Илья Тё - Война для Господа Бога
И рейтары, а с ними остатки жандармов рухнули на поле тысячами вместе со своими конями.
Бавен вытер холодный пот. То, чего он ждал эти несколько минут, глядя на выход из лагеря своих последних эскадронов, все-таки случилось. Огнедышащие редуты сервов сделали свое дело. На зажатые в тисках между рекой и лесом компактные, «сбитые» ряды его кавалеристов в несколько залпов вылился смертоносный свинец. А в отличие от атаковавших на левом фланге пехотинцев, количество которых измерялось почти сотней тысяч, число королевских кавалеристов все же было не столь велико. Рейтар в атаку вышло всего шестнадцать тысяч. Пехотинцев на левом фланге оставалось около сорока тысяч и жандармов на правом – от силы сотен двести.
Колоссальные потери этого дня, понесенные как атакующей, так и обороняющейся стороной, делали незначительное число свежих рейтар резерва существенным фактором в сражении полумиллионной солдатской массы. Но для того чтобы смешать их с землей, потребовалось всего несколько добрых залпов. Бавен глядел на измызганные в кровавый прах свои отборные эскадроны и только сильнее стискивал челюсти.
То, что вытворял на поле этот поганый серв, было немыслимо! Никогда еще великолепные эшвенские бригады не расстреливали из пушек. Всегда стреляли только они, ибо ни одна нация кроме Эшвена, не имела в этом проклятом мире доступа к технологиям храмов Хепри, к электричеству и Хеб-седу, к клонированию и нуль-синтезу, к пороху и мушкетам! Почти идеальная, несокрушимая военная система, отработанная столетиями победоносных войн, созданная на самой заре истории гением Господа Хепри впервые на человеческой памяти оказалась сокрушена – его же оружием! И кем? Погаными сервами, впервые увидевшими кулеврину едва ли месяц назад!
Бавен покачал головой. Кривая усмешка судьбы – именно ему, сенешалю Артоша и знаменитому воеводе, выпала кошмарная честь стать пионером в этой сомнительной практике!
Позор. Слезы подкатили к глазам. Комок застыл в горле.
Но нет, подумал он, нужно сдержаться, обстрел продолжается, и пока он рефлексирует здесь в своей ставке, там на истоптанном ковыле с каждым новым залпом гибнут сотни бойцов!
Спасительное решение трепетало в его голове как подраненная дробью птица. Спасительное решение – единственное и… презренное.
– Назад! – заорал Бавен. – Назад!
И развернулся к своим офицерам.
– Поле потеряно, – внезапно севшим голосом произнес он, – но не потеряны полки! Вестовых – к рейтарам! Третий полк выходит за линию действительного огня противника, перестраивается и прикрывает отход. Остальные выдвигаются на тракт. Остаткам пехоты выдвигаться туда же. Двигаемся на юг, к Бургосу, организованно и быстро. Дезертиров стрелять на месте! И вывозите обоз, к чертовой матери, вывозите!
Остатки кавалерии откатились назад. Преследуемые только пехотой и спешенными драгунами, оставшиеся в живых после яростного обстрела королевские всадники быстро оторвались и начали со всех ног улепетывать с поля боя, покрывшего их вечным позором.
Кони под рыцарями задыхались, да и сами изнуренные, окровавленные и униженные поражением от рабов бойцы глотали открытыми ртами воздух, то ли от бешеной скачки, то ли гнева и ужаса, захлестнувших само их существо.
* * *– Сэр, они отходят! Слишком быстро, наши не успевают догнать!
Гор кивнул.
– Вижу.
После очередного залпа орудия перезаряжались. Буквально через минуту стволы рванут снова, однако… однако этот залп судя по всему будет последним, поскольку после еще одной перезарядки отступающие королевские всадники выйдут из зоны действительного прямого огня.
Отступающая «лава» королевских рейтар была развернута к ним самым краем, тонким боком вытянутой в струну линии. Ядра не долетали и до середины. Часть рейтар, попавшая под обстрел, рассеялась, откатившись ближе к реке, однако основная масса конников, оказавшаяся за линией огня, продолжала отступать с поля вполне безнаказанно.
Несколько десятков пар глаз из ближайших орудийных расчетов устремились на своего командира, или на своего пророка-освободителя, словно спрашивая, позволим ли уйти противнику?
Гордиан мотнул головой.
– Примкнуть штыки! – вскричал он. – Берем рогатки – и в поле.
Мушкетеры вышли несколькими компактными колоннами. Уцелевших всадников, как жандармов, так и рейтар, оставалось порядка двадцати тысяч сабель. Пехотинцев Бавене на левом фланге – сорок.
И триста тысяч трупов всех остальных…
Большая часть защитников редутов и, прежде всего артиллеристов, осталась на своих позициях, продолжая поливать свинцом остатки пикинеров на левом фланге и замешкавшихся на правом всадников. Гор взял только «лишних», тех, кто не обслуживал орудия, тех, кто не стрелял. Он вывел свой ничтожный отряд во фланг и в лоб отступающей «лаве», чтоб задержать их бег лишь на несколько минут и дать драгунам возможность Крисса настигнуть и добить удирающего противника.
Мушкетеры встали в линию, разбившись как всегда на роты по шесть шеренг в глубину сомкнутой колонной поперек поля, и выставили перед собой рогатки на крестовинах. Первый ряд привычно упал на колено. Второй встал пригнувшись. И третий – в рост.
* * *Хавьер в этот день уцелел чудом. Возможно, его спасла счастливая звезда, сделавшая его шательеном Эшвена и бессмертным лордом, а возможно, то, что после красивого выхода во главе конной «лавы» он держался преимущественно середины строя, вызывая презрительные взгляды товарищей по оружию и безусловное одобрение своего собственного инстинкта самосохранения.
Окончательная смерть ему не грозила, это да, но деньги, деньги – Хеб-сед стоил дорого. Поэтому отступал он первым. Впрочем, оставаться первым тут было трудно. Отступающие неслись во весь опор, выполняя команду Бавена, и, что греха таить, подстегиваемые страхом перед очередным залпом ужасных «рабских» орудий.
Еще немного, еще метров двести, и линия, за которой огонь кулеврин так смертелен, останется позади. Но вдруг они встали – первые ряды осадили коней, вторые налетели на них сзади, сталкивая с седел людей и сбивая с ног могучих животных.
Посреди поля, за искусственным палисадом из остро отточенных жердей, ровной линией стояли презренные во всяком войске стрелки. Без поддерж-ки алебардщиков, без копьеносцев – только ружья.
Хавьер взревел во всю мощь своих легких, а вместе с ним, то ли повторяя его клич, то ли провозглашая свой, сама собою взревела еще тысяча шательенских глоток.
Проклятые сервы! Совсем обнаглели? Выходить мушкетерским строем против жандармерии и рейтар?
И конница ринулась в бой. Сражение проиграно, да, но этих мы стопчем!
Лорд Хавьер пришпорил вороного, и лихой скакун одним махом перелетел через палисад из рогаток. Вместе с лордом это сделали еще несколько всадников и, размахивая мечами, врубились в мушкетерский строй.
Внезапно перед лордом возник мушкетер. Один, даже без клинка, всего лишь с мушкетом. И сделал выпад ружьем! Сначала лорд даже не понял сути маневра, не сделал ни попытки уклониться, ни отбить удар, лишь направил скакуна ближе, чтобы достать глупца палашом и тут… его животное мощным движением вскинулось и осело наземь, тяжело заваливаясь на бок. Мелькнул мушкет, на стволе которого, сверкая багряным, был закреплен клинок, напоминающий острие алебарды.
Над головой грянул залп. Сплошным накатом три ряда заряженных мушкетов выпалили картечью в упор. Пять рядов кавалерии рухнули наземь. Оставшиеся, кто избежал ранений, закружились на месте, не решаясь атаковать. Где-то чуть далее, примерно метрах в трехстах от образованного мушкетерами живого заслона, на пятки отступающим рейтарам и жандармерии наступал Крисс: «мешок» закрылся, отступление провалилось.
Немного придавленный трупом собственной лошади, лорд Хавьер судорожно пытался выбраться. В голове его был закреплен шунт, обеспечивающий передачу сознания в ближайший храм Хепри для осуществления очередного Хеб-седа, однако если сервы успеют вырезать устройство у него из виска (а эта процедура была возможна), то он лишится своего бессмертия напрочь.
Хавьер дергался, пытаясь отодвинуть тушу коня, но ничего не получалось.
– Вам помочь, сударь? – один из мушкетеров-рабов присел перед ним на корточки.
– Если возможно, сударь, – словно в припадке заорал шательен. – Хотя какой ты «сударь», сервская рожа…
И осекся – перед ним был Фехтовальщик. От ненависти, переполнившей его горло, Хавьер аж захрипел.
– Какая честь, – воскликнул серв – вы, сударь, меня узнали. И, как вижу, в ваших краях все хорошо с Хеб-седом, ибо последний раз я видел вас коленопреклоненным и с каленым клинком где-то в области сердца, не так ли?
Еле сдерживая кипящую внутри злость, Хавьер выдавил с угрожающим львиным рыком:
– Я это, братец, тоже помню. И не забуду, уж ты поверь. И я требую реванша! Так что, если в тебе, отродье, осталась хоть капля чести, то позволь мне выбраться. Скрестим клинки в честном бою! Тогда в Бронвене ты, братец, не слишком честно меня одолел. Совесть-то не мучает?
