.
Майор посмотрел ему прямо в глаза. Расхождения по этому вопросу имелись в его собственной группе, расхождения имелись в выводах его самого. Сама логика рассуждений была непогрешимой, но возможных вариантов в графе «вывод» оказалось сразу два – а значит, оба были неверными. Впрочем, самого этого он не боялся. Бояться должны другие. Те, которые не знают о тысячах документов совершенно определенного рода, отрабатываемых ежемесячно в военной разведке бундесвера в течение последних нескольких лет. А может быть, и нет. Вполне может быть, что бояться должны вообще все: от слишком недоверчивого полицейского в высоком чине, сидящего перед ним без малейшего следа воспоминаний об элементарной вежливости, до полицейского-курсанта, дежурящего у факсимильного аппарата.
– Ряд деталей заставил меня предположить, что это все же может быть не РШГ-2, а РМГ. Последний – это самый современный из всех типов, из тех, о которых мы знаем. В отличие от других, он предназначен именно для действий в урбанизированной местности. Этот гранатомет представляет собой развитие РШГ-1, который, в свою очередь, является производным классического противотанкового РПГ-27. Применялся русскими начиная со второй фазы их войны на Кавказе, но относительно ограниченно. Самое сложное здесь…
Майор запнулся, поморщившись. Условно говоря, его должностные обязанности как раз и заключались в том, чтобы являться ходячим справочником бундесвера по вооружению современных сухопутных войск Российской Федерации и Республики Беларусь. До недавнего времени он полагал, что знает о находящихся на вооружении этих армий образцах все. Сегодняшний день поколебал его уверенность. Признаваться в этом было тяжело, но, к сожалению, выбора не имелось.
