Внешняя беговая - Юрий Витальевич Яньшин

— Черт с вами! Давайте сто сорок, но чтобы к вечеру деньги находились у меня на столе. Плюс юридическое сопровождение и оформление сделки — за ваш счет, — тоном, не терпящим никаких возражений, подытожил недолгие торги Валерий Васильевич.

— А как я смогу попасть к вам, что бы передать деньги и забрать экспонаты?

— Записывай номер телефона моей дочери — Анастасии. С ней и будешь заключать сделку. Она даст тебе и тем, кто с тобой прибудет, пропуск. А здесь встретит и поможет все собрать и упаковать. Сам понимаешь, что мне в этом деле светиться никак нельзя, хотя бы первое время.

— А у нее есть доверенность на распоряжение коллекцией? — вдруг испугался, всегда осторожный в таких делах Абрам Исаевич.

— Имеется. Не волнуйся. Коллекция, юридически, принадлежит ей.

— Я все понимаю, — пробормотал коллекционер извиняющимся голосом за свое недоверие. — Говорите ее номер, я запишу.

После того, как Золотницкий записал номер телефона Анастасии, они еще немного поговорили, обсуждая некоторые детали сделки. Затем, когда разговор был закончен, он обернулся на свою свиту, которая до этого затаив дыхание, внимательно прислушивалась к беседе. Настя, кстати, так и стояла, разинув от удивления рот, и прижав к груди деньги с драгоценностями.

— Ты все поняла? Что делать с полученными деньгами, тоже помнишь, надеюсь? — спросил он у нее.

Та медленно, как во сне, кивнула головой.

— Папа, а ты никогда не говорил, что твоя коллекция стоит так дорого, — проговорила она в какой-то детской и непосредственной растерянности.

— А сама догадаться не могла? — не слишком-то ласково буркнул он ей в ответ.

— Каким образом? Я думала, что это просто старый и иногда ржавый хлам. И ты мне никогда ничего не рассказывал про него.

— А когда дарственную оформляли, то в страховку ты заглянуть не посчитала для себя важным? — саркастически ухмыляясь, задал он ей вопрос. — Там вполне конкретно указана страховая стоимость коллекции.

Та, в ответ, лишь неопределенно пожала плечами. Она всегда была чрезвычайно далека от всяческих юридических тонкостей, а также житейско-бытовых проблем и нюансов, связанных с ними.

— Вот что, парни, — обернулся он к троице, застывшей неподалеку, — думаю, вам не надо напоминать о том, чтобы не трепаться об увиденном и услышанном здесь? Это, доктор, в полной мере и к вам относится тоже.

Врач быстро-быстро закивал, Михайлов, сделал картинный жест, будто застегивает рот на замок, а Завьялов просто приложил руку к сердцу. Ну, в этих-то двоих у Афанасьева и раньше не было сомнений. Доктор, тоже, наверняка, прошел не одну проверку, прежде чем устроился работать в Национальный Центр обороны. Болтуна и провокатора здесь не стали бы держать.

— Ладно, мужики, не стойте тут столбами. Идите вниз и ждите меня у машины, я сейчас спущусь.

Затем, взглянув на циферблат своих командирских часов, кинул им вдогонку:

— Да кликните там ко мне Сан Саныча.

Дождавшись, когда «цыгане шумною толпою» горохом скатятся вниз по ступенькам, Валерий Васильевич подошел к зятю.

— Прости меня, старика, Петр, за то, что я так по-скотски поступил с тобой, и вообще, вами с Настей, — тяжело произнес он, почему-то опасаясь смотреть тому в глаза, поэтому, разговаривая с ним, глядел чуть в сторону.

— Наверное, вы решили, что у вас просто нет другого выхода, — ответил тот, машинально поправляя на голове съехавшую набекрень пилотку.

— Может так оно и есть, — задумчиво произнес тесть. — Осуждаешь?

— Да, в общем-то, нет, — неопределенно пожал своими широченными плечами Вальронд. — Только, вот…

— Знаю-знаю, что ты хочешь сказать, — перебил его Афанасьев. — В России-матушке всегда не было недостатка в обездоленных детях, и на всех на них не хватит никакой коллекции раритетов, а тем более таких браслетов, как твой.

— Да, такие дела не решаются в частном порядке. К ним нужен комплексный подход — на уровне государства, а не милосердия отдельно взятых сердобольных лиц, вроде вашего.

— Ты не понимаешь, Петя. Именно в этом конкретном деле и есть моя персональная вина. Ведь придуши я этого Арнста, где-нибудь на телевидении еще два месяца назад и не было бы этого непотребства. Я по своей старческой дурости думал, что вот, постращаю его, так он и осознает, проникнется. А оно, видишь, как получилось? С такими типчиками уже ничего не поделать. Таких надо только выкорчевывать, чтобы они не заразили окружающих. Вот я и собираюсь это сделать. Но так, как ущерб их действиям все же уже нанесен, в том числе и по моей непосредственной вине, то, стало быть, мне и расплачиваться за нее. Ну, и вам с Настей тоже, как ближайшим моим родственникам.

— Вам, конечно, виднее, со своей государственной колокольни рассуждать о персональной ответственности, — подпустил туманной неопределенности в свои слова Вальронд.

— Значит, ты считаешь, что я неправ? — снизу вверх глянул он на зятя непонимающими глазами.

— Не знаю, — опять пожал тот плечами. — Вот, вы, Валерий Васильевич, продали свою коллекцию…

— А еще отнял ваши деньги, твой браслет и сережки, что ты подарил Насте, — перебил его тесть.

— Да, Бог с ними, с этими деньгами, — махнул рукой Петр. — Наживем еще. И сережки купим. Только я ведь не про это начал.

— А про что?

— Я это к тому, что, вот вы сейчас перечислите деньги на этот хоспис… Уж не знаю, на какие цели будут они израсходованы, но будем надеяться, что толика благ достанется и сиротам. Но я никак не возьму в толк, а чем хуже дети в таких же хосписах, скажем, Воронежа или Сызрани? Или этим детишкам, просто повезло оказаться в столице? Опять, значит, одним — все, а с другими, как быть? Опять позориться на весь белый свет с просьбами по телевидению скинуться гражданам на спасение того или иного ребенка?

— И что ты предлагаешь?

— Кто я такой, чтобы предлагать план действий целым министерствам социального обеспечения и здравоохранения? Это пускай они решают вопросы о приоритетном и центральном финансировании учреждений подобного рода. Пусть у них голова болит о том, чтобы содержание и медицинское обеспечение детей Москвы ничем не отличалось от такого же, но в каком-нибудь Урюпинске. Не знаю. Может быть, в наше непростое время, стоило бы ужаться где-нибудь в ином месте, чтобы обеспечить достойное содержание детей, как нашей надежды на будущее. Не будет детей — не будет и будущего. Я — водолаз, а не государственный деятель, поэтому не мне решать такие вопросы.

— Хорошо,