Олег Бондарев - Кремль 2222. Тушино
– Ох, как хотел бы я на него посмотреть!.. – мечтательно протянул лысый дружинник.
– Ну так останься снаружи, – не удержался от остроты Игорь. – Отсюда будет виднее всего.
– Ну да, конечно. – Мигом посерьезнев, Митрофан одарил собеседника хмурым взглядом. – Чтоб он меня раздавил, да?
– Это была шутка, – спешно пояснил светловолосый дружинник. – Обстановку чтобы разрядить.
– Не до шуток сейчас, – буркнул Митрофан, ускоряя шаг. – Био тут будет с минуты на минуту!
«А когда я полчаса назад об этом предупреждал, все решили, что опасность еще далеко!..»
Уже достигнув спуска в подземелье, лысый дружинник остановился и, повернувшись к собеседнику, сказал:
– Да и потом – это ведь может быть и не «Аконкагуа 5А»!
– Может, и не он, – не стал спорить Игорь.
«Но по звуку – очень похоже», – подумал он про себя.
У лестницы все спешивались и осторожно вели фенакодусов за поводья, чтоб те ненароком не оступились и не переломали себе ноги. Терять скакунов теперь, когда до тушинского склада было уже рукой подать, никому не хотелось.
– Горюн‑траву доставать? – спросил кто‑то – по голосу, кажется, Олег.
– Повременим пока лучше, огонь разжигать, – подумав, ответил Прокофий. – А то еще разглядит нас этот треклятый робот или дым учует. Лучше так переждем, пока он пройдет, тем более день‑деньской снаружи, уж не пропустим!.. Изнутри, правда, могут пожаловать, так что держим ухо востро. Игорь, Митрофан!
Светловолосый дружинник при упоминании своего имени вздрогнул и вопросительно уставился на предводителя. Опять он хочет их с лысым разведчиком отправить на передовую?
«Только бы не наружу! – пронеслось в мозгу. – Хотя с него станется!..»
– Прикрывайте нас с тыла, – распорядился десятник. – Чтоб никакой мутант не подобрался в потемках.
– С тыла… – разочарованно протянул Митрофан. – А я так хотел на био живого взглянуть!..
Игорю почему‑то стало за него стыдно. Наверное, потому, что не ожидал обнаружить за внешностью лысого великана любознательного мальчишку, который умом мало чем превосходил новоиспеченного юнака. Такое поведение нормально, когда тебе десять, и мир для тебя не столько опасен, сколько интересен – ты хочешь на все взглянуть и всего испробовать. Но двадцатилетнему, уже не раз побывавшему в рейдах, подобное любопытство обыкновенно не свойственно. Узнав, насколько беспощадна московская Зона, ты стараешься вернуться домой при первой возможности и прячешься, едва заслышишь любой посторонний звук. Не потому, что ты трус. Просто ты хочешь жить.
– Да, не переживай, – махнул рукой Прокофий. – Может, это и не био вовсе, а что‑то другое.
– Все равно интересно, – буркнул лысый верзила.
– Пойдем, – сказал светловолосый дружинник, коснувшись плеча Митрофана. – Время не ждет.
Тот от касания встрепенулся и слегка ошалело посмотрел на товарища, однако, живо спохватившись, кивнул и первым устремился в тыл. Казалось, практически непроглядная тьма, которая начиналась в нескольких метрах от нижней ступеньки, совершенно не страшила этого большого лысого ребенка. Зато происходящее пугало Игоря, который не желал умирать на самых подступах к складу, где проклятые кио держали его собрата. И сейчас он не столько боялся гигантского био, шаги которого теперь отчетливо слышны были сквозь гул его мощных электрических моторов. Куда больше Игоря пугали руконоги, обитающие во тьме подземелья, и придурошный Митрофан, бедовый и чересчур любознательный.
«Был бы он с нами в ту роковую ночь, когда мы с Захаром впервые выбрались за крепостную стену, – подумал Игорь, одарив собрата по несчастью раздраженным взглядом, – сейчас бы не лез на рожон!..»
Но Митрофана они тогда не знали, как и он их. И вот теперь лысый дружинник с интересом вглядывался во мрак, будто верил и ждал, что оттуда хоть кто‑нибудь появится, дабы удовлетворить его жажду познания.
Вдруг потолок и земля под ногами задрожали, будто начался очередной катаклизм. Игорь рефлекторно расставил ноги пошире и раскинул руки, чтобы удержать равновесие. Источник гула, судя по всему, теперь находился прямо над ними – иначе говоря, странное громадное существо пересекало ту самую площадь, на которой они спорили еще пару минут назад.
Землетрясение продолжалось несколько мгновений, может, с полминуты, а потом небо закрыла собой огромная черная туча, и воцарился мрак. Игорь затаил дыхание, невольно решив, что в этот миг лучше не издавать ни звука. Только пару секунд спустя дружинник осознал, что над ними нависла вовсе не туча, а самый настоящий «Аконкагуа», от которого отряд и прятался. Увидев огромную головную башню, Игорь тут же представил, как она разносит в пух и прах крепостную стену и убивает людей, находящихся внутри, и ему стало не по себе.
К счастью, тьма царила недолго: минута, может, полторы, и появился просвет, который стал медленно, но верно шириться, пока лучи солнца не ударили в лицо, заставив отвернуться.
Игорь зажмурился, буквально на миг, и тут же услышал сдавленный крик:
– На помощь!
Резко распахнув глаза и повернув голову на звук, дружинник увидел, что Митрофана схватили два уродливых бага. Стоя на четырех задних лапах, передними четырьмя они крепко держали извивающегося разведчика. Лысый бугай в кои‑то веки казался испуганным; судя по выражению лица, он наконец‑то потерял интерес к исследованию московской Зоны и захотел домой.
– Баги! – воскликнул Игорь.
Краем глаза он увидел движение справа от себя. Повернуться лицом к опасности дружинник уже не успевал, а потому бросился вперед и вбок. Это спасло ему жизнь: из темноты вылетел еще один баг, размахивая зажатой в передних лапах корявой острогой. На первом же шаге Игорь выхватил пистоль и направил его назад, одновременно поворачиваясь к мутанту лицом. Руконог взревел, словно дикий зверь, замахнулся острогой снова, но во второй раз застать дружинника врасплох уже не смог. Игорь нажал на спусковой крючок, и голову бага отбросило назад точным выстрелом в лоб. Не выпуская острогу из рук, он стал медленно заваливаться на бок, пока не рухнул на потрескавшуюся плитку, вздымая пыль.
– Игорь! – проорал Митрофан.
Дружинник повернул голову и увидел, что руконоги уже тащат пленника в темноту тоннеля. Игорь поднял руку с пистолетом и принялся нажимать на спусковой крючок, надеясь на… что? Наверное, на маленькое чудо – ведь, по сути, не мог нормально прицелиться из‑за тьмы, царящей вокруг. Он прекрасно понимал, что может таким образом ранить Митрофана, но лысому дружиннику и без того грозила смерть, поэтому риск был вполне оправдан. Одна из пуль, кажется, задела руку бага – по крайней мере, она повисла безжизненной плетью. Но у мутанта имелось еще семь в запасе, и потому он даже не сбавил хода.
Игорь порывался броситься в тоннель следом за хнычущим лысым дружинником, однако на плечо ему легла чья‑то тяжелая рука. Оглянувшись, светловолосый разведчик увидел суровое лицо Прокофия.
– Ему уже не помочь, – сказал он тихо, но твердо. – Уходим.
Игорь бросил отчаянный взгляд в глубь тоннеля. Митрофан и его пленители уже практически растворились в полумраке. Гнаться за ними было равносильно смерти: в отличие от людей, баги в темноте видели превосходно. Пожалуй, меньше шансов на успех имелось только у смельчака, добровольно прыгнувшего в Провал, дабы изловить Удильщика.
«А ведь когда‑то и я был таким же самонадеянным дурачком, – подумал Игорь, морщась от истошных криков Митрофана, доносившихся из тоннеля. – Правда, тогда мне было шесть лет, а не двадцать с лишним…»
Да, все понимали, что лысый бугай был глуп и любопытен сверх всякой меры, но осознание этого факта не делало его потерю менее болезненной. В первую очередь Митрофан был их собратом по оружию, земляком, парнем, которого воспитывали те же Учителя, что и Прокофия с Игорем, Захара и прочих, еще живых или уже нашедших свою смерть. Иными словами, Кремль потерял не просто любознательного мальчишку, но полноценного воина, который готов был защищать своих близких до последней капли крови.
– Да, вы правы, – глухо ответил Игорь и, поколебавшись еще немного, с трудом отвернулся от мрачного тоннеля.
Они спешно уводили фенакодусов на поверхность, боясь, что руконоги вернутся с подмогой, дабы отомстить за погибшего собрата. Произошел нехитрый размен – один воин Кремля на одного бага – но в условиях нынешнего мира даже такая потеря была неравноценной. Матки руконогов взамен убитого разрождались десятком новых, тогда как в Кремле каждый меч был на счету: тамошние женщины просто не могли на‑гора выдавать тройни, да и интервал в девять месяцев еще никто не отменял.
Впрочем, сразу после потери ты не думаешь о том, как она скажется на общине. Ты вспоминаешь, что связывало тебя с человеком, прокручиваешь в голове события, которые предшествовали его смерти, и ломаешь голову, пытаясь понять, мог ли ты – конкретно ты! – хоть как‑то препятствовать случившейся трагедии. И, конечно, ты горюешь – потому что все же не смог.
