Владислав Жеребьёв - Разведка боем
— А вот мне интересно, почему этот хмырь из записки решил, что этот мир нам понравится, и кто вообще решает, в какой из миров мы попадем, и какие страхи будут тут главенствовать? — Семен бодро шагал по бетонке, размахивая руками, и, казалось, вел собственный монолог, тут же отвечая на поставленный вопрос. — Ну, я согласен. Тот же Рейган жутко боялся победы коммунизма, но Мао или, скажем, Фидель были бы только рады такому раскладу. Да и вообще, если бы мы не вляпались в такой оборот, мне этот мир положительно нравится.
— Не мы, а ты. Хелл и я только рядом стояли. — Всеволод остановился и принялся шнуровать ботинок. — Страх же этот в любом из нашей реальности чуть ли не генетически заложен. Семьдесят лет нищеты, недосказанности, забитости. Никто бы такого пережить не хотел, а тут это не только вошло в стандарты, но и увеличилось, разрослось, будто сорняк на грядке. Подумать только, СССР заправляет всем и вся. Но с тобой я, Сема, соглашусь. Испытание погодной установки на Северном Кавказе нам бы тоже не помешало. Где бы только достать такую установку, бац, и одним жирным и давно уже назревшим гнойником меньше для матушки Руси. И людям спокойнее, и всему миру облегчение.
— Кто это там? — Хелл поднял руку и указал в сторону почти уже скрывшегося за поворотом забора полицейского гарнизона. Ревя и выбрасывая черный густой дым, поблескивая на солнце полированными зелеными боками, по дороге несся автомобиль. Каждая его черточка, каждый изгиб, вид решетки радиатора и даже звук тракторного движка под капотом был знаком любому россиянину с детства.
— Копидос, — Всеволод хлопнул себя руками по коленям и радостно расхохотался. — Новый! Это же надо!
Очень скоро лада добралась до путешественников и, протяжно скрипя колодками, начала оттормаживаться у обочины.
— Запрыгивайте, — Прошкин помахал рукой с водительского сидения и указал на заднее. — В тесноте да не в обиде. Мне и больше приходилось водить.
— Однако, аппарат, — майор влез на заднее сидение, немилосердно вдадвив в дверь одного из научников. Туда же почти с разбегу заскочил проводник, а за ним и Давыдов, и наконец, сильно просев на заднюю ось, чудо отечественно автомобилестроения тронулось с места и довольно уверенно покатило вперед.
— Новая модель, — оскалился в зеркало заднего вида научник, важно поправив на носу очки. — Жаль только бросить придется, но ничего. В новом мире с моими мозгами возьму себе иномарку. Правда, парни? — Получив утвердительный ответ с переднего пассажирского и невразумительный писк прижатого коллеги с заднего, Сергей Прошкин расплылся в счастливой улыбке.
— Мы выбрались, — тут же перешел с места в карьер Всеволод. — Когда летим?
— Ну не все так быстро. Доберемся до города, дождемся понедельника и валим.
— Почему так долго.
— Ох, сложно мне с вами, с пришельцами. — Прошкин с сожалением глянул через плечо на майора. — Ну как бы вам объяснить попроще.
— А ты объясняй, как умеешь, — Хелл попытался устроиться поудобнее, и довольно ощутимо приложил локтем Давыдова в поддых. Тот крякнул, охнул, и на пару минут окончательно обиделся на проводника.
— По дорогам контроль не велик. Частный транспорт, коего немного, — начал выдавать казавшиеся для него очевидными вещи Сергей. — Основные проверки при въездах в крупные населенные пункты, да при пересечении границ республик. Но воздушное пространство — совсем другое дело. В свое время, году в две тысячи пятом была сильная шумиха из-за малой авиации. Когда же вся полетная система перешла на гравитягу, то и вовсе пришлось ограничить воздушное пространство. Самолету-то что, посадка нужна, приземление. Вертолет тоже не везде может пробраться, пусть даже и в силу ограниченности запаса топлива. Гравилеты могут летать везде сколько угодно и когда угодно, а главное, навигационные движки внутреннего сгорания можно легко подкармливать на любой заправке семьдесят шестым.
Девять дней до часа «икс». Утро. Локация 3. Совпадение временных отрезков не определено. Где-то вблизи горного плато «Победа Коммунизма»
Величественный, только такой, какой бывает на агитационных имперских плакатах времен Карла, черный дирижабль с красной звездой в двух пересеченных треугольниках, медленно плыл по небу в сторону границы. На борту его, кроме команды связистов, техников и обслуживающего персонала, в капитанской каюте, удобно устроившись в мягких креслах, сидели двое.
— Это полностью безопасно, существующая локация контролируется полностью. — Высокий худой мужчина с сеткой морщин глазами, от чего его и без того тяжелый взгляд становился и вовсе невыносимым, сдул невидимую пылинку с лацкана своего костюма.
— И долго это будет продолжаться? — Его гость, серая мышь с бледным лицом и выцветшей радужкой глаз, брезгливо поглядывал на мельтешащую вокруг прислугу. — Если бы я не был уверен, что мое пребывание здесь будет безопасно на все сто процентов, меня бы тут не было.
— Что будет продолжаться, господин премьер-министр? — Наигранное удивление худого, вся его напускная веселость и беззаботность выводили премьера из себя, но виду он старался не подавать, а лишь зло сверлил взглядом стенку каюты.
— Испытания. Денег на ваши игрушки идет немало. Частот вам выделили, земли тоже. Военные, и те продвинулись по нашей просьбе, а вы кормите центр своими бумажными отчетами. Где результат? Где обещанная мобильность? Хозяин нет-нет, да и напомнит, а с ним шутить не надо.
— Михал Иваныч, будь в полном спокойствие, — вдруг перешел на лебезящий тон худой и, развернувшись в пол-оборота, хитро посмотрел на высокого гостя. — Мой хозяин крепко держит обещания. Как раз сейчас мы на заключительном этапе формирования локаций на основе коллективного бессознательного-подсознательного. Так сказать, страха всеобщего. Если все пройдет гладко, то проект можно считать завершенным.
— Но почему именно страх? — Вдруг запнулся на полуслове премьер. — Я сколько курировал этот проект и так и не удосужился спросить. Не проще ли было привлечь как-то по-другому? Алчность, к примеру, тоже сильное чувство, или скажем любовь. Последнее так и вовсе войны развязывало.
— Тут дело в биологических процессах. — Нехотя пояснил худой и, откинувшись в кресле, сцепил руки на затылке. — Наши японские друзья, которые сейчас жарятся на сковородке, оставили неплохую материальную базу. Каждая из эмоций у них строго градуирована, выведена в таблицу и обоснована десятком формул и постулатов. Чем сильнее химическая реакция организма, тем более устойчив сигнал головного мозга. Чем более устойчив сигнал, тем на большем удалении друг от друга могут находиться передающие вышки. Страх заходит в максимальную зону чувствительности, будь это старый детский кошмар или опасение за жизнь собственного дитя. Страх есть у всех, а вот любви может и не быть. Нам же нужна постоянная величина.
— А что по поводу сегодняшнего испытания?
— Удивительный тендем. — Худой даже потер руки от удовольствия. — Получившийся абсолютно случайно. Два виртуальных слепка из разных слоев. Такие, что в обычной жизни и не посмотрят друг на друга.
— Что-то вроде принца и нищего?
— В самую точку. Два человека даже не из разных слоев общества, а из полярных спектров мышления. Один интроверт, наша базовая модель для тестирования, в самых лучших традициях основного проекта. Второй наоборот, тщательно подготовленный как в моральном, так и физическом плане индивидуум, способный не только мыслить самостоятельно, но и управлять толпой. Если две этих копии смогут пробиться без потерь, то эксперимент можно считать удавшимся и можно будет переходить ко второй фазе.
— А какая у нас вторая фаза?
— Всеобщее подчинение.
Девять дней до часа «икс». Утро. Локация 3. Совпадение временных отрезков не определено.
— Однако, дирижабль, — Всеволод кивнул в сторону неспешно шествующего по небу гиганта. — А я думал, что у вас на гравилетах все летают.
— Прогулочный, наверное, — Прошкин заложил крутой вираж, из-за чего отечественная резина отчаянно завизжала и автомобиль, на полном ходу вошел в плохо освещенный тоннель. — Скоро уже в городе будем. — Пояснил он, уверенно ведя машину по темным закоулкам. — Там час на отдых и к гравилету.
— Почему не сразу?
— Нет нужды суетиться, — очередной вираж вывел на прямое шоссе и в конце тоннеля забрезжил яркий солнечный свет. Фонари мелькали по сторонам, ветер завывал через полуоткрытые окна, портя и без того никчемные прически. Когда же автомобиль выскочил на открытое пространство, то взору путешественников по собственным страхам предстала удивительная картина. Сразу стало понятно, почему располагающийся на равнине город не был виден ни с одной из обзорных точек. Все его строения находились в огромном котловане, откуда, как из пасти чудовища, вверх вздымались клыки небоскребов. Стекло и бетон, электричество, неоновые вывески с агитационными текстами, голографические статуи вождей и писателей коммунистического толка. Всеволод мог поклясться, что пока одна из высоток не закрыла общую панораму, он различил в этой толпе иллюзорных кукол даже Саддама Хусейна.
