Елена Звёздная - Дочь воина, или Кадеты не сдаются
– Вам стоит поторопиться, – сухо произнесла женщина.
– Вам стоит рот прикрыть. – Я мило ей улыбнулась, и так, на всякий случай, напомнила: – Я больше не подчиняюсь вашему хассару.
Дамочка, вся в сером и унылом, сверкнула невыразительными глазами, но промолчала. А потом я вдруг услышала недовольное бормотание и нытье какое-то. При этом вскоре и шаги послышались. То есть кто-то шел и ныл, ныл и шел.
– Хочу в Шоданар… В Шоданар хочу… хочу тортик… ма-а-ам…
И как-то я не сразу даже поняла, кто это, пока из-за поворота не явились бегемотиха в персиковом и бегемотик в белом. Я так и застыла на месте. Нет, меня заинтересовала не Единственная папандра, а ее дочь – у бегемотика отсутствовали ресницы, брови и лоб стали значительно обширнее. Ну все как я и предполагала! И на душе такое злорадное чувство вечной справедливости!
Обе дамы, увидев меня, так и застыли, а мне, может, и следовало смолчать, так нет же:
– Интересно, – глядя в потолок, произнесла я, – а что на Иристане полагается за воровство? Нужно будет поинтересоваться у папандра…
Внезапно послышалось рычание, а затем на полном ходу ко мне примчался Икас, встал передо мной и мордой к бегемотам, глухо зарычал.
Бегемотик взглянула на моего зверя и, повернувшись к мамочке, заныла:
– Хочу Снежную смерть! Я тоже хочу Снежную смерть! Почему у нее есть, а у меня нету?
М-да… я, несомненно, тоже ребенок избалованный, но не до такой же степени.
– Идем, – сказала я зверю и, чисто по инерции, погладила его по спине.
Икас мгновенно заурчал, повернулся ко мне, уткнулся носом в живот и завилял хвостом. Сказать, что я была на вершине блаженства, – не сказать ничего. Я чувствовала себя так, как будто мы с Микой только что провели лучшие гонки в истории, обломали всех парней и купили по десятку новых пар туфель… хотя нет, я чувствовала себя лучше. И даже четко решила: заберу Икаса себе, вот!
– Идем, малыш!
Я отошла к двери, зверь радостно потопал рядом, повизгивая и продолжая махать хвостом.
Кажется, я готова расцеловать Нрого.
Толкнув двери, прошла по широкому длинному коридору, безошибочно угадав, что нужно двигаться в направлении огромных окованных желтым металлом дверей. Как я это поняла? Ну, сомневаюсь, что кто-то другой, кроме воинов, мог так громко шуметь.
Подойдя к дверям, я невольно погладила Икаса по загривку, собираясь с силами, а затем уверенно толкнула тяжелые створки, не пожелавшие открыться при моем приближении.
Ужин. В зале, который находился за дверями, собралось человек пятьсот воинов! Я стояла на возвышении, так как из зала к этим дверям вело ступеней двадцать, и в оцепенении взирала на присутствующих, те же, в свою очередь, уделили внимание мне. Пристальное такое внимание…
Итак, зал – огромный, овальный. В центре горело пламя внушительного костра, его дым поднимался вверх, исчезал в круглой дыре собственно в потолке. Следовательно, этажей над сим помещением не располагалось. Дикость? Отнюдь! Над костром жарилась внушительного вида дичь, но… но она крутилась, не имея видимой опоры, следовательно, тут применялась какая-то неизвестная мне технология.
На этом странности не завершались – костер окружала каменная кладка, высотой мне до колена примерно, а далее располагались столы. И все бы ничего, но в данный момент они именно – располагались. Вылезая из пола в виде узких полосок пластика, а затем раскрывались полновесными деревянными столами! И сейчас зал был словно разделен на две части: в одной – как грибы столы повылезали… со скамьями, в другой – стояли и до моего, видимо, появления общались воины.
Мой взгляд скользнул по этим переносчикам сплошного тестостерона и вдруг остановился, узрев зеленые глаза одного из тар-энов. Расстояние между нами имелось приличное, и в зале не особо светло было, но, глядя в глазищи воина, я отчетливо поняла – зеленые. И какие-то добрые, потому что на меня мужчина смотрел с нежностью и любопытством. Когда я начала рассматривать его всего, поняла, что он очень ласково мне улыбается… и почему-то улыбнулась в ответ. В ту же секунду этот воин целенаправленно пошел ко мне. Первой реакцией была некоторая напряженность, второй… это может показаться странным, но я его не боялась. Вообще. Чуть приподняв юбку, я нацепила на лицо вежливую улыбку и начала неторопливо спускаться, продолжая следить за идущим ко мне воином.
Мы встретились, когда я сошла на пол, а он как раз подошел к основанию лестницы. Огромный такой, как и все здесь, я ему едва по грудь. Красивый… красивее всех присутствующих, с черными волосами до плеч, зелеными глазами, волевым квадратным подбородком, уверенной линией губ и… какой-то весь родной.
– Рад видеть тебя на Иристане. – Воин улыбнулся шире и добавил: – Сестра.
У меня при этом промелькнула только одна мысль, невольно высказанная вслух:
– Кипец Микаэлле!
На охренительно красивом лице моего братика промелькнуло странное выражение, он чуть нахмурился и ответил:
– Нет, мое имя Араван МакЭдл. Твоя мать – единственная сестра моего отца.
– Киран. – Я протянула руку.
Брат улыбнулся и отрицательно покачал головой. Поняла, и тут же сделала вид, что поправила тусклую серебряную штуковину, висящую на его обнаженной груди.
– Ты совсем не знаешь наших традиций, – догадался Араван.
– Совсем, – призналась я.
– Я так и понял, поэтому и поспешил встретить тебя первым. – Теперь он говорил едва слышно, в общем, шепотом: – У нас одна кровь, это допускается. С братьями по отцу ты должна вести себя как женщина, то есть не смотреть в глаза, не говорить, пока не спросят, не повышать голос, не улыбаться.
– Ой, – я все это время, запрокинув голову, продолжала смотреть в его зеленющие глазищи, – а с тобой… с вами так можно?
Ар улыбнулся, кивнул и пояснил:
– Наши родители – рожденные разом…
– Близнецы?!
– Да. И мы с тобой единственные дети своих родителей, наша связь крепче, чем родственные узы. Можно на «ты».
Он мне нравился с каждой минутой все больше. Но оставался еще момент:
– Араван, а твой отец?
И полный горечи ответ:
– Война унесла жизни многих. Киара спасла меня, но не смогла сохранить жизнь того, с кем делила утробу матери.
– Какая у меня выдающаяся мама, – задумчиво протянула я.
– Как она? – вежливо спросил Ар.
– Да все было хорошо. – Я бросила недовольный взгляд в сторону отца, который стоял в окружении темноволосых воинов и поглядывал в нашу сторону. – В общем, все было замечательно, пока этот не явился!
Так как продолжала смотреть на папандра, не засекла реакции братика на мои слова. Зато моя реакция на его слова была бурной, ибо Ар сказал:
– По законам Иристана, за измену полагается прилюдная казнь. Твой отец проявил великодушие, позволив Киаре скрыться на другой планете и тем самым избежать смерти.
Вот теперь я резко повернулась к брату, взирая на него явно увеличившимися глазами, и упавшим голосом переспросила:
– Что?!
Ар ответил не менее удивленным взглядом, и изумление его явно относилось к моей полнейшей неосведомленности. Кажется, у меня назревает серьезный разговор с мамочкой!
– Киран, – Ар говорил едва слышно, – я ее не осуждаю, ведь как иначе Киара смогла бы проникнуть на вражеский корабль.
И вот пока я стояла и ресницами хлопала, братик поинтересовался:
– А кто твоя мать сейчас?
– Летчик-испытатель, – буркнула я, вспомнив слова матери: «Никогда не становись между воином и его честью». И в свете этого я задала вопрос: – На том корабле были ты и я?
– Ты была в безопасности у эйтны клана МакВаррас.
Короче, теперь мне все ясно – мамочка супер, а они все гады! Папандр первый гад!
Посмотрела на этого первого гада, обратила внимание на окружающих его воинов – там наблюдалось двадцать шесть груд сплошных мускулов, и все они были темноволосые, темноглазые, в общем, закрались подозрения.
– А сколько сыновей у моего отца? – поинтересовалась я.
– Живых – двадцать шесть, – последовал ответ.
– Бракованный навигатор! А дочерей?
– Две.
– Нестабильный атом! А чего так мало?
– У сильных воинов редко рождаются девочки.
Смотрю на Ара, тот улыбается, чуть снисходительно, но очень по-доброму, явно ему беседа доставляла удовольствие, а точнее, просветительская деятельность. Но, как выяснилось, дело не только в этом.
– Дочь воина – драгоценность, – пояснил братик. – За вас сражаются, воюют, вызывают на поединок. Воины не сражаются за женщин, но за дочерей великих готовы драться.