Роман Глушков - Последний барьер
— У тебя есть мысль, как нам отсюда убраться? — полюбопытствовал я.
— Есть, — обнадежил меня благодетель. — Дай мне пять-шесть минут, чтобы восстановить силы, и тогда убедишься, на какие чудеса я еще способен. Да и Георгию надо немного очухаться, прежде чем снова в драку кидаться… Как ты там, Черный Джордж?
— Жрать охота, — отозвался скрипящий зубами от боли Дюймовый. — И пива бы выпить. Но сначала — оторвать кое-кому башку! Достал меня конкретно этот ваш Умник! Погодите, вот только на ноги встану, вы еще посмотрите, как он у меня запоет!
— Нет уж, приятель, первым он запоет у меня, — ухмыльнулся Мерлин и, похлопав себя по протезам, добавил: — Мне Умник задолжал гораздо больше, чем тебе, так что не обессудь… Ладно, слушайте сюда. Объясняю план дальнейших действий. Перво-наперво пересечем холл и вторгнемся в коридор. Удержать круговой телекинетический барьер трудно, но, полагаю, секунд на десять-пятнадцать я вам его обеспечу. Затем надо будет очистить проход от ботов…
Пожарский не договорил, поскольку в этот момент автоматные очереди и удары бьющих в баррикаду пуль перекрыл громкий голос, раздавшийся, очевидно, из скрытых в потолке динамиков:
— Достаточно! А ну прекратите этот бедлам! Слышите?! Я ко всем обращаюсь! Хватит войны! Я объявляю перемирие! Немедленно!..
Требование звучало по-русски, но оперативники «G. O. D. S.» его поняли и подчинились. Выстрелы стихли, и в холле воцарилась тишина. Было лишь слышно, как потрескивает изрешеченный пулями гранит да кое-где отваливаются от стен разбитые облицовочные панели.
— Премного благодарен! — вновь донеслось из потолочных громкоговорителей. — И впредь попрошу всех вас воздерживаться от варварства, если нет на то крайней необходимости!.. А теперь хотелось бы спросить у господ нарушителей, которые совершенно не похожи на военных: кто вы вообще такие, и что вам здесь нужно?
Свистунов отвлекся от наложения Жорику автоматического ранозаживляющего бандажа, глянул на потолок, затем — на нас и, уверенно кивнув, молвил:
— Узнаю этот голос… Что ж, дамы и господа, познакомьтесь: до нас снизошел сам Давид Эдуардович Талерман. И если вы намерены уважить его просьбу и прекратить стрельбу, стало быть, прошу любить и жаловать…
Глава 10
Ознакомившись с «прейскурантом» Трюфеля, я возразил ему, что даже если мы проникнем в сердце «Альтитуды» и захватим лабораторию Умника, сомнительно, что сам он угодит к нам в руки. Слишком скользким типом был Талерман, развернувший в Зоне активную деятельность и при этом остающийся известным лишь узкому кругу здешних обитателей. Едва он поймет, что его жизнь под угрозой, как тут же скроется от нас в неизвестном направлении. Тем более что лабиринты полигона, которые даже Умник и его люди вряд ли контролировали целиком, всячески ему в этом поспособствовали бы.
Однако каково же было наше удивление, когда в итоге мы не только встретились с этим типом, но нам даже не пришлось за ним перед этим гоняться!
Без какого-либо принуждения, исключительно по собственной воле Давид явился к нам в разгромленный холл после того, как мы тоже согласились прекратить огонь. Со стороны Умника это выглядело невероятно, учитывая, сколько здесь собралось его ярых недоброжелателей. И тем не менее факт оставался фактом. Призывая к перемирию, он предоставил нам гарантию того, что его намерения честны. Или по крайней мере дал понять, что у него есть компромиссное предложение, как можно урегулировать наш конфликт. Которое, чем черт не шутит, возможно, даже устроит нас.
То, что перед нами настоящий Умник, а не его двойник или проецируемая нам в мозг мнемотехническая галлюцинация, сумел подтвердить Мерлин. Он, как и мы, тоже не видел раньше Талермана вживую. Но их долгое заочное общение в утробе Жнеца, где Семен побывал в качестве пленника, позволило ему опознать негодяя по каким-то специфическим ментальным особенностям, уловимым лишь «жженым».
— Ба, да здесь, оказывается, сплошь знакомые мне лица! — воскликнул Давид Эдуардович, когда стрельба и пыль улеглись и он наконец-то сумел разглядеть нас при помощи скрытых в холле видеокамер. — Пожалуй, это многое объясняет! Хотя кого я ожидал здесь рано или поздно увидеть, то только не вас. Честное слово, мне искренне жаль, что наша сегодняшняя встреча началась с такой жестокой бойни! Узнай я сразу, кто проник на полигон, поверьте, никогда не допустил бы подобного. Посему предлагаю считать наш конфликт недоразумением, возникшим вследствие недостатка информации. Вы проникли сюда, не поставив нас об этом в известность, и мы, естественно, не могли не разозлиться. Но теперь, когда все встало на свои места, я призываю вас забыть о насилии. Готов доказать вам, что говорю совершенно искренне!
И доказал, что так оно и есть.
Ни на грош не поверив этим заверениям, мы продолжали отсиживаться за баррикадой, когда из коридора, куда планировал вторгнуться Мерлин, вышел человек. Один, без сопровождающих и охраны. Вел он себя на удивление спокойно, не нервничал и не злился. Сразу же, как только он тут объявился, «гаранты» за колоннами оживились и двинулись было к нему, но он повелительным жестом велел им оставаться на месте. После чего прошел еще немного, встал точно напротив нашего убежища, поднял руки и неторопливо повернулся вокруг своей оси, демонстрируя, что не принес с собой никакого оружия.
Росту Давид Эдуардович — Тиберий снова подтвердил нам, что это именно он, — был среднего, могучим телосложением не отличался, но и таким худосочным, как Зеленый Шприц, тоже не казался. Черные с проседью курчавые волосы, нос с горбинкой, высокий лоб, близко посаженные проницательные глаза, легкая сутулость, аккуратно подстриженные усики и маленькая испанская бородка… Наличие последних давало понять, что эта ученая крыса, в отличие от вечно растрепанного и небритого Свистунова, за своей внешностью следит.
А вот одет Талерман был для Зоны довольно чудаковато: кроссовки, обычные цивильные брюки, коричневая рубашка навыпуск и аляповатая шерстяная жилетка, какие вышли из моды, наверное, еще в прошлом веке. Более нелепо выглядящего обитателя Пятизонья я вряд ли встречал. Даже чокнутый барыга Упырь, пропахший — а возможно, уже и поросший — плесенью в своем питерском бункере, предпочитал одеваться сообразно здешним суровым реалиям. Умник же имел такой вид, словно он поселился на «Альтитуде» еще до Катастрофы и вообще слыхом не слыхивал о том, что она произошла. Воистину, более странного типа на роль нашего главного врага было не сыскать.
— Талерман? — переспросил я у него, хотя и Тиберий и Семен его уже опознали. — Давид Талерман, он же Умник?
— Вы не ошиблись. Кто-то из вас знает меня как Давида Талермана, кто-то — как Умника. Ну а теперь вы можете удостовериться, что я и Умник — одно и то же лицо, — подтвердил он, по-прежнему удерживаемый мной на прицеле ИПК. Рисковый мужик, слов нет. Зная, что к нему в гости пожаловал сам Мерлин, лишившийся по его милости ног, создатель Жнеца вышел на линию огня и не отпирался в содеянном. Отважный поступок, согласитесь. Почти такой же отважный, как наше вторжение. — Надо ли мне, в свою очередь, спрашивать у вас, за кем или за чем конкретно вы тут охотитесь?
— А сам не догадываешься? — задал я ему встречный вопрос.
— Разумеется, догадываюсь. Вы ведь не зря нарекли меня Умником, верно? — ничуть не смутившись, ответствовал Талерман. У этого ублюдка хватало смелости не только сохранять невозмутимость, но еще и иронизировать. — Поэтому сразу хочу внести ясность: в том, что вы, уважаемый Семен Пожарский, стали калекой, я не виноват. Вините в этом самого себя и ваших друзей, насильно отключивших вас от системы энергообеспечения Жнеца. Когда бы он выполнил свою задачу, я произвел бы ваше отключение самым корректным и безопасным образом. А потом, клянусь, отпустил бы вас. Если бы, конечно, вы сами не выказали желание остаться и помочь мне в моей, без ложной скромности сказать, жизненно необходимой для человечества работе. Так что, если мои опасения верны и вы пришли сюда со мной поквитаться, смею заметить: ваши претензии ко мне лишь наполовину справедливы.
— Ну да, ври больше, сукин сын! — возмутился Пожарский. — Что же ты тогда просто не пришел ко мне и не предложил заключить с тобой договор о сотрудничестве? Зачем было похищать меня и убивать моих товарищей?
— И здесь тоже нет моей вины, — Умник, глазом не моргнув, открестился и от этого упрека. — Мой деловой компаньон, коего вы и все Пятизонье знаете как Трояна, порой бывает совершенно неконтролируемым. Стоило лишь мне высказать теорию — всего лишь теорию, господа! — что в системе связи Жнеца нам пригодились бы способности сталкеров-универсалов, как Троян, не сказав мне ни слова, бросился претворять мою идею на практике. И когда он вдруг доставил ко мне вас и ваших товарищей, я был поставлен перед лицом малоприятного для меня факта. И был просто вынужден совершить поступок, в котором впоследствии горько раскаялся. Я стал такой же жертвой трагических обстоятельств, как и вы. За что и поплатился, потеряв в итоге гораздо больше вас, хотите верьте, хотите нет.