Тимофей Калашников - Изнанка мира
Синий угол, стена и неприбранный пол постепенно перестали кружиться пред глазами, уравновесились, и тошнотворная канитель чуть заглохла. Пролежав, казалось бы, целую вечность, Зорин смог повернуться на спину.
«Оборвалась!» — первое, что пришло в голову, но веревка оказалась цела.
Кирилл приподнялся, однако ноги были словно чужие.
«Хотел повеситься, а стал инвалидом…»
Быстро нащупав петлю, пальцы освободили горло. Скользкая изгибистая поверхность веревки тихо прошуршала по выцветшему кителю и легла где-то справа. Зорин попытался встать. Ноги отозвались сильным зудом и судорогой.
Не в состоянии терпеть боль в ступнях, Кирилл опрокинулся обратно, ощутимо саданувшись затылком об пол. Россыпь искр вспыхнула перед глазами и тут же растворилась в сероватой штукатурке потолка.
— Кто я теперь? — губы юноши едва шевелились, но голос громко отдавался в ушах. — Зачем я сюда пришел?
Словно ненужный мусор, припорошенный пылью, как прошлогодним снегом, он лежал на грязном полу, прикрыв глаза.
«Вот куда тебя привела глупая страсть детства…» — шептало внутреннее «я».
Когда-то, несколько недель, дней или даже часов назад, такие слова взорвали бы Зорина, заставили бы огрызаться. Теперь же взгляд Кирилла был чист и безмятежен. Ни тени былой эмоциональности на лице, ни волнения в груди, ни упрямой складки, пересекавшей лоб… Лицо юноши было спокойно. Посмотри сейчас на Зорина кто-нибудь со стороны, решил бы, что парень мертв — так отрешен был неудачливый самоубийца в этот момент.
Память Кирилла, выхватывая отдельные сцены, разворачивала перед ним банальную историю влюбленного юноши, свежеиспеченного коммуниста, слепо верящего любому слову «друга», «любимой», «Партии», а потом обманутого, преданного и забытого всеми. Он наблюдал за жизнью этого наивного человека, но не чувствовал с ним ни малейшего родства, наоборот, комментировал события почти с улыбкой.
«Неотвратимо наступающее счастье… — интересно, если бы кто-то сказал тебе, чем все кончится, ты все равно помчался бы в тюрьму?.. Отец умер за Красносельскую, но ведь убившие его ганзейцы тоже были уверены, что честно выполняли свою задачу, совершали подвиг во имя блага своих станций… Обман и предательство Ирины, — а кто бы захотел умирать за грехи сбежавшего папаши?.. Подлость Сомова — конечно, волей-неволей будешь проявлять дружелюбность к тому, кто только что спас тебя от смерти… Как это все напоминает разные варианты игры, — только вот правила в ней одни и те же: добейся собственного благополучия любой ценой…»
Ничего. Последняя картинка памяти прошла стороной.
Кирилл не хотел думать о Сомове, он не желал слышать про Ирину. Ему было плевать. Глаза закрылись.
Лампа над дверью на секунду погасла и снова зажглась. Моргнув еще пару раз, плафон сдавленно свистнул и взорвался с негромким хлопком, хищно плюнув под веки слепящую свору фотонов. Комната утонула во тьме.
Сквозняк уже не тянул свою едва слышную песню, петли не вторили его заунывным куплетам, дверь замерла, будто в киселе. Пыльная, синяя бытовка с телом лежащего человека затерялась во множестве прорытых когда-то коридоров Московского метрополитена…
* * *Чернота расступилась, рельсы обозначились двумя сероватыми полосами, да и шпалы стали чуть более различимы. Кирилл упрямо шел по совершенно пустому тоннелю в сторону Боровицкой. Мало кто направлялся в столицу подземного государства в такую рань, поэтому только неровные шаги юноши разгоняли глушащую все звуки тишину.
Он появился на заставе в час пересменки, как раз в то время, когда ночной караул сдавал оружие и территорию вновь заступающим. Гражданского населения на платформе не было видно вовсе. На блокпосту царила, как показалось Зорину, сущая неразбериха. Кшатрии с озабоченным видом носились взад-вперед, не обращая ни малейшего внимания на подошедшего.
— Документы! — окрик сбоку раздался так неожиданно, что юноша вздрогнул.
Он только теперь обратил внимание, что из узкого коридора, перегороженного решеткой, на него кто-то смотрит. В очерченном мелом квадрате, «на тумбочке», рядом с телефонным аппаратом в тюбинговой нише, стоял совсем еще молоденький солдатик. Впрочем, лычки на его погонах означали сержантское звание, но Кирилл все равно не разбирался в знаках различия, принятых в Полисе. Однако то, что кшатрий торчал на посту, в то время как остальная смена сдавала территорию, говорило само за себя: по армейским меркам служивый был пока «духом» и в караул заступил, чтоб быть «на подхвате».
Поняв это, Кирилл хотел пройти мимо, ничего не говоря, но кшатрий сорвался с места и, уцепившись за рукав юноши, повторил свое требование.
«Совсем зеленый», — подумал Зорин, привычным жестом потянувшись к плечу, чтобы снять рюкзак, и, оторопев, понял, что рюкзака-то и нет. И где он мог потеряться, оставалось только гадать.
— Нет документов… с собой… — проговорил Кирилл, медленно отрывая от рукава тонкие, но цепкие пальцы. — Меня брат ждет… он местный. Пропусти!
— Фамилия и место работы брата! — не уступал салага.
— Да пусти ты, чего вцепился? — юноша все еще не мог прийти в себя.
Кисти сержанта разжались, но с пути он не ушел, а напротив, заступив Зорину дорогу, потянул из кобуры пистолет.
Оружие Зорин заметил только сейчас. Дело принимало нешуточный оборот. «Та-а-к, и кто такому припадочному „ТТ“ доверил?..»
— Сталкера Зорина позови, — тихо сказал Кирилл, делая шаг назад.
— Имя!
— А то среди ваших сталкеров Зориных пруд пруди, — покачал головой коммунист, но все же добавил: — Павел.
— Па-авел Зо-орин, на вы-ыход! — прокричал срывающимся голоском сержант в сторону станции.
Из ближайшей подсобки высунулось чье-то раздраженное лицо.
— Эй, ты дурак, что ли?! — послышался недовольный голос. — Чего орешь?
По всей видимости, это был старшина караула.
— Так вон… — смутился сержантик, указывая на Кирилла. — Говорит, что ждут его у сталкеров…
— Документы есть? — недослушав, бросил старшина.
Юноша помотал головой и чуть развел руки в стороны.
— Павел Зорин, говоришь? Проверим, — кшатрий скептически оглядел странного посетителя, весьма сомневаясь, что такое помятое, извозюканное в грязи чучело может иметь родственников, да еще среди сталкеров.
В подсобке забасили мужские голоса. Через минуту из двери выбежал бравый молодец и быстрыми шагами устремился в сторону платформы.
— Кирюха! — Павел издали узнал фигуру брата, и лицо его озарила радостная улыбка. — Наконец-то! Я уж обыскался тебя!
Но когда он подошел ближе, улыбка исчезла, уступив место нешуточной тревоге.
— Да ты едва на ногах держишься! Что случилось? Где твой рюкзак? — спросил сталкер, с изумлением разглядывая юношу, с ног до головы перемазанного в серой пыли. Брат стоял, слегка покачиваясь, и сжимал правой рукой заткнутую за пояс арматурину… то есть, нет, даже не арматурину, а просто кусок изрядно тронутой коррозией трубы с неровным, острым краем. — Ладно, ладно, после расскажешь.
* * *— Итак, разминка, — голос Павла сделался очень серьезным. — Никогда не начинай тренировку без разминки. Очень просто получить травму коленного сустава, не разогревшись. Некоторые сорвиголовы, бывает, пренебрегают, но такие либо не возвращаются, либо выходят из лазарета на костылях… Так что, братишка, легкий бег. Сначала в одну сторону, потом в другую.
Павел согнул руки в локтях и начал очерчивать круг по раздевалке перед комнатой, забитой всевозможными тренировочными снарядами для раскачки мускулатуры. В последнее время Зорины проводили здесь едва ли не больше времени, чем в своем жилище.
— И сколько так бегать? — спросил Кирилл.
— Минут восемь-десять. Затем наклоны, приседания, растяжка.
Когда Кирилл выполнил разминку, Павел объявил:
— А теперь переходим непосредственно к тренировке. Пойдем со мной.
Зорины вышли из раздевалки, подошли к краю платформы, синхронно спрыгнули и углубились в один из туннелей.
— Тренировки обычно проходят здесь. Нужна длинная дистанция, туннель для этого подходит больше всего. Итак, «ускорения с отжимами». Задача: пробежать десять метров как можно быстрее, потом упасть на пол и отжаться пять раз. Затем низкий старт еще на десять метров и снова — упор лежа, и пять раз отжаться. Повторить десять раз. Дистанция всего сто метров.
Расставив вешки на заданном расстоянии, Павел включил секундомер.
— Пошел! — скомандовал старший брат, превратившийся в безжалостного наставника, и Кирилл бросился в зев туннеля.
День за днем тренировки становились все более долгими и изматывающими, но юноша преодолевал усталость и слабость без единой жалобы или вздоха, и в этом ему помогало то отстраненное спокойствие, которое он приобрел, лежа на полу в пыльной синей подсобке. Он окреп, раздался в плечах, походка стала уверенной, а взгляд, которым он смотрел на мир, — бесстрастным. Зорин уже ничем не походил на того смешного желторотика, каким прибыл на Ганзу.
