Владимир Березин - Путевые знаки

- Девочка это хорошо, произнес я где-то вычитанную фразу. Девочка это к миру.

Девочка была удивительным образом похожа на меня, гнома. Просто чудо! Она не была похожа ни на кого другого, ни на тех людей, которых я видел в разных местах, ни на монстров и уродцев, которых на моем пути тоже было немало. Но определенно это было не человеческое существо, а существо какого-то ангельского чина. То, что дочь звали Надеждой, было вполне предсказуемо. Я сразу ощутил, что ее и не могли назвать по-другому.

Собственно, это был хороший мотив для того, чтобы жить и умирать.

Мы сидели рядом со спящим ребенком и говорили очень тихо. Так с еле слышным шорохом пробираются по своим ходам подземные звери. Так журчит подземная вода в тоннелях. Вот так и перетекали между нами слова. Нам еще много было нужно узнать друг о друге, да только это можно будет сделать потом, через дни, недели и месяцы.

Серая крыса смотрела на нас черными бусинками глаз, будто говоря: "Я-то все это знала, а что не знала, то предполагала, и поэтому вмешиваться не буду…" Крыса переводила взгляд с одного говорившего на другого и в такт речам шевелила усиками.

Прошло, наверное, несколько часов, девочка проснулась, ее покормили, и я сказал, что, так или иначе, мы здесь жить не будем.

- Что ты хочешь сказать? - спросила Катя.

- Все очень просто. Метро это колыбель нового человечества. Но не вечно ему жить в колыбели.

Я понимал, что еще долго буду обдумывать эту идею, но жизнь все равно не останется прежней. Все равно я раз за разом буду выходить наверх, чтобы потом обязательно выбраться из подземной Москвы. Надо идти на свет, вот что.

Мы с Катей лежали на узкой койке и молчали. За тонкой фанерной дверью я услышал голос бабы Томы. Она с кем-то спорила, но было слышно, как голос ее постепенно мягчает. Наконец она постучала к нам в тонкую перегородку:

- Саша, Саша! Ты здесь, ты здесь? А? Помешала вам? К тебе тут пришел человек с "Войковской", говорит, что родственник.

Фанерная дверь растворилась медленно, стукнув ручкой о стенку. Навстречу мне шагнул человек на голову ниже меня, почти старик, но державшийся прямо. Пожилой, со шрамом на лбу и морщинами вокруг глаз. Я смотрел на него, понемногу догадываясь, что к чему. Что спросить или сказать, я совершенно не знал. Лицо у него было спокойное, но я заметил, как дергается у него какая-то мышца на шее.

Самое глупое, что я мог подумать, я и подумал: "Отчего на нем нет летной куртки? Ведь без летной куртки это неправильно. Никто не узнает его без летной куртки или хотя бы фуражки, на околыше которой должны быть крылья. Я вот не сразу узнал его, а ведь готовился к этому двадцать лет". Отец сделал еще шаг и сказал просто:

- Ну, здравствуй, Саша.