Сергей Абрамов - Медленный скорый поезд
А и что такого? Придет он на вечерину, придет непременно…
Отошел малость от дома, вскрыл конверт, вытащил открыточку, туда уложенную. Красивую. С цветком белого нарцисса на обороте. Цветок этот, где-то читал Пастух, является символом смерти. Может, вранье, а может, и нет. Пастух в приметы не верил и другим не советовал. Ан отметил факт. А кто открыточку придумал передать, так того и угадывать незачем. Слим! Который жив, здоров, здесь и, не исключено, сейчас, и уж конечно — завтра, послезавтра, потом, со временем. Точней — во времени. В этом. В нынешнем… Бессмертный он! Как Кощей. С яйцом, в котором — его смерть.
А на открыточке — надпись шариковой ручкой: «Не пропадай, позвоню…»
Значит, нужен ему опять Пастух. До смерти нужен. Буквально. Вон даже телефонный номер Пастуха знает, а его, номера, ни в каких справочных нет. Что ж, будем ждать…
Глава семнадцатая
Марину поселили или — если употребить казенный язык — дали ей квартиру в хорошем и даже престижном столичном доме — в высотке на Кудринской площади и аж на восемнадцатом этаже. Дом старый, сталинской постройки, но красивый, надежный, сделанный, как говорится, на века. Да и сейчас ему седьмой уже десяток набежал. Квартира пока казенная — от Академии наук, но скорая перспектива перевести ее в собственность — не задаром, конечно, но деньги у Марины есть, есть, — большими академическими начальниками означена веско. Вольно поверить и не унывать. Но Пастух унывающую Марину себе и не представлял.
В день вечеринки она раненько позвонила Пастуху, спросила:
— Вы не забыли?
Он не забыл.
— Гости к семи вечера начнут сходиться, — сказала Марина, — значит, как у вас в Столице положено, до восьми в основном соберутся. А то и позже… А вас очень прошу: придите пораньше. И Стрелок пораньше будет, я его упросила. А то мне как-то не по себе: новая квартира, новые люди, за окном все такое незнакомое… Мне еще и женщину в помощь отрядить посулили… И Лиза вот пока здесь… Но вы придите, придите хотя бы в полседьмого, ладно?..
Пастух пообещал.
Ему не хотелось идти в гости, сидеть за столом с очень малознакомыми людьми, краем глаза виденными в вагоне поезда, слушать застольный треп, как говорится, за жизнь. Но слово дадено, пусть даже и сгоряча, отступать Пастух не научился.
Вот, правда, костюма у него не было, не говоря уж о галстуке. А нормальные брюки были. И утюг наличествовал. Плюс — вполне приличная малоношеная куртка, в коей он запросто ходил в контору к Наставнику. И никто ни разу не упрекнул за непротокольный вид. А тут — в гости всего-то. Чай не прием на высшем уровне…
Купил в магазине две бутылки французского вина — одну красного, а другую белого. Постарался взять подороже. Сам в винах ничего не понимал, в его жизни только крепкие напитки имели место, да и то невеликое. Ну и букетом, конечно, отоварился: красные розы — эмблема любви, кино такое было…
Позвонил в дверь вовремя.
Открыла проводница Лиза.
— Здравствуйте, проходите, — заговорила быстро, — а у меня три дня отгула, а Марина приглашала, просила прийти пораньше, я здесь уже давно, и все готово, и стол накрыт, милости просим.
Да и зачем отказывать, коли так подробно просят?
А тут и Марина возникла — в кухонном передничке, раскрасневшаяся, как всегда радостная.
— Проходите-проходите, — зачастила, — у меня здесь пока очень казенно, как будто в гостинице где-то, но на это время нужно, чтоб дом ожил, а здесь хорошо, хорошо, а вид из окна — ну просто с ума сойти, всю Москву видно, и она и вправду красивая…
Марина повела Пастуха показывать новое жилье. Квартира и впрямь была большой, просторной, потолки высоченные, мебель явно сиженная-леженная, но все еще крепкая и солидная, а вид из окна просто чумовой. Хотя с этажа, скажем, двадцать четвертого, последнего, было бы круче. Но за неимением гербовой, как говорится, плюс еще одна половинка другой поговорки: дареному коню… и так далее.
Марина усадила Пастуха в гостиной перед немалой телевизионной панелью, включила ему какой-то футбол и сказала:
— Не скучайте и уж простите старую бабушку, что вытащила вас задолго до срока. Ну неуютно мне без вас, честное слово, я сама не понимаю — почему, но вот неуютно и все. И еще немножко страшно одной. Может, вы у меня поживете пока?.. Места здесь много, аж пять комнат…
Предложение было понятным, но вряд ли приемлемым. Пастух не любил Москву, а живал здесь накоротке и исключительно по службе — между командировками, на которые Наставник был не скуп.
— У меня в вашей квартире в два счета разовьется агорафобия, — сказал Пастух. — Экие пространства!.. А вся моя квартирка казенная — как одна ваша столовая. И прекрасно себя чувствую… Ну поселите у себя Лизу, пока она в отгулах. Или уговорите ее уйти с «железки». У нее там зарплата — с гулькин нос, а чаевые от пассажиров она не берет. Гордая… А я лучше к вам в гости почаще ходить стану, пока я в Столице, идет?..
Сказал и сказал. Хотя Марину жалко. Одна она в этом сумасшедшем городе.
Гости и вправду собрались к восьми вечера. Стрелок тоже пришел — с большим букетом алых роз. Да вся ванна букетами завалена была, плавали они в ней, поскольку казенных ваз в казенной квартире не полагалось.
Гуляли весело, разговоры начали с темы «железки», недавние воспоминания, вечные «А вы помните…», «А вот у нас было…», рассказы о жизни счастливой и не слишком и прочее, прочее. На исходе третьего часа гости начали расходиться. Толпились в прихожей, в который уж раз поздравляли Марину с новосельем, обещали навещать. Марина усталой не казалась, да и Лиза остаться на все свои отгульные дни согласилась. Пастух окончательно утомился в не привычной для себя обстановке, тоже собрался уходить.
Тут, кстати, и мобильник у Пастуха запиликал.
— Пастух, — сказал Пастух в телефон, выходя из гостиной в прихожую, а из телефона раздался короткий смешок и чьи-то слова пошли.
— Отдыхаешь, Пастух? — спросил из телефона до дрожи знакомый голос.
И ведь неожиданно это было, но ответил спокойно, без дурацких эмоций:
— А ты никак все работаешь, а, Слим? И никак где-то рядышком? Так подходи, я тебя подожду.
— Не спеши, Пастух. У вас там гулянье заканчивается, а я — рядышком. И букет красивых роз у меня — на новоселье-то как раз…
Пастуху весь этот телефонный политес сильно не нравился.
— На кой хрен ты здесь нужен? Если ты по мою душу, то я — вот он. Сейчас спущусь. Поговорим… Пострелять-то, правда, никак не удастся, люди кругом, Столица…
— Я уже поднялся. У двери стою. И миссия у меня нынче никак не военная, а вовсе переговорная. Я без оружия, *censored*й быть! Я к Марине с предложением от потенциального работодателя. Только расскажу предложение и уйду. Честное слово. Я звоню в дверь…
И впрямь зазвонил. Звонок у Марины какой-то истеричный был — под стать ситуации.
— Кто-то что-то забыл? — поинтересовалась Марина.
Вообще усталой не казалась — ну как новенькая была. А вечерок-то с малознакомыми и шумными людьми — вон и Пастух даже уморился с непривычки.
— Всем сидеть тихо, руки на стол, — сказал Пастух. Достал из подмышечной кобуры ствол. — Незваный гость явился. Слимом его зовут. Ничего, если я пальбой входную дверь попорчу малость?
— Не удастся. Она стальная, — спокойно сказала Марина. — Впустите его, Пастух. Незваный гость все равно — гость. И дайте мне ваш пистолет. Дайте-дайте. Я его охраню. На всякий случай…
Пастух безропотно протянул ей «глок».
Сказал:
— Я его на предохранитель поставил, видите рычажок? Сдвинете его — обижусь навсегда. Лучше на стул рядом положите, все спокойней…
— На стол, — поправила она.
— Ни в коем случае, примета плохая, держите его в руках, если хотите. А я пошел дверь открывать.
Вышел из гостиной, вытащил из-за спины, из-за брючного пояса запасной — пригодился ведь! — «вальтер», открыл дверь. Слим стоял на площадке, держал руки вверх, ладошками с растопыренными пальцами поводил, улыбался вовсю:
— Можешь обыскать, если не веришь.
— Не верю, — сказал Пастух, пропустил в прихожую, профессионально ощупал Слима. Оружия и впрямь не нашарил. — Проходи.
Вошли в гостиную, Слим шевельнул-таки задранной вверх рукой, снял смешную полотняную панамку, аномально белые его волосы чуть дыбом торчали.
— Я к вам с известием, уважаемая Марина, — сказал.
— Слушаю вас, — не вставая, сказала Марина.
И не предложила сесть. Он так и стоял посреди комнаты, задрав руки. И «глока», оставленного Пастухом, на столе уже не было. Убрала, видать, от глаз гостя незваного.
А Пастух так и остался у входа в гостиную. С пистолетом в руке. И Стрелок у окна — тоже с пистолетом. Один Слим, получается, без оружия, хотя вряд ли.
— Слушаю вас, — повторила.
— Мы с вашим другом и помощником, с Пастухом, никак помириться не можем. Стреляемся то и дело, видеть друг друга не хотим…
