Константин Радов - Миноносец. ГРУ Петра Великого
– Вот потому я и поручил тебе часть железа сгрузить Уилбуру, для продажи мелкими партиями, а часть доставить в Бристоль! Нужно доказать Джону Кроули, что товар может и мимо уплыть: тогда он даст настоящую цену. Хотя бы треть металла перевезти самим, еще лучше – половину. Так что молись Деве Марии и святому Дженнаро, чтобы уберегли от потопления! Выйдет, как планирую, – на будущий год получишь новый корабль. Или обновленный старый, коли пожелаешь. Не выйдет – все изнищимся, даже мое жалованье придется отдавать кредиторам. Если Джон согласится на двадцать пять фунтов за тонну, следующую партию можем поставить прямо на его завод в Винлатоне. Пятнадцать миль от моря, река глубокая – думаю, пройдешь.
– Никогда в тех краях не бывал.
– Не беда, Ван Хюльст был. Все равно идти надо вместе: вдруг какой ретивый швед забудет о перемирии.
– А пустят в Англию голландца с иностранным товаром?
– Он продал мне свой галиот – фиктивно. Судно теперь числится русским, а шкипер – боцманом. Какая ему разница, лишь бы шли деньги за фрахт.
– Я бы не согласился на его месте.
– Ты не голландец. Для шнявы, что одолжил адмирал, людей выделил? Альфонсо справится?
– Да, ваше сиятельство, в смысле – да, выделил. Справится ли, не уверен. Те крестьяне, которых вы изволили прислать, матросами еще долго не сделаются, а пяти опытных моряков для такого судна мало.
– Терпение! Эти парни из моей деревни: прикажу – научатся, хотя никогда не видели моря. Что делать, матросов даже адмирал дать не может. Царь не разрешит. А вот артиллеристы будут, по одному на пушку. Имей в виду, их прислали на время – пусть учат твоих ребят. И не жалей пороха! Надо быть готовым ко всему: якорная стоянка на Темзе не менее опасна, чем у африканского берега, особенно ночью.
– С городскими разбойниками мои люди сладят.
– Не сомневаюсь, но постарайся уважать местные обычаи. Ножом по горлу и в воду – такого правосудия власти могут не понять, надо грабителей вязать и сдавать начальству. Хотя бы выборочно: там любимая народная забава – суд, и если судить некого, на это место могут поверстать вас. Старайтесь держаться вместе, из трех капитанов ты старший. К Ван Хюльсту прислушивайся, он лучше знает северные воды, – только помни, что полностью доверять ему рано. У него будет на борту мой приказчик, дабы следить за товаром и изображать капитана для желающих убедиться, что судно русское. Да поможет вам Пречистая Дева!
* * *– Рассказывай, как дела, Максим Иваныч. Что я перед отъездом велел – исполнил?
– Сколько разумения хватило, господин генерал! Бекташевская лесопильня третий год действует, доски по весне сплавляем в Тверь, Углич и Рыбную слободу для судового дела. Парней и молодых мужиков по твоему приказу плотинному строению научаю, и пильному делу тоже. Дюжины две ныне наберется таких, что не страшно к делу приставить. Соседи езжали любопытствовать – почитай, чуть не все, издалеча тоже бывали. Токмо на паях с твоей милостью заводить дело не смеют, окромя вдовы капитанши Курицыной да старосты села Ивановского, а то село – стольника Аничкова имение.
– Исполу, как я рассчитывал, или иначе?
– Точно по твоему, господин генерал, желанию порядились: дескать, ихние мужики плотину под моим приглядом насыплют да лесу заготовят, а пилы с твоего завода, и мельницу бекташевская артель поставит, опять же, по моему разумению. И по двое мастеров мы своих дали. Выручку согласились пополам делить. Токмо весеннего распила доски-то разошлись, а денег досель не видано: всё погодить велят, а ихние мужики в глаза смеются…
– С Аничковым поговорю завтра же, его полк тут рядом стоит. Насчет вдовы посмотрим – не люблю с бабами воевать. Сейчас там пилят?
– Воды не хватает, а по осени – как прикажешь.
– Прикажу пилить. Только все напиленное взять на себя, в счет долга.
– А коли не дадут?
– Есть на Москве один старый кляузник, из подьячих. С виду дряхлый – но за копейку зайца догонит. Заупрямится вдова – подарю долг ему, пускай взыскивает. Надо пример дать, чтоб таковых шалостей больше не водилось. И впредь писать в контракте: без согласия наших мастеров досок никому не продавать и себе не брать, под неустойкою. Мне этими делами заниматься недосуг, сделаем лесопиление крестьянским промыслом: пусть отдают пятую часть денег, а я велю приглядеть, чтоб их не обижали. Иваныч, надо направлять дело к равной пользе моих мужиков и соседей-помещиков, иначе толку не будет! На Волге много пиленого лесу потребно? Прибавить сколько можно, не уронив цену?
– Хоть вдесятеро – все мало будет. Волжские барки в самый верх за мелководьем не ходят, через волоцкие шлюзы к Питербурху только малые дощаники провесть можно. Потом их ломают: на обратный путь товару для них нет, а пустыми тянуть – неприбыточно.
– Сие мне известно, не слепой. Сколько тех судов каждый год ладят?
– Кто ж их считал? Мню, тысячи две али три.
– Будет больше. Пойдет железо с Урала в заморские страны, с прибавкой год от года. Доски в цене поднимутся. Десяток пильных мельниц будущим летом сможешь устроить? Если надо, еще артель составь.
– Столько не осилить, господин генерал.
– Осиль, сколько сможешь. Допрежь ты у меня стоял на жалованьи – теперь отниму. Получать будешь тридцатую часть выручки от лесопилен. Но только с новых, первый год!
– Да это ж сколько будет?!
– С десятка таких, как в Бекташеве, – втрое больше прежнего оклада. Мужиков, коих выучил, смелей к делу своему припрягай, а на черные работы ставь неученых. Ну, чего мнешься?
– Все бы ладно, господин генерал, только ж надо еще с помещиками договариваться…
– Робеешь их, что ли? Понаглей надо быть! Помни, у кого служишь! Ладно, найду тебе помощника, чтоб умел лихо языком чесать – это легче, чем работать…
* * *– Даже не знаю, что сказать, Петр Павлович! Слишком неожиданно: государь ни единым словом о том не обмолвился…
– Хорошо отдыхали, Александр Иванович! Совсем отвыкли за границей от наших порядков. Рассудите сами: если бы Его Величество через голову Брюса предложил вам вице-президентство, сие означало бы опалу Якова Вилимовича, понеже все иные президенты сами подбирают себе товарищей, равно как советников и асессоров. Думаете, почему в Берг-мануфактур-коллегии, единственной из всех, сие место оставлено вакантным?
– Однако я не вчера приехал…
– Яков Вилимович прежде о сем не писал, рассчитывая встретиться и конверсировать с вами, но негоциации аландские затянулись сверх ожиданий. Покинуть те отдаленные острова он не может, между тем коллежское устроение движется слабо: кроме президента, дельных людей в новоучрежденном собрании – только мой брат Михаил да артиллерийский капитан Татищев…
– Это Василий, что ль? Ну, тогда можно не беспокоиться. Толковый офицер. И образованный не по чину. А у меня столько забот, что брать себе еще одну должность – слишком самонадеянно. По зимнему пути надо будет ехать на юг: бурлацкую лямку вице-губернаторства государь с меня, слава богу, еще перед Европой изволил снять и перевесить на Колычева, но ландмилицкие дела за мною оставил.
– Зима еще далеко. Да и что сейчас делать на турецких рубежах? Берите за образец Федора Матвеевича: который год Азовской губернией по почте управляет, и никто доселе не жаловался. Вы умный человек и прекрасно понимаете, что пребывание в мирное время на отдаленной границе не способствует дальнейшей карьере. Надо быть поближе к Его Величеству!
– Если Яков Вилимович преуспеет в переговорах, чему немалое вероятие есть, военные люди и здесь окажутся без дела. Что же касается администрации государственной – это не самая сильная моя сторона, ибо довольного искусства к тому не имею. С провинцией сладить могу, а в столичные дела вступаться считаю опасным. Дипломатического таланта не хватит. И связей нужных нет.
– Александр Иванович! Скромность похвальна, но невыгодна. Зайти с малыми силами в самую гущу врагов вы, значит, не боитесь, а принять должность гражданского правления… Неужто интриганы страшнее турок?
– Разумеется! Баталии на дворцовом паркете совершаются по иным правилам, чем в поле. Там хотя бы знаешь, кто враг.
– И здесь узнаете! Я уверен, вы на стороне людей благородных и желающих добра отечеству, поэтому готов совершенно бескорыстно способствовать вашему успеху. Знаю, что и вы никогда не оставите верных друзей своею помощью. Касательно же умаления царских милостей с окончанием войны – не стоит беспокоиться слишком сильно. Какой бы прочный мир ни даровал нам всемогущий Господь, в наибольшем приближении у государя всегда будут те, кто прославил русское оружие на полях сражений.
– Есть персоны, намного превосходящие меня заслугами.
– Но вы еще молоды, дорогой друг, ваше поприще далеко от вершины. Великий Шереметев ныне в Москве лежит при смерти, другой фельдмаршал чудом избежал опалы, и если не переменит привычек, то не минует ее в будущем. Принадлежность к старинной знати после известных вам событий из преимущества обратилась в недостаток, отнимающий высочайшее доверие. Никогда еще не открывались возможности столь блистательные для младшей части генералитета – тех, кто совсем недавно удостоился бригадирского или генерал-майорского чина…
