Виктор Глумов - Фатум. Сон разума
Ник заметался по приемной. Выход — один, на окнах — решетки. Западня.
— Передайте по громкой связи: пусть ребята не высовываются. Стас!
Конь выглянул из соседнего кабинета, покосился на экран, и сонное отупение облетело с него. Набычившись, он встал рядом с Ником, трехэтажно объясняя, что он думает о происходящем.
— Стас, заблокируй дверь. Быстро.
Входная бронедверь была китайской, такая способна сдерживать натиск минут пять от силы. Следующая — деревянная, можно выбить ударом ноги. Еще минута. Что же делать?
Звонить Реуту! Набирая его номер, Ник ругал себя за медлительность. Реут же обещал прикрытие! Или его вычислили и рассчитывать теперь можно лишь на себя?
В дверь ударили. Сжимая и разжимая кулаки, Конь сторожевым псом смотрел на вход. Помощница скулила, обгрызая ногти. Из трубки доносились протяжные гудки. Реут и раньше не сразу отвечал на звонки. Ругнувшись, Ник сбросил вызов и набрал сообщение: «Сергеев пытается захватить штаб. Нужна помощь».
— Стас, — спокойно проговорил он, — прошу тебя, не вмешивайся. Закройтесь с Люсей в кабинете.
Бум, бум — долбили в дверь. Всплеснув пухлыми руками, помощница воспользовалась советом Ника, а Конь зыркнул исподлобья и тряхнул гривой.
— У них оружие, Стас. Кто-то должен продолжать мое дело, я на тебя рассчитываю. Они не убьют меня, поверь.
— Я не смогу. Физически не смогу! — Ноздри Коня раздувались, в глазах полыхал огонь.
Ник рявкнул:
— Я приказываю тебе! Кониченко, твою мать! Включи мозг! Спрячься в шкаф, под стол, слышишь меня? Ты должен жить! Никакого сопротивления, ясно тебе? Обещай.
— Ладно… — Конь потупился.
— Обещай!
— Обещаю.
— Теперь уходи отсюда. Живо!
Хрясь! Входная дверь не выдержала натиска, в коридоре затопали. Хлипкая дверь в приемную вылетела со второго удара, к этому времени Конь скрылся в кабинете. Стараясь сохранять спокойствие, Ник сел за стол и сцепил пальцы.
Безопасники вихрем ворвались в приемную. Двое взяли Ника на прицел, из кабинета, где прятался Конь, донеслось:
— Не двигаться! Руки за голову!
Сердце пропустило несколько ударов. Только бы Конь не геройствовал! Возня, шаги, Люсин протяжный всхлип. Молодец Конь, сдержал обещание.
Выход Сергеева напоминал явление Добра Злу. Шествовал он медленно, заведя руки за спину, полы черного пальто колыхались, а обезьянья рожа выражала крайнюю степень брезгливости. Переступив через дверь, валявшуюся поперек приемной, Сергеев наконец удостоил Ника взглядом.
Ник делал вид, будто ничего не случилось, а мысленно молился, чтобы Реут не позвонил в такой неподходящий момент. Вспомнился Пранов, его лекция с намеками, что нужно всех подозревать. Наверняка Сергеев против Реута.
Осмотревшись, безопасник отряхнул плащ и сказал:
— Как у тебя, Никита, все скверно организовано! И все помощники сразу разбежались. Будь моя воля, я бы таких, как ты, в детском возрасте жизни лишал.
Он взял стул и уселся напротив Ника, их разделял стол. Ник понимал: все, что ему остается, — тянуть время и надеяться, что Реут таки прочтет сообщение.
— Здравствуйте, очень приятно снова вас видеть, — кивнул он Сергееву. — Вы, случайно, не в убойном отделе работали?
Вопрос вывел безопасника из равновесия, безволосые надбровные валики дернулись.
— Не помню, чтобы нам раньше приходилось встречаться. — Он тут же надел маску безразличия, под которой угадывалось торжество. — Я бы на твоем месте не наглел, а честно ответил на вопросы. Хотя бы расскажи, как выкрал у секретчиков личное дело помощницы Реута. И с чьего ведома оставил у себя секретный документ… Вспомнил? В следующий раз подумаешь, где ставить подпись.
— Я не понимаю, о чем вы. Мне предъявлено официальное обвинение?
Сергеев двинул челюстью, но подавил злость:
— Послушай, что я тебе скажу. Зря ты это сделал, теперь могут возникнуть подозрения, что Тимур Аркадьевич тебя опекает. Ты же его подставляешь! И с пацанвой из «Щита» ты просто так работаешь, хотя знаешь, что тебе это запрещено? И водитель Тимура Аркадьевича у тебя по чистой случайности, а Реут, конечно, не имел представления, что ты делаешь, так? Отпираться бессмысленно, — озвучил Сергеев мысли Ника и подался вперед. — Но у тебя есть шанс, и… твои близкие не пострадают, если ты сдашь Реута. Я знаю, что он за всем стоит, а ты — пешка. Вот прямо сейчас звоню Президенту, и ты все рассказываешь. Все равно я располагаю доказательствами. Никита, ты же умный парень, не усугубляй свое и так шаткое положение.
Блеф. Конечно, Сергеев блефует. Но разве это изменит положение? Нет. Пассионариев нельзя убивать, их нужно изолировать. Если Главный узнает, кто пытается начать цепную реакцию, Ника опять упекут в изолят… А если убить себя? Будет не цепная реакция, а что? Взрыв? Люди сойдут с ума?
— Хорошо, — прошептал он, склонив голову. — Звоните. Что я должен сказать?
Безопасник просиял, потер руки:
— Что Реут втянул тебя во всемирный заговор с целью передела власти, у тебя не было выбора. А потом сдашь всех своих сообщников, откроешь правду, и всё.
— То есть сказать правду — все, что от меня требуется? И вы замолвите слово, чтобы меня не отправили в изолят?
Кровь гулко пульсировала в висках.
— Конечно! — Сергеев вытащил мобильник, набрал номер. — Соедините меня с Романом Юрьевичем… Занят? Найдите его, где бы он ни был. У нас ситуация, требующая его срочного вмешательства. Ситуация АД-1… Вы правильно расслышали. АД-1.
Пока искали Главного, Сергеев расхаживал по приемной. «Шакал, — подумал Ник — Наверняка ведь знает, что лижет зад далеко не человеческий, но идет против человечества, против человеческого в себе ради сиюминутной наживы. После нас хоть потоп! Вот кого нужно ставить к стенке в первую очередь!»
Наконец телефон дзенькнул — Сергеев вытянулся по стойке «смирно» и затараторил голосом онлайн-переводчика:
— В результате проведенных мной следственных мероприятий были раскрыты диверсия и попытка заговора. Подозреваемый, Каверин Никита Викторович, сознался и выдал всех соучастников. Целесообразно ваше прибытие в Москву, имеется подозрение, что ситуация АД-1. У меня на руках доказательства вины каждого, в том числе главы саботажников, Реута Тимура Аркадьевича. Передаю Каверину трубку для подтверждения сказанного мной.
Трубка была горячей.
— Ай-я-яй, Никита, — проскрежетал Главный, и от его голоса по спине продрал мороз. — Такой был перспективный парень, мог жить долго-долго и добиться многого. А Тимур Аркадьевич… — Донесся вздох.
— Тут такое дело, — тихо, с расстановкой, проговорил Ник, подстегиваемый злостью. — Сергеев плетет интриги и вынуждает меня оклеветать Реута, чтобы занять его место, все улики…
Мощный удар отбросил Ника от стола, второй сбил с ног. В ушах зазвенело, перед глазами заплясали разноцветные круги. Расплывающийся Сергеев, брызгая слюной, уверял Главного в своей правоте. Коленка одного из охранников давила Нику в позвоночник. Ник заглянул в дуло автомата и оскалился, за что получил очередной пинок под ребра. Только бы Главный не поверил Сергееву, нужно выиграть хотя бы несколько дней! Тогда у Реута будет шанс…
Мир качнулся и потемнел — Ника поставили на ноги. Когда зрение восстановилось, он нос к носу столкнулся с оскалившимся Сергеевым.
— Щенок! Да у меня семья, дети! — разорялся безопасник. — А вы тут понаворотили! Перемен им захотелось, идиотам! Ты был на войне? Нет! А я был! И не допущу, чтобы мои дети побывали в аду! Не допущу!
Больше всего Нику хотелось вытереть обрызганное лицо. Харкнуть в багровую рожу тоже хотелось — авось двинут так, что сознание потеряешь… Не помнить изолята, а проснуться тихим и покорным. Но Ник решил держаться до конца, криво усмехнулся и сказал:
— Шакал, шестерка… Давить таких надо.
Сергеев сжал кулак, потряс им перед лицом Ника, но не ударил. Отвернулся и скомандовал:
— Вколите ему ударную дозу транков — и в изолят. Срочно. Беру ответственность на себя.
* * *Чиновник улыбался. С каждой фразой Тимура Аркадьевича его улыбка все больше напоминала оскал голодного зомби. Чиновник раньше думал, что он — хозяин жизни. Но ошибался, и Тимур Аркадьевич внятно, доброжелательно объяснил ему это.
Будь ворюга пассионарием, он не сдался бы так легко, но пассионарием бывший мэр Москвы не был. Не был он и москвичом, город не знал и не любил, а столица в ответ не любила его. Такое бывает, Тимур Аркадьевич знал: Москва не только не верит слезам, она ищет возможность сбросить оседлавшего ее зарвавшегося провинциала. Сильный человек удержится в седле, но комфортно ли ему будет?
Слабаком назвать экс-мэра язык не поворачивался. Однако Москва взбрыкнула так, что вылетел Полянкин и приземлился в лужу.
