Роман Злотников - Собор
И ротный двинулся дальше.
Когда он уже подходил к караульному помещению, слева, у ворот, показались фары. Капитан бросил взгляд на часы. Пять часов. «Пищевоз» привез завтрак караулу. Он вздохнул и заторопился внутрь. Надо было приготовить бидончик. Из караула он всегда приносил домой около литра горохового супа. Какое ни есть, а подспорье.
2
Ваха выпустил автомат и спрятал руки в рукава куртки. Тонкие перчатки совершенно не держали тепло. Он покосился на Бекмурада. И как он смог прослужить два года в таком холоде? Правда, это было двенадцать лет назад, но вряд ли за прошедшее время погода сильно изменилась. Вах, так и умереть можно!
До небольшого городка, затерянного в сибирской тайге, они добрались неделю назад. Вся их группа была разбита на пять команд, численностью от трех до пяти человек. Вахе повезло попасть в одну команду с Хамсой, иорданским чеченцем и командиром всей группы. Кроме него в его команде был Бекмурад, лучше всех знавший секретный объект, который и был их целью, поскольку оттрубил на нем срочную от звонка до звонка, Ахмед, побратим, и верная собака Хамсы, и еще один молчаливый тип, то ли араб, то ли турок, о котором Ваха не знал почти ничего. Их команда оказалась единственной, которая остановилась в гостинице. Тетка-регистраторша приняла их довольно равнодушно. Только поинтересовалась:
— Чего привезли-то? Мандарины аль лимоны?
— Мандарины, тетка, мандарины, — поспешно согласился Ахмед.
— Ну так угоститя.
— Обязательно, — снова согласился Ахмед, — завтра принесу. Как фуру разгрузим, так и принесу.
— Я утром сменяюсь, — сожалеючи протянула тетка, — и заступлю только через два дня.
— Значит, через два дня, — Ахмед растянул губы в широкой улыбке, — какой разговор, дарагая?
Весь следующий день они отсыпались, а вечером Хамса вместе с Ахмедом, Бекмурадом, арабом и пятью старшими групп на лыжах, которые привезла с собой группа, прибывшая на фуре, загруженной снаряжением, тщательно укрытым наваленными поверху автомобильными покрышками, пошли через лес к объекту. И два часа лазали вокруг, разглядывая его в бинокли и приборы ночного видения. На следующее утро, когда Хамса с Ахмедом и арабом спустились в ресторан, Бекмурад, похохатывая, рассказал, как Хамса и араб намучились с лыжами. Они пересчитали палками все кусты и деревья в радиусе трех метров от лыжни и пропахали носом все встретившиеся на пути спуски и подъемы. Ваха вежливо улыбался, а сам с ужасом думал о том, что ему это еще предстоит. Им с Ахмедом хорошо, еще успели послужить в ТОЙ армии. Хотя, если послушать их рассказы, выходило, что хорошо как раз Вахе. Из-за того, что не успел.
Когда трое командиров вернулись из ресторана, в номере их уже ждали все, с кем они вечером ходили к объекту. Араб раскрыл «дипломат», вытащил оттуда какие-то схемы, листы сделанных то ли с воздуха, то ли вообще из космоса фотографий и еще кучу каких-то распечаток. Ахмед подозвал Ваху и, сунув ему несколько сотенных бумажек, приказал:
— Быстро на рынок, купишь килограмм восемь — десять мандаринов. Начнут спрашивать откуда — скажешь из Хасавюрта, приехали разузнать насчет торговли шинами. Но особо не распространяйся.
Ваха удивленно уставился на Ахмеда:
— Ты же сказал, что мандаринами. Ахмед усмехнулся:
— Э-э, для этих теток все кавказцы мандаринами торгуют, а на рынке так говорить нельзя. Зачем людей беспокоить и себе лишние проблемы создавать? Конкурентов никто не любит. У тех, кто этот район покрыл, милиция прикормлена.
Ваха восхищенно покачал головой. Ну, Ахмед, обо всем подумал.
Вернулся он через два часа. В номере стоял горьковатый запах кофе и кислый — немытого мужского тела, после свежего морозного воздуха ударивший в нос слишком сильно. Схемы и листы фотоснимков были разбросаны по всему столу, а все находящиеся в номере деловито раскладывали коврики, готовясь к намазу. Это означало, что все уже согласовано и до начала операции остались считанные часы. Несмотря на то что они были в военном походе и Коран разрешал не соблюдать время намаза, Хамса никогда не начинал серьезного дела, предварительно не обратившись к Аллаху. Ваха поспешно вывалил мандарины на одну из кроватей и достал свой молельный коврик.
В полночь они покинули гостиницу.
За спиной послышался хруст снега. Ваха поспешно выпростал руки из рукавов. Подошедший Ахмед, одетый в офицерскую шинель с капитанскими погонами, портупею и овчинную шапку с кокардой, остановился, яростно потер нос и щеки и тихо выругался:
— Когда они наконец подъедут? Совсем замерз.
Тут из-за поворота послышался натужный рокот двигателя, и чуть погодя стволы сосен, подходивших к самой дороге, осветились рассеянным светом фар. Ахмед замер, пробормотав:
— Бессмилле рахман рахим! — и бросился к дороге, высоко выкидывая ноги, чтобы не увязнуть в сугробе.
Прапорщик Наливайко дослуживал последний год. Осенью ему исполнялось пятьдесят, и, несмотря на то что командир части уж точно пробил бы ему очередное, шестое разрешение на продление срока службы, сам он оставаться не собирался. Здоровье было уже не то, да и с деньгами совсем труба. Конечно, начальнику столовой извернуться было немного легче, но и с продуктами в последнее время стало настолько туго, что никакого резона задерживаться в этом богом забытом поселке не было. Офицеры и прапорщики, что помоложе, еще кое-как перебивались браконьерством, иногда приволакивая из тайги заваленного из СВД лося или кабана. Тогда и ему кое-что перепадало, поскольку он слыл в части непревзойденным мастером по копчению окороков. Но за последние пару лет таких вынужденных охотников в округе развелось незнамо сколько. Так что поблизости всю дичь повыбили, а далеко уходить никто не мог. Некомплект командного состава в части был дикий, поэтому все ходили практически через день на ремень. Даже сдвоенные выходные были редкостью. А потому никакого резона служить дальше не было. Тем более что в небольшой деревеньке под Харьковом его давно уже дожидался домик с огородом, оставшийся в наследство от покойных родителей, да и российские военные пенсии на Украине еще кое-что стоили.
Этим утром он, как обычно, прибыл на службу в пять утра. «Пищевоз», старенький «ГАЗ-53» с фанерной будкой, уже стоял у задней двери столовой, и ночная смена солдат-поваров загружала в будку термосы с завтраком для караула. Сегодня было воскресенье, и караул выставлялся только один, да и тот маленький. Прапорщик заскочил в свой закуток перед продуктовой кладовой, вот уже сколько лет служивший ему чем-то вроде кабинета, переоделся в казенный полушубок и валенки и вернулся к машине. Солдат-водитель ковырялся под поднятым капотом.
— Ну чего там у тебя? — недовольно осведомился начальник столовой.
— Счас, — не разгибаясь, буркнул солдат и спустя пару секунд захлопнул капот. — Провод закрепил, на третьем цилиндре искра пропадала.
— Не застрянем? — озабоченно спросил Наливайко. — Сегодня выходной, вытаскивать некому. Пока тягач пришлют, часа три-четыре пройдет.
— Не-а, — замотал головой солдат, — все путем.
Они выехали из ворот в пятнадцать минут шестого. До объекта было около десяти километров по узкой лесной дороге, заваленной снегом, так что добраться до караула они должны были аккурат к шести часам.
Военного у поворота первым заметил водитель. Прапорщик мирно дремал в углу кабины. Когда рассеянный свет фар высветил одинокую фигуру в офицерской шинели, стоящую на обочине и отчаянно размахивающую руками, солдат вытаращил глаза и, резко затормозив, воскликнул:
— Товарищ прапорщик!
Начальник столовой открыл глаза и резко выпрямился.
— Господи, откуда этот чумной? Да еще в шинелишке. Замерз небось.
Он открыл дверь и, высунувшись из кабины, закричал:
— Эй, командир, давай сюда.
Офицер закивал и быстро двинулся вперед, держа правую руку за спиной. Наливайко прищурился:
— Не разгляжу, он что, нерусский, что ль?
— Похоже, чурка или грузин, — отозвался солдат.
Прапорщик открыл было рот, собираясь задать вопрос, но офицер вдруг выбросил вперед правую руку, в которой оказался пистолет с длинным толстым стволом. Наливайко испуганно замер. Пистолет пару раз дернулся, еле слышно щелкнув, и начальник столовой, в голове которого появились две новые дырки, медленно вывалился из кабины и упал у подножки машины.
3
Танюшин судорожно сглотнул. Черный зев глушителя, диаметром почти в два раза больше ствольного отверстия, смотрел ему прямо в лицо. Из глушителя ощутимо несло пороховой гарью, и это означало, что пистолет недавно стрелял. А значит, о судьбе старшего машины можно было не спрашивать.
— Капитан, у тебя жена есть? Ротный еле разлепил губы:
