Яна Завацкая - Про жизнь и про любовь
Но все это не относилось к самой Ивик. Она знала точно, что никогда и никому не понравится. Диссе права - не хватает женственности. Девчонки старались хоть для вечеринок накраситься, сделать из короткой квиссанской стрижки хотя бы подобие прически, носили самодельные сережки и бусы. Ивик тоже пыталась это делать, но по-настоящему не умела, и это ей было неинтересно. Какой смысл? Она все равно не женственна. Не красива. Ее просто не любят. Ивик не огорчалась по этому поводу. Главное, есть подруги, да и в сене к ней относятся неплохо. Она давно привыкла быть хуже других.
Но если бы кто-то из мальчишек вот так смотрел на нее! Да она бы все отдала за него. Даже все равно, кто бы это ни был. Даже, например, Тен. Так ведь нет, Тен по-прежнему смотрит на Диссе. А Дана - она просто слишком независимая. Прекрасно ведь понимает, что Дэйм в нее влюблен. Понимает, но ни за что не сделает шаг навстречу. Еще и отталкивает его, как бы играет.
— А знаете, девчонки, - сказала как-то Ашен. Они были одни в это воскресенье, их отпустили в увольнительную, в Ланс, - между прочим, гэйны как правило выходит замуж только за гэйнов. Вот сколько у нас знакомых семей…
Она задумалась.
— Еще бывают случаи, когда гэйн-мужчина женится на девушке из другой касты. Таких я знаю… даже не так уж мало. Но чтобы гэйна-женщина вышла за чужого мужчину…
Они сидели втроем в беседке в тенистом осеннем парке, а вокруг медленно кружил листопад. Кругом - куда ни глянь - золото, и багрянец, и бурые пятна, и редкая зелень. Просинь неба там, в высоте, над деревьями.
— Я знаю две таких семьи. И только одна живет еще как-то нормально… А во второй муж, который аслен - просто взял и ушел. Представляете?
— Разве так можно? - удивилась Ивик.
— Нельзя, но если очень хочется, кто запретит… Теперь этот муж живет с какой-то одинокой женщиной просто так, без всякого брака. А эта гэйна, она осталась одна, и дети с ней, четверо детей. В основном они в школе живут, конечно… знаете же, какая жизнь у гэйнов, - Ашен нахмурилась, подумав, видно, о своих родителях - их она тоже видела не часто, - вот потому я и говорю, только гэйны могут понимать друг друга.
Ивик задумалась. И в самом деле - как жить с чужим человеком, который вообще представления не имеет о том, каково это - быть гэйном. И ведь женщина должна многое делать по хозяйству. Она сидит дома, пока рождаются дети - положим, гэйнам тоже дают отпуск, но почему-то у всех женщин-гэйн детей не много, не больше трех-четырех. Потом, женщина ведь должна каждый день готовить еду, стирать, а гэйна не всегда это может, попробуй-ка приготовь что-нибудь, когда только что вернулась из патруля. И тревоги… и вообще. Поймет ли это человек другой касты?
— Любовь-то зла, полюбишь и козла, - буркнула Дана, - любовь ведь не спросит.
— Да, конечно, - согласилась Ашен, - слушай, ты бы сыграла, что ли?
Дана сняла с плеча скрипку. Она почти все время таскала ее с собой. Ивик подшучивала, что это привычка к автомату - надо что-нибудь на плече держать. На самом деле, похоже, музыка служила для Даны чем-то вроде наркотика. Или успокоительного средства.
Девочка прижала инструмент узким подбородком. Взмахнула смычком.
Мелодия была как листопад. Ивик узнала ее, но названия припомнить не могла. И неважно. Дана все равно быстро ушла от темы, пустилась, как обычно, в импровизацию. Как в Медиане. Ивик закрыла глаза. Ей не нужен был листопад. Ей и музыка уже почти была не нужна. Это было похоже на Медиану, но лишь отчасти - совсем иное измерение, и телом она не была там. Наверное, телом туда и нельзя попасть, разве что душой после смерти. Это было так же, как в лесу, когда сливаешься с окружающим миром, уже не чувствуя разницы между собой, деревом, камнем. Так же и сейчас - листопад, музыка, сладкий холодный осенний воздух, и она, скользящая где-то на грани, и ни единой мысли, ни единой тревоги в душе. Дана плавно сменила тему. Ивик открыла глаза. Теперь она смотрела на подругу. Это было очень красиво. Черные волосы Даны, куст, похожий на застывший взрыв термитного заряда, огненный с золотом, тонкая нервная рука, водящая смычок, и глаза. Господи, какая же она красивая, подумала Ивик с замиранием сердца. Еще бы в нее не влюблялись… Какие у нее глаза - огромные, черные. Как ни скажи, все будет не то. "Твои глаза - как океан. Как бесконечность", - вспомнила Ивик. Такое надо про Дану сочинять. "А мне твой облик на земле - как в небе просинь. И я рисую на стекле твой детский профиль". Ивик вдруг кольнула тревога, а может, это музыка чуть сменила тональность. Дане всего четырнадцать, а она уже - вот такая… она не сможет жить долго, вдруг подумала Ивик с ужасом. Просто не бывает такого. Она - слишком не от мира сего. Слишком прекрасная, необычная. Как ангел. Вот Ашен - другое дело, та приспособлена к этой жизни… все мы приспособлены. А Дана - нет. У нее и судьба тяжелая. И отец вот… Ивик стиснула кулаки, подумав о том, как легко в самом деле умереть - и тем более, вот такой, как Дана. Слишком хорошей, к расивой, талантливой для этого мира.
По щекам Ивик покатились слезы.
На первом курсе Ивик почти перестала читать - не было времени, слишком уставала. Разве что в каникулы она подолгу просиживала в библиотеке, а обычные выходные были заполнены зубрежкой, рефератами и сочинениями. На втором, опять же, было не до привычных занятий. Ивик слишком увлеклась тогда другими вещами. Так уж было ей свойственно - если Ивик увлекалась чем-нибудь, то ни о чем другом думать уже не могла. Все, что она тогда читала - это "Письмо незнакомому брату" и каталог дарайской фирмы (сейчас об этом было стыдно и неприятно вспоминать). И дальше - слишком много событий, и слишком они были тяжелыми. Ивик запуталась. Она слишком сильно менялась тогда.
Но сейчас, на третьем курсе, время у них появилось. И вроде бы занятий стало даже больше, прибавилось ориентирование в Медиане - один из важнейших навыков гэйна, и другое разное, но странным образом это не занимало теперь весь день. Может быть, стало легче физически. После тренировки по трайну раньше хотелось только одного - лечь и не двигаться, а сейчас Ивик чувствовала себя полной энергии. Даже казалось, можно бы и побольше тренироваться. Усталость, как выяснилось, всегда можно преодолеть.
Квенсен окончательно стал домом. Родным домом. Может быть, у других было и не так - Ивик не знала. Но она еще на каникулах ловила себя на мысли "когда же домой?" В квенсене было легко. Отношения с братьями и сестрами - как с родней. Квенсен был большим домом, Ивик хорошо изучила все его уголки, освоилась в нем, и только теперь, кажется, почувствовала себя почти спокойно и счастливо.
Ивик становилась прежней. Возвращалось старое. То, без чего она не могла жить раньше. Прошел хронический стресс, и теперь снова можно было читать, а вместо того, чтобы как раньше, играть в одиночестве, фантазировать, Ивик попробовала свои ненормальные фантазии записывать. Это оказалось неожиданно интересно. Похоже на игру со словами. Она и раньше так делала, конечно - но не часто.
Слова - чудесные игрушки. Они многомерны, и каждое красиво по-своему. Их очень много, десятки тысяч. Хочешь - бери одно и до бесконечности вглядывайся в него, не разлагая на корни и суффиксы, а входя в глубину, открываемую словом, так, как пароль открывает доступ к лавине информации, запертой на жестком диске. Вглядывайся, испытывая бесконечное и бессловесное удивление, погружайся в любое слово, разбирай на отдельные безличные атомы - буквы. А еще можно составить два слова вместе. Или создать предложение. Ивик не умела писать неграмотно. Она никогда не учила правил, но никогда и не делала ошибок в словах - она почти болезненно воспринимала искажения слов, вздрагивала от них, как вздрагивают внутренне, увидев ребенка, искалеченного хромосомной ошибкой.
Словами можно рассказать все, что хочется.
А Ивик хотелось рассказать многое.
Она открыла для себя в библиотеке раздел со старыми дейтрийскими авторами. Литература нового Дейтроса была другой. Отчасти совсем оторванной от жизни, многие теперь любили писать о том, чего в жизни не бывает - о сказочных существах и странах, и даже сами отношения в этих книгах, сами чувства и мысли уже почти ничего общего не имели с обычными человеческими.
Отчасти - и этот род литературы очень любила иль Нуш - в Новом Дейтросе гэйны предпочитали просто играть со словами, и это было приятно, прекрасно, но кроме самой игры, не содержало ничего, что было бы близко уму и сердцу.
Странно - жизнь била по ним куда безжалостнее, чем это случалось в Старом Дейтросе. Жизнь была неустроенной, бедной, суровой. А литература - почти целиком созданная гэйнами - напоминала о сказочных дворцах за высокой оградой, где били фонтаны рафинированной, далекой от жизни изящной словесности, где расхаживали гранды и придворные дамы, чьи нежные пальчики никогда не касались чего-то грубее носового платка.
А может быть, им просто хотелось бежать туда.
