Никита Аверин - Крым-2. Остров Головорезов

— Может, добить? — засомневался Телеграф.

— Я не смогу, — развел руками Иванов. — А вы?

— Нет, — сказала Бандеролька. — Не смогу. Точно унесет ее па­дальщик?

— Абсолютно точно. Здоровых не трогают, а больных — всегда.

— Сурово у вас здесь, — заметил Телеграф, с брезгливой миной отходя от бабки.

— Не суровей чем у вас, листоноши, — ответил Иванов.

—  Но как ты догадался?

Они убрались подальше от тела бабки, Иванов, кажется, начал ориентироваться, и Телеграф решился задать волнующий его во­прос.

—  Ну, во-первых, ты начал говорить. И язвы твои смылись. Дви­гаетесь вы не как торговцы, а как бывалые воины. Во-вторых, мало кто способен убить бабку. Я серьезно. А кто может? Правильно, другие мутанты. А вы внешне на мутантов не похожи. Значит, вы — листоноши.

—  А ты не такой дурак, каким кажешься, — вставил Телеграф.

Бандеролька молчала. Она с трудом переживала собственный поступок. В бою — да, Бандеролька могла убить врага. Но бабку? Безоружную? Только потому, что решила — такое не должно суще­ствовать? И какой ты после этого листоноша, какой носитель идей гуманизма и радетель за цивилизацию?

Телеграф, оказывается, был в курсе ее переживаний. Он поло­жил руку на плечо Бандерольке:

—  Добро пожаловать в реальный мир. Рано или поздно каждый из листонош понимает: не все то человек, что на двух ногах.

—  Это точно, — согласился Иванов.

—  Кстати, — очнулась Бандеролька, — Иванов. Ты нас к атаман­ше ведешь?

—  Пытаюсь. А ты боишься, что я тебя сдам? Не сдам. Вы могли меня убить, могли бросить. Не сделали. И вы безоружны, иначе ты бы болтушку мочила не камнем, а чем-нибудь более удобным.

Бандеролька кивнула:

—  Ты пойми, мы не ссориться пришли. Нам нужен доктор. Ко­торого к Барину забрали. Он — из нашей команды, я не могла про­сто забить на то, что его похитили.

—  Похитили?! Доктора??? Да он сам приехал, на Пееву слюной капая.

Новость слегка ошарашила Бандерольку. Произошедшее пред­стало в ином свете, не лучшем для доктора Стаса.

—  Правда, — тут же добавил Иванов, — если Пеева захочет, за ней мертвый пойдет. Потому и атаманша: дар убеждения уникаль­ный. Папа ее, Барин, просто убалтывал, что та болтушка, а Пеева как посмотрит — и клиент готов. Так что вашего доктора я бы не винил.

Телеграф задумчиво кивнул.

—  Но вы не думайте, силой его держать не будут. Тем более по­сле того, как ты, Гривна...

— Бандеролька, — улыбнулась она.

— Даже так? Ну хорошо. После того как ты, Бандеролька, Тамалиху прикончила. За это тебе все сталкеры в ноги поклонятся, уверяю.

Коридоры пошли прямые, но без признаков цивилизации. Ива­нов зашагал уверенно. Откуда-то тянуло табачным дымом, карби­дом, керосином и жареным мясом, должно быть, кротятиной.

— Штреки смерти, — провозгласил Иванов. — Мы почти на месте.

Он свернул с тропы в неприметный отнорок, отодвинул зана­веску — кусок полиэтилена, и сказал:

— Доброго времени, атаманша Пеева. Я к тебе гостей привел.

У Бандерольки нехорошо засосало под ложечкой: сомнительно, чтобы Ната Пеева обрадовалась листоношам.

— Ну заводи, раз привел, — раздался знакомый резкий голос.

Бандеролька с Телеграфом протиснулись следом за Ивановым.

Они оказались в просторной комнате — то ли гостиной, то ли сто­ловой. По крайней мере, там был деревянный грубый стол и дере­вянные же скамьи. По стенам висели светильники — электриче­ские, но в центре стола красовался подсвечник, с которого натекла целая лужа воска. Каменные стены были кое-где драпированы коврами, и ковер же был под ногами — истертый, но все еще яркий. Все вместе производило впечатление жилища разбойников, чего-то средневекового.

Во главе стола, в единственном кресле, сидела атаманша Пее­ва. Под землей не бывает тепло, а эта комната не отапливалась, и атаманша была в длинном вязаном платье, а на плечи накинула шаль. Увидев столь домашний облик воинственной женщины, Бандеролька совсем растерялась. Атаманша отложила книгу (еще один диссонирующий с образом штрих) и поднялась навстречу гостям.

—  Листоноши, — удивилась она. — Зачем вы здесь? С тебя, Ива­нов, я попозже спрошу, почему ты их впустил и привел.

—  Мы пришли за своим другом, — ответила Бандеролька, чув­ствуя, что невольно поддается очарованию атаманши.

Высокая, резкая, спортивная, с тонкими чертами лица и горя­щими черными глазами, она была очень притягательна даже для гетеросексуальной Бандерольки. Хотелось стать ее подругой, что ли. Или хотя бы не быть врагом.

Ну и, конечно, на фоне такой яркой женщины Бандеролька ощущала себя бледной молью, что уверенности и наглости не при­давало.

—  А с чего ты взяла, что он захочет с вами уйти? Ему тут не­плохо.

—  Вообще-то, это — его долг, — заявил Телеграф, чарам атаман­ши не поддавшийся. — Вы вот сидите тут под землей... Кстати, я присяду. — Он опустился на лавку и скрестил руки на столешни­це. — И думаете, что так будет продолжаться вечно. Что вы при­способитесь — ну да, мы-то с вами, товарищ атаманша, прекрасно можем есть зараженную еду и существовать на поверхности, так что доля разумного в этом есть. Мы приспособимся. И скатимся в каменный век. Это сейчас у нас феодализм...

—  И листоноши, — с ехидной улыбкой перебила Пеева, — все делают для того, чтобы перейти к стадии централизованного госу­дарства.

—  Ерунда и провокация, — отмахнулся Телеграф, но с мысли сбился.

—  Мы скатимся в каменный век, утратим остатки знаний, — сказала Бандеролька. — Человечество перестанет существовать. И неизвестно, сможет ли когда-нибудь восстановиться. Мы пыта­емся этому препятствовать. У нас есть информация, которая мо­жет все изменить. И нам очень-очень нужно для этого в Керчь.

—  Звучит красиво, продолжайте. Люблю сказки.

—  Да не сказки это! — Бандеролька неожиданно для себя жах­нула кулаком по столу. — Что, нравится править подземным народцем? Сталкерами своими командывать? О большем и не дума­ем, папочку лечим?

—  Ты моего отца... — побледнев, атаманша поднялась Банде­рольке навстречу.

В дальнем конце зала шевельнулся ковер, и в комнате стало на одного человека больше. Вошедший был абсолютно лыс, голову имел бугристую, нос — картошкой, фигуру атлетическую.

— У меня есть идея, — с порога начал он, — предлагаю выслу­шать и обсудить. Если уж у вас и правда есть информация, и это не является сказкой или обычной чушью, которую цивилизованные листоноши впаривают неразумным селянам, — тараторил мужчи­на с нереальной скоростью. Бандеролька заметила, что Иванов от­вернулся и старается расслабиться, не слушать, — то давайте по­пробуем поступить следующим образом. В нашем мире надо по­могать друг другу, но бескорыстная помощь исключена — она разлагает население и...

— Папа! — простонала атаманша.

Барин на секунду заткнулся, но тут же продолжил, правда, с другого места:

— Так о чем это я? О вашей якобы существующей информации. Мы готовы выделить вам еще одного человека, надежного, для по­мощи, потому что группа даже из трех обученных бойцов — это мало. Я пошел бы сам, но без моего интеллекта, если мне доведется погибнуть, здесь все рухнет, хотя генофонд и был передан дочери. Но больше одного бойца я вам не дам, а то вы будете нервничать. С вами пойдет Зяблик. Во-первых, она очень быстро бегает, во- вторых, хорошо соображает и знает Керчь.

— Стоп. — Бандеролька тряхнула головой, чтобы собрать в куч­ку звенящие от напряжения мозги.

Вспомнились болтушки. Монолог Барина был более информа­тивным, но все равно не мудрено было запутаться.

— Давайте по пунктам, пожалуйста. Вы хотите, чтобы ваш че­ловек пошел с нами, и таким образом вы получили часть инфор­мации?

—  Да, и...

—  Подождите, пожалуйста. Вы даете нам одного человека в сопровождение.

—  Да, но...

—  Да подождите же! Дело в том, что толку от информации не будет. Мы ищем... место. Оно — за проливом. А когда найдем, по­делимся со всем цивилизованным миром.

—  Легенда о чаше Грааля? — улыбнулся Барин. — Которую сто­ит перевернуть — и блага посыплются?

—  Примерно, — согласилась Бандеролька, хотя и не знала, что за кружку такую упомянул собеседник. — Но это не легенда, а правдивая информация.

—  Допустим. Допустим. — Он прошелся по комнате. — Ваш доктор хорошо меня подлатал, спасибо ему большое. Прям челове­ком себя чувствую. Доктора я с вами, конечно, отпущу, несмотря на матримониальные планы Наты. Но Зяблик все равно пойдет с вами. Я же глубоко в душе идеалист, хоть и ненавижу быдло. А лю­дей люблю. И готов благами поделиться.

—  Папа! — снова простонала Пеева. — Ну помолчи ты минуту. Дай людям в себя прийти.