Александр Тестов - Пулковская цитадель
— Ура! — Как ни смешно это выглядело, но они с криками перешли в атаку. Причем все одновременно.
Красноглазый проявил чудеса реакции. Как только раздался первый звук за спиной, он отпрыгнул в сторону со скоростью снаряда. Никодим рванул было за ним… но с удивлением обнаружил свое копье в теле врага. Красноглазый сдернул себя с наконечника, расправил трос и, безумно рыча, напал на обидчика. Трос больно хлестнул Никодима по глазам, он ткнул копьем еще раз — и промазал.
Трос захлестнул шею и уже начал было давить, но мужики не сплоховали и принялись мутузить красноглазого бейсбольными битами. Хватка врага ослабла, и Никодим с огромным удовольствием вогнал ему в грудь железное копье. Потом еще раз и еще…
Гад умер, захлебнувшись собственной кровью.
— Вот мразь… — Чуть ли не одновременно мужчины сплюнули на пол.
Их внимание привлекло тихое всхлипывание. Не сговариваясь, они метнулись к джипу. Возле трупа Степана стояла Галина, а по щекам ее текли слезы.
Никодим подобрал выпавший ствол. Машинально проверил магазин — два патрона еще были. Затем вытащил из кармана торчащий мобильник.
Мужчины как могли утешали женщину, а Никодим закрыл заднюю дверь машины.
— Он что, в багажнике караулил? Сволочь… — Никодим сжал губы и выдохнул носом. — Пора — пошли. У нас на всех один джип и шесть купешек.
— Не густо…
— На паркинге есть еще одна машина с ключами.
Они покинули так и не открывшийся автосалон и, соблюдая строжайшую осторожность, поднялись к себе на этаж.
Глава одиннадцатая
ПАМЯТЬ
Ночь с 15 на 16 сентября 2013 года, Санкт-Петербург, улица Звездная.
— Кто? — вопрос прозвучал сразу, словно хозяин ожидал визита. Хотя, наверное, и ожидал. Только не их.
— Меня зовут Кошка. Я от Любы.
Не задавая лишних вопросов, хозяин открыл двери.
Подъезд был, что называется, «хорошим». Это означало широкую пологую лестницу с деревянными (конечно, пластик, но под дерево) перилами, большие лестничные площадки, выложенные плиткой, тройные рамы, два лифта, один из них — грузовой. И неизбежные, как смерть и налоги, цветы в кадках. Ничего, в общем, был подъезд. Но без шлагбаума и даже без консьержки, а значит, по определению — не элитный. Дверь, впрочем, была хорошая, мощная, явно не из китайского железа.
Кошка не знала, как разговаривать с неведомым Алексеем, и слегка нервничала по этому поводу. Люба сказала, что он «очень старый». У Леры не было друзей — стариков, и она понятия не имела, как можно общаться, да еще на равных и по имени, с этими выжившими из ума реликтами. Это у Сердца Мира все получалось легко и просто. Она вообще дружила со всеми и любила всех подряд. В результате один близкий друг ткнул ее в бок стамеской, потому что сошел с ума от вируса, который изобрел другой близкий друг. Такая вот сказочка о царстве всеобщей любви.
Алексей жил на втором этаже и двери открыл раньше, чем они успели прикоснуться к пуговке звонка.
— Проходите, — произнес он, — можно не разуваться. У меня несколько не прибрано.
«Квартирка-то слегка подубитая», — отметила Лера, проходя длинной темной прихожей, оклеенной дорогими, но старыми обоями. Двери в зал были чуть приоткрыты, и любопытная девушка разглядела огромный, до высоченного потолка, стеллаж, плотно уставленный книгами, и ветку с ярко-оранжевыми физалисами. Алексей пригласил их на кухню, большую и уютную, несмотря на некоторую запущенность. Новомодных барных стоек, жалюзи и «умных» агрегатов здесь не было. Старую мебель годов этак шестидесятых несколько оживляли номера телефонов, торопливо записанных фломастером прямо на шпоне. Не избежал этой участи и древний холодильник «Атлант», и даже новейший электрический чайник. Чайник был единственным представителем двадцать первого века. Все остальное, даже телефон, похоже, явилось прямиком из старого блокбастера «Москва слезам не верит». Увидев это чудо, Лера изумленно выдохнула — почти то же самое она недавно обозревала в зарытом в землю бункере. Даже диск с номером был.
— ЭТО еще работает? — выдавила она, позабыв правила приличия.
— И неплохо, — заверил ее Алексей. Он оказался сухим, совершенно седым стариком с пергаментной, морщинистой кожей, совершенно выцветшими глазами, но неожиданно подтянутым, с прямой спиной и упрямым, слегка выставленным вперед подбородком. Держался он спокойно, нейтрально, лишь самую малость настороженно. Что было, в общем, понятно.
— Года три назад мне Люба принесла новый аппарат, как вы говорите, «навороченный», с факсом, памятью на двести пятьдесят номеров, автоответчиком, селекторной связью… Так он через два месяца сломался. Я его снял и опять этот вернул. Он у меня с пятьдесят восьмого года, и прекрасно работает. Чаю? Или кофе?
— А можно поесть? — набралась наглости Кошка.
Алексей указал головой на пару «венских» стульев. Кошка, скинув бэг, торопливо плюхнулась на тот, что поближе, и привалилась спиной к холодильнику. Станислав остался подпирать косяк. Хозяин налил ароматного дымящегося чаю в большой бокал и неловкими руками (артрит?) соорудил бутерброд с сыром.
— Шпашыбо! — выдохнула Кошка, вцепляясь в бутерброд зубами и только не урча.
Взглянув на нее более внимательно, Алексей распахнул настежь дверцу холодильника и выгреб оттуда холодную курицу, остатки винегрета, копченую колбасу, а затем вытащил из буфета большую плетеную тарелку с пряниками.
— Вы ангел! — сообщила Кошка, поедая глазами весь натюрморт вместе и каждое блюдо в отдельности.
Алексей занял стул напротив.
— Что с Любой? — спросил он.
Лера едва не подавилась.
— Если бы ничего не случилось, Люба пришла бы сама. Она очень обязательная девушка, — пояснил Алексей, — если что-то обещала — выполнит. Очень редкое качество у молодежи. — И, видя, что гостья молчит, спросил прямо: — Она жива?
— Была, — сглотнула Кошка, — когда мы расставались. Но состояние у нее было не очень.
Старик внимательно слушал ее рассказ, но по его лицу нельзя было догадаться, что он чувствует, что обо всем этом думает, верит ли девушке, и вообще, на каком они свете. Под конец Кошка сбилась на виноватую скороговорку:
— Вот я звонила всем, но сами знаете что творится, так что я позвала нашего общего друга, и он сказал, что будет…
— Ешь, — напомнил Алексей, кивнув на курицу, — ты же голодная. Да-а, Люба. Не убереглась.
— Она сказала, что вы можете что-то знать, — вставила Кошка, — о том, что за хрень случилась в нашей, мать его, колыбели трех революций? Ой, простите, — спохватилась она и даже немного засмущалась своих в пылу брошенных слов. — Простите.
— Ничего, — старик махнул рукой. — Касательного вашего вопроса… Что-то я наверняка знаю. Вопрос в том, окажется ли этого достаточно.
Оба гостя уставились хозяину в рот.
— Это я послал Любу за чемоданом, — произнес Алексей и надолго замолчал. От курьих ножек меж тем остались одни косточки, винегрет исчез еще раньше, а сейчас со скоростью минометных снарядов улетали пряники. Кошка оголодала, как стадо мамонтов во время перехода через ледовую пустыню.
— Откуда вы знали, что этот чемодан существует? — спросила она наконец, вытирая губы салфеткой.
— Еще бы мне не знать, — Алексей пожал плечами, — если я сам его собирал. Я работал с Ильей в его лаборатории.
Кошка поперхнулась чаем.
— Сколько же вам лет? Простите, если я бестактна.
— Ничего. Этот вопрос задают не только женщинам. Девяносто восемь, — ответил Алексей и, видя, как вытянулись лица гостей, невольно улыбнулся: — Столько не живут, да?
— Ну, мы не проживем и полстолька, — подал голос Станислав, — особенно если ваше творение не удастся загнать обратно в пробирку. О чем вы, вообще, думали, когда изобретали такую дрянь? О победе мировой революции?
— Просто о победе, — так же спокойно ответил хозяин, — над немцем. О мировой революции тогда речь уже давно не шла. Вермахт наступал по всем фронтам. Гудериан утюжил Украину. Фон Бок взял Смоленск, румыны прыгали от счастья при виде Одессы. Красная армия отступала… Немцы и финны подошли вплотную к Ленинграду… Вы не представляете, что тогда творилось. Мы жили одним днем и делали что могли. Для фронта.
— Для фронта, — с непередаваемым сарказмом протянул Стас, — можно было сделать кое-что другое. Взять оружие и пойти на передовую.
Хозяин не обиделся.
— Мы бы так и сделали. И я. И Илья. И остальные девять ученых.
— Что же вам помешало?
— Колючая проволока, конвой с собаками и пятьдесят восьмая статья, — перечислил Алексей.
— Вы работали в одном из тех научных центров в лагере? Как Королев? — догадалась Кошка.
— Именно. Только Сергей Павлович ковал ракетный щит державы, а мы — ее биологический меч. И если вы, молодой человек, собираетесь зачитать мне еще один обвинительный приговор, — Алексей стрельнул глазами в Стаса, и тот невольно подался назад, — то это напрасная трата сил. Я все равно не оценю, потому что никакой вины за собой не чувствую.