Александр Трапезников - Затерянные в Полынье
Странные шутки сыграла судьба со всеми нами: дед был влюблен в Валерию до потери пульса, я – тоже (очевидно, это у меня наследственное), она же, равнодушная к нам обоим, любит и ненавидит Намцевича, который готовит какую-то страшную кару всей Полынье… Она заклинала меня не идти по стопам деда, но я все равно проделаю тот же путь до самого конца. В эти минуты я почему-то напрочь забыл о Милене, словно был завзятым холостяком, а образ моей любимой жены спрятался где-то в глубине сердца.
На рассвете я покинул мало гостеприимную хижину Ермольника. А по дороге чуть не налетел на медленно проезжавший джип с охранниками, успев спрятаться, как заяц, в кустах. Не хватало только вновь бегать и петлять, ожидая выстрела в спину. Хватит. Пора «съесть свою морковку» и прижаться к теплой спине Милены, такой близкой и реальной, не похожей ни на загадочную Валерию, ни на еще более таинственную Девушку-Ночь. И именно так я и поступил, пробравшись в свой дом.
А утром я рассказал Маркову и Комочкову, уединившись с ними на веранде, о своих ночных похождениях и о том, что нас всех ожидает в ближайшее время, если, конечно, верить предупреждениям Валерии. Мнения моих друзей разделились.
– Сумасшедшая шлюха, – вынес свой вердикт Комочков. – Здесь, в Полынье, все сдвинутые.
– Будем настороже, – хмуро высказался Марков. – Она не врет.
– Больше никому не говорите, чтобы не вызвать панику. Наши и так на пределе, – добавил я. – И хорошо бы разжиться оружием.
– А вот это надо добывать в бою, – резюмировал капитан.
Потом мы все вместе позавтракали, а еще чуть позже пришла тетушка Краб и принесла новую дурную весть: ночью в поселке была убита женщина, вдова, жившая одиноко и не причинившая за свою жизнь никому никакого вреда… Она была зарублена топором во сне. Убийца влез в окно и таким же манером выбрался обратно, а обнаружила мертвую ее соседка, у которой та покупала молоко. Не достучавшись в дверь, соседка заглянула в открытое окно и увидела страшную картину: несчастная была буквально изрублена «в дрова» и плавала в луже крови.
Марков тотчас же собрался и поспешил на место происшествия, а мы с Комочковым еле поспевали за ним. В доме уже толпился народ, и полицейский Громыхайлов безуспешно пытался вытолкать всех вон.
– А, сыщик! – обрадовался он Маркову. – Давай, помогай, коли хочешь. У меня голова кругом идет.
– Это, Петя, с похмелья, – заметил я дружелюбно, но Громыхайлов, будучи «при исполнении», так зыркнул на меня, что я умолк.
А Егор уже приступил к осмотру помещения и трупа. Он действовал сноровисто и быстро, не то что наш растяпа-шериф, который и в самом деле маялся, бестолково толкаясь из стороны в сторону. Мне даже его стало чуточку жалко, но потом я вспомнил о смерти Мишки-Стрельца и о странном визите Громыхайлова в его каморку, к еще не остывшему телу: ведь именно на нем висит подозрение в убийстве смотрителя башни.
А кто совершил новое преступление? С какой целью? Ограбление тут начисто исключалось. Что можно было взять у бедной женщины? Нет, решил я, здесь орудовал маньяк, убивающий ради удовольствия. К этому же мнению пришел и Марков, закончив осмотр. Я заметил, что он снял что-то с шеи трупа и положил в спичечный коробок. Я помнил, что в этом же коробке у него хранилась и улика, которую он нашел на теле изнасилованной и убитой ранее девочки. Если ее оставлял маньяк, то, без сомнения, он делал это специально, словно бы ставя на очередной жертве собственное клеймо.
– Вот так, – важно произнес Марков, обращаясь к нам. – Как я и предполагал, он будет убивать только одиноких людей. Потому что… потому что и сам одинок. Надо искать вдовца, старого холостяка или вообще какого-нибудь нелюдима.
– Здесь таких много, – заметил Громыхайлов. – Человек двадцать наберется. Значит, снова маньяк? Уже третьего погубил, зараза…
– Почему третьего? – снисходительно возразил Марков. – К убийству Стрельца он не имеет никакого отношения. На его совести только два трупа. Правда, сейчас он обошелся без своих сексуальных проявлений. Но след все равно оставил.
– Какой? – спросили мы с Комочковым почти синхронно.
– А такой, который позволит нам сузить круг подозреваемых лиц. И есть еще ваш неуловимый Гриша, с которым я очень хотел бы познакомиться.
– Так мы сейчас организуем розыск, облаву, – встрепенулся Громыхайлов. Видно, это дело было ему по душе. – Мобилизуем народ, все закоулки обшарим, все щели проверим! Найдем, никуда он от нас не денется… Я сам, лично, займусь этим.
– Без толку, – сказал Марков. – Есть места, куда тебя просто не пустят. Например, в особняк Намцевича.
– Так что… он может быть там?
– Вполне. Ты пока подожди со своей облавой. Успеется.
– А что же мне тогда делать? – Громыхайлов, похоже, полностью отдал инициативу в руки столичного мэтра.
– Прежде всего позаботься о трупе. Чтобы ее похоронили по-человечески. А не так, как Стрельца. И собери мне данные на всех этих одиноких. Меня интересует одно: их увлечения, хобби. Начиная с раннего детства.
– Сделаю, – пообещал полисмен.
Предупреждение Маркова о похоронах прозвучало не напрасно. У входа в дом уже стояли бритоголовые служки Монка, а также человек семь из его паствы, намереваясь забрать то, что осталось от тела женщины, с собой. Им противостояла небольшая группа прихожан церкви, в основном женщины, доказывая, что убитая была истинной православной и ее надо похоронить по христианскому обряду. Но те вели себя очень агрессивно, крича, толкаясь и пытаясь войти в дом. Скандал разгорался.
Марков и Громыхайлов уже хотели вмешаться, когда на помощь прихожанам неожиданно пришло подкрепление: это были с десяток крепких мужчин, которые имели при себе хорошо знакомые мне чугунные дубинки. Такие же, как и у Ермольника. Они быстро оттеснили «монковцев», заставив их в конце концов удалиться восвояси.
– Вы кто будете, ребята? – спросил я у одного из них.
– Отряд самообороны, – ответил тот.
– А кто у вас за главного?
– Ермольник.
– Ну, тогда все в порядке, – и я отошел в сторонку. Меня обрадовало, что кузнец начал действовать, причем гораздо решительнее нас. По крайней мере, теперь мы были не одиноки. Можно было не сомневаться, что труп будет перенесен в церковь, а затем и похоронен, как положено. Когда мы возвращались домой, я не утерпел и спросил Маркова:
– Скажешь, наконец, какие улики оставляет маньяк?
– Не скажу. У меня свой метод. Если начну болтать, то все провороню. Потерпи еще немного. Не сомневайся, след взят верный.
Я плюнул и пошел к тетушке Краб. Еще утром меня обеспокоил ее вид: темные круги под глазами, растрепанные волосы, пугливый взгляд. Куда подевалось все ее благодушие и старушечья аккуратность? Ее будто бы подменили за эти дни. Или ее снова терзает это навязчивое привидение деда? Так оно и оказалось.
– Тетушка, – высказался я, внимательно выслушав ее «ночные страхи», – вы сами себя накачиваете. Если не остановитесь, придется отправить вас в «желтый дом».
– Где же ты его возьмешь здесь у нас?
– Организуем. Выкрасим, любой сгодится. И клиентов достаточно. Считай, каждый второй. А вот скажите-ка мне, дедушка ведь считал себя колдуном, не так ли?
– Так, так! – ответила она и стала креститься.
«Бедная женщина, – подумал я. – Она ведь даже не знает, что в свои последние дни, может быть недели, дедуля был мужем Валерии. Правда, такой брак нельзя считаться настоящим, но все же…»
– Значит, его магическая сила передалась ему от его отца или деда, – продолжил я. – Это наследственное. Но он не мог забрать ее с собой в могилу. Он должен был оставить ее кому-то из близких… Мне, что ли? Поскольку других ближайших родственников у него не было.
– Да, верно… – зашептала тетушка Краб, оглядываясь на дверь. – Колдуны обычно тяжко умирают, скверно, коли нет поблизости сына или внука, кто может принять ее, силу эту… Мучают и себя и других. А и не всякий посторонний решится взять этот… дар, будь он неладен! Я уж и корила его, и ругала, а он только ухмылялся в усы. Но я не верила в его колдовство. Просто знал он много да лечить людей умел.
– А теперь верите?
– Теперь почему-то верю, – вздохнула она. – Как являться стал. Видно, так и схоронили Арсения с его колдовством…
– В общем-то, все это глупости, вся эта старая и новая магия – есть такая увесистая книга, сам я не читал, но запомнилось. Однако чего в жизни не бывает? Я-то никаким колдуном быть не собираюсь, и если он на меня как-то рассчитывал, то совершенно напрасно. Могу стать космонавтом. Или, на худой конец, – шеф-поваром. А теперь собирайте-ка свои вещи да переселяйтесь ко мне. Нас там много, и вам будет безопаснее. Маньяк пострашнее привидения. Он одиноких выбирает.
– Нет, нет! – запротестовала она. – Я лучше запрусь покрепче, и ладно.
– Силой перенесу.
– Нет, Вадим, нет. Что ж мне на старости свой дом бросать? Здесь все родное.
