Алексей Прозоров - Привратник
Где-то спустя пару часов послышался треск — ствол обломился сперва возле вершины, а чуть позже и около комля. Уродливый обрубок, похожий на полусгнившую корягу, Шеньшун приподнял с одного края, перенес ближе к воде, потом передвинул с другой стороны.
— Дамира, иди сюда!
— Помочь? — Она спустилась к Урубамбе, ополоснула после бирибы руки и подошла ближе.
— Нет, просто стой рядом. — В два приема он дотянул раскоряку до самой реки, спустил на воду, удерживая за более широкий край, и приглашающе кивнул: — Залезай.
Женщина вытянула шею. Изнутри колода оказалась пустой. Не очень просторной — но все же пошире, чем спальное ложе, из которого ее извлекли поутру.
— Ты хоть знаешь, куда ведет эта река? — спросила она.
— В море, — с убийственной правильностью ответил нуар. — Все реки всегда впадают в моря.
— Некоторые текут в озера, — не удержалась от опровержения археологиня, но послушалась, забралась ногами вперед.
Внутри было прохладно, но сухо. Через лаз проглядывался только небольшой кусочек неба и край горного склона. Шеньшун оттолкнул корягу от берега, забрался внутрь, заворочался, устраиваясь рядом. Их уродливое, но довольно прочное плавсредство быстро разогналось и, покачиваясь по волнам, понеслось вниз.
— Не толкайся, — ворчливо потребовала Дамира, вздохнула и продолжила: — Ладно, так и быть. Просвещу дитя пыльного саркофага. Возле Мачу-Пикчу протекает река Урубамба, и плывем мы именно по ней. Урубамба впадает в Укаяли, Укаяли впадает в Амазонку, Амазонка впадает в Атлантический океан.
— Это хорошо. — Нуар оперся подбородком о скрещенные руки.
— Хорошо то, что Амазонка заканчивается в Бразилии, где нас наверняка никто не ищет, не ловит и внимания на нас не обратит. А весело — то, что протяженность Амазонки составляет чуть меньше семи тысяч километров. Если мы будем плыть с той же скоростью, как сейчас, не останавливаясь ни на минуту, чтобы поесть и размяться, наш путь до океана займет ровно тысячу часов. Или примерно… Один год без мелочи. А если вдруг нам захочется кушать — то и все полтора.
— Идти пешком получится дольше, — невозмутимо ответил Шеньшун.
Коряга же, мерно переваливаясь с боку на бок, плыла и плыла, оставляя позади одни километр за другим. Уже через пару часов их река слилась с другой, не менее полноводной, к сумеркам из какого-то ущелья к ним с шумом влился еще один горный поток. Река на глазах становилась не просто полноводной, а широченной. Там, где они спустились на воду, ширина протоки была от силы метров двадцать — а к сумеркам только водная гладь раскинулась от берега до берега метров на сто, а само русло, полное отмелей и наволоков, было и вовсе раза в три шире.
На ночь нуар причаливать не стал, полностью доверившись течению, но, проснувшись утром, Дамира обнаружила, что колода отдыхает на берегу, а ее спутник куда-то пропал. Она выбралась на свет, умылась, растянулась на берегу, греясь под ласковыми лучами солнца. Вскоре пришел и страж богов, выложил перед ней четыре желтых бирибы, сел рядом:
— Ешь, я подкрепился в джунглях.
Он пошарил руками среди камней, выбрал два, прижал к третьему, несколькими сильными ударами расколол тот, что поменьше, выбрал самый лучший осколок, его острой гранью взрезал шкуру одного из плодов и передал женщине.
— А ложку так же ловко ты сделать сумеешь?.. — с надеждой просила Дамира.
— Смогу, но для этого нужно возвращаться в лес, — ответил нуар. — Давай в следующий раз.
— Ладно, — смирилась археологиня с его ленью и запустила руку в плоть… ореха? Фрукта? Ягоды? Хотя какая разница?! Главное, что вкусно.
Когда она подкрепилась и, довольная, отвалилась на спину, раскинув руки, Шеньшун показал на край леса, что заползал на гору по ту сторону реки:
— Сегодня там садились самолеты. Я видел два. Потом один взлетел. Как понимаю, там у смертных находится аэродром, а возле аэродрома — крупный город. Вы ведь строите их только возле больших селений?
— Обычно да, — согласилась археологиня, садясь обратно.
— Ты убедила меня, Дамира. Смертные опасны, — продолжал нуар. — Я не стану более рисковать, я вернусь к усыпальнице без их помощи. Но тебе нечего опасаться. Ты исполнила свою клятву, ты свободна. Я тебя отпускаю.
— Еще раз скажешь это слово — опять получишь по морде, — сухо предупредила женщина.
— Я всего лишь пытаюсь уберечь тебя от ненужных тягот и опасностей. У тебя нет долга перед богами, ты не исполняешь великой миссии. Тебе это не нужно. Так почему бы тебе не уйти?
— После всего, что было? Я хочу досмотреть это приключение до конца.
— Ты увидишь все, когда боги возродятся.
— Нет, тогда я окажусь в толпе. На таком судьбоносном празднике я желаю сидеть в первом ряду!
— Но если так, тебе придется быть рядом со мной еще очень и очень долго. А ты меня ненавидишь.
— Не то слово! — согласилась женщина. — Терпеть не могу. Но понимаешь, ты уже давно кажешься мне чем-то вроде вредного и кусачего домашнего пса. Прогнать такого можно только в первый же день. Но если вовремя не турнул, дал пожить рядом — то начинаешь привыкать и находить в нем свои прелести. Вроде, и шкодлив, зараза, а расставаться жалко! Так с ним и остаешься.
— Значит, я для тебя шкодливая собака? — уточнил нуар.
— Ты что, обиделся?
— Ты спасала мою жизнь три раза, — напомнил себе страж мертвых. — Три раза, три раза, три раза… Я тебя прощаю.
Он взялся за корягу и резво поволок ее в воду.
— Меня не забудь! — забеспокоилась Дамира и, подхватив с камней две недоеденные бирибы, спешно полезла в колоду.
Спустя полчаса они проплыли под узким пешеходным мостом, и река повернула, крутанув корягу вокруг своей оси, В проеме показались ослепительно-белые двухэтажки на высоком берегу и уплыли назад.
— Ты выбрала это сама. По своей воле, — предупредил ее Шеньшун.
— Хватит пугать, мне и так страшно, — вздохнула женщина. — Помолчи хотя бы час. А то и правда убегу…
Урубамба приняла в себя еще одну реку, повернула почти под прямым углом, здесь в нее влился очередной широкий поток, вынудив изогнуться обратно, и коряга, оказавшись на самой стремнине, понеслась дальше. Еще час беглецы плыли спокойно, а потом Урубамба запетляла столь резко и часто, что их стало раз за разом выбрасывать то на одни, то на другой берег. Шеньшуну пришлось постоянно вылезать, сталкивать плавсредство обратно. К счастью, никаких следов пребывания человека здесь уже не попадалось, заметить «опасных преступников» и выдать их властям было совершенно некому.
К середине дня петляния прекратились, и до вечера беглецы плыли почти по прямой, но к сумеркам, как назло, река опять словно заблудилась, кидаясь из стороны в сторону…
…Когда женщина открыла глаза, уставший за ночь нуар спал, словно убитый. К счастью, река, жалея стража богов, катила свои воды строго по прямой, лишь изредка отклоняясь немного в ту или другую сторону. Впереди грозно поднимался огромный хребет с белыми снежными вершинами, цепляющими густые облака. Казалось, столь грозное препятствие остановит водяной поток с легкостью, но к полудню Урубамба… — или уже Укаяли? — в общем, река легко прорвала препятствие по узкому длинному каньону, разрезавшему хребет надвое, словно ножом, и разлилась широко-широко, на сотни метров в стороны.
Они вырвались на равнину!
Впрочем, коряга особой разницы не замечала. Она качалась по волнам, день за днем и ночь за ночью, отмеряя в сутки никак не меньше полутора сотен километров и никак не привлекая к себе внимания ни попадающихся навстречу лодочников, ни обитателей редких ферм, что встречались по берегам даже здесь. Река то сужалась до сотни метров, то растекалась далеко в стороны, то разбивалась на множество проток, которые через два-три километра вновь сливались воедино. В одной из таких проток, где-то на пятнадцатый день путешествия, коряга и застряла между двумя рухнувшими с разных берегов сухостоинами.
— Это невозможно уже, — внезапно решил Шеньшун. — Нужно хоть немного отдохнуть и набраться сил.
Он спрыгнул в воду, оказавшись по грудь в мутной глинистой жиже, ловко выдернул спутницу и прямо на вытянутых руках перенес ее к берегу, поставил меж двух пальм, оказавшихся настоящими банановыми: протягивай руку и ешь, сколько влезет.
— Подожди немного, — попросил он, выбрался по толстым коричневым лианам и углубился в заросли.
Оттуда послышалось недовольное шипение, потрескивание. Вскоре страж богов вернулся, поманил женщину за собой, вывел на полянку шириной где-то три на два метра, окруженную высокими, по грудь, стенами жидких фикусов, молодых пальм, кустов с длинными шипами, но совсем без листьев, и вовсе неведомой жирной травы. — Нравится?
— Что тут может нравиться? — не поняла археологиня.
