Бентли Литтл - Кочегарка
– А может быть, его должны были обнаружить не мы? То есть не ты и я конкретно.
– Вот в этом все и дело, – сказала Джолин. – Мне кажется, что именно мы.
– А почему?
– Не знаю.
– Готова поспорить, что голоса из могил говорили на китайском языке, – сказала Лесли, немного подумав.
– Но что конкретно они говорили? – Измученная Джолин провела рукой по волосам. Хотя она и продолжала говорить пониженным голосом, чтобы не разбудить сына и мать, но в нем появилась энергия, которой раньше Лесли не замечала. – Иногда мне кажется, что мы на «Титанике» или на чем-то вроде этого и видим только крохотный кусочек льда, в то время как под водой скрывается громадный айсберг, который просто раздавит наш корабль.
Метафора была отличная, и Лесли поняла, что она прекрасно описывает и ее ощущения.
– Но что мы можем сделать?
– Сидеть и ждать столкновения.
– Или прочитать как можно больше и приготовиться к нему…
Лесли подвинулась на диване, прижалась к Джолин и открыла дневник таким образом, чтобы они могли читать его вместе.
Глава 22
Национальный парк Кэньонлендз, штат Юта
Оставив подгорающий бургер на сковороде, Генри стоял, тупо уставившись в экран телевизора. Это был конец вечерних новостей на канале Эн-би-си, именно та их часть, когда канал обычно показывал что-то юмористическое, чтобы сделать для своих зрителей переход от ужаса мировых известий к блестящей пустоте следующей развлекательной программы наиболее беспроблемным. Однако сегодня это оказалась история в стиле Роберта Рипли[71], в которой рассказывалось о странном поведении людей и необъяснимых событиях. Генри не слышал, о чем говорилось в первой части сюжета, но его внимание привлекла панорама Солт-Лейк-Сити[72], и он включил звук, со все большим интересом прислушиваясь к тому, что говорил диктор.
Все выглядело так, будто индейцы со всей страны отправились на паломничество в Юту. Самолетом, поездом, на машинах, на мотоциклах, пешком они ехали, катились и шагали в Пчелиный штат[73] из различных резерваций. Если в этой миграции был какой-то смысл или у нее была какая-то четкая цель, то ее участники ничего об этом не говорили. Те несколько человек, у которых корреспондент попытался взять интервью, отказывались отвечать на его вопросы или говорили, что сами не знают, для чего они это делают. Все это напоминало миграцию леммингов[74], и, если верить репортеру, жены в некоторых штатах сообщали в полицию об исчезновении своих мужей, не имея понятия об этой массовой миграции и зная только о том, что их мужья пропали без следа.
Пропали без следа.
Когда прекрасное слово «исчезли» успели заменить на неуклюжее с грамматической точки зрение словосочетание «пропали без следа»? И может ли человек действительно «пропасть без следа»? У Генри были сомнения на этот счет.
Сюжет закончился обещанием Эн-би-си продолжать следить за развитием этой истории.
Почувствовав запах горящего бургера, Генри поторопился на кухню и передвинул сковороду на холодную часть плиты. Из пакета он достал булочку. Что-то в этом странном паломничестве казалось ему до боли знакомым, или, точнее, должно было казаться. Хотя никакого прямого сходства не наблюдалось, ему вдруг вспомнились события, происходившие в парке в последнее время. Недавно Хили сказал, что в других парках тоже происходили жутковатые события, но нигде они не были так задокументированы и не достигали такого масштаба, как у них. Может быть, существовало какое-то проклятие, которое влияло на всю нацию, психологический эквивалент свирепой бури, накрывающей колоссальные территории?
Опять в нем заговорила его индейская кровь.
Но есть ли в нем индейская кровь и умеет ли она говорить? Генри не испытывал никакого желания отправляться в это мистическое путешествие – залезать в джип и лететь по шоссе или надевать кроссовки и отправляться в него пешком.
Хотя он и так был уже в Юте – конечном пункте этого путешествия.
Из холодильника Генри достал кетчуп и горчицу. Ему было лень резать лук и помидоры, поэтому он положил подгоревшее мясо на булочку, щедро приправил его и стал есть, не отходя от плиты. При этом выглянул в окно и, повернув голову, посмотрел на то место, где стоял поезд. Когда они вышли в пустыню, чтобы осмотреть это место, дул никогда не прекращающийся ветер, но даже он не смог убрать глубокие следы, отпечатанные в песке и идущие прямой, как стрела, линией к горизонту.
Чем бы ни был этот поезд, он не был ни фантомом, ни тенью. Он был материальным и существовал в физическом мире.
Но что он означал? Что вообще здесь происходит?
Если верить новостям, то некоторые из индейцев добирались до Юты на поезде. Может быть, он появился именно из-за этого? Маловероятно. Здесь может быть какая-то связь, но такая тонкая и сложная, что обнаружить ее ему было не по силам.
И, кроме всего прочего, здесь была замешана смерть.
Генри взглянул на экран, где новости уже закончились, а камера показывала прибытие прекрасно одетых звезд на гала-событие в Голливуде. Ему бы хотелось оказаться сейчас там… или в Чикаго… или в Нью-Йорке – где угодно, где будет много людей, а электрические лампы светят так ярко, что полностью затмевают естественное освещение. На его губах появилась ироничная улыбка, когда он посмотрел на фото Сары на стене. Он все-таки согласился с ее точкой зрения.
Что-то промелькнуло перед телевизором.
От испуга Генри подскочил и стал осматривать внутренности дома, но ничего, кроме мебели, не обнаружил.
И еще густой тени в углу рядом с камином.
Он задержал дыхание. Тень постепенно разделилась на две более тонкие, совсем как одноклеточный организм размножается делением. Эти половинки он мгновенно узнал. Они оказались обнаженными женщинами, двигающимися в его сторону.
Близняшки.
– Нет, – прошептал Генри.
Но сопротивляться у него не было сил, поэтому он расстегнул брюки, и тени прильнули к его растущему органу – касаясь его и в то же время не дотрагиваясь до него, до тех пор пока он не задрожал и не излился на собственный плиточный пол.
И тени слизали его семя.
И стали еще темнее.
Весь следующий день Генри провел за работой в туристическом центре. Как и все остальные. Разговоры закончились, дороги были заблокированы, отдаленные части парка объявлены закрытыми как для пеших, так и для моторизованных туристов, которых стали перенаправлять в Арчиз. Вся деятельность на территории парка была прекращена вплоть до дальнейших распоряжений. Хили не хотел рисковать, и за это Генри зауважал его. Независимо от целей и причин, Кэньонлендз был закрыт, и Хили, должно быть, тяжело давались объяснения с администрацией в Вашингтоне, которая дышала ему в затылок и требовала рациональных объяснений происходившего, которых просто не существовало.
Все они были напряжены, срывались друг на друге и пугались любого скрипа половицы. Рейнджеры походили на осажденных солдат, застрявших на вражеской территории, и, хотя Моуб находился всего в нескольких милях от них со всеми своими заправками и магазинами, с ресторанами быстрого питания и мотелями, Генри ощущал себя так, как будто они были в дикой местности, далеко-далеко от цивилизации.
После работы, чтобы выпустить пар, он все-таки прокатился до Моуба и встретился с Эктором в баре «Бой Хоуди», чтобы выпить пива. Но его друг был неприветливым и неразговорчивым, а обычно расслабленная атмосфера бара – напряженной, как будто все ожидали, что в любую секунду может начаться драка, так что Генри уехал уже минут через двадцать. Проезжая по городу, он рассматривал японские и китайские рестораны и пугался теней в форме бонсай[75] и оранжевого заходящего солнца.
Вернувшись домой, рейнджер почувствовал, что сходит с ума от одиночества и клаустрофобии, хотя ему всегда было комфортно в Кэньонлендзе. С самого начала работы в парке он чувствовал себя на месте среди дикой красоты природы и был счастлив в своем небольшом жилище. Сейчас же Генри не мог найти себе места и впервые в жизни захотел иметь дом побольше.
Он приготовил себе сандвич с ветчиной, посмотрел новости по телевизору, устал от него, включил музыку, попытался читать и не смог сосредоточиться, и вновь включил телевизор.
В этот момент в доме погас свет.
На дворе стояла ночь, и было темно. Генри прошел в чулан, где у него лежал фонарь на батарейках, включил его и поставил на кофейный столик. В странном флуоресцирующем свете он отыскал свечи и стал, зажигая, расставлять их по заранее определенным местам в комнате. Комната не стала полностью освещенной, но в ней, по крайней мере, можно было хоть что-то рассмотреть.
