Константин Радов - Миноносец. ГРУ Петра Великого
Завязался спор: посыпались аргументы, имена изобретателей, подробности о созданных ими машинах. Прежде мне доводилось читать об эолипиле Герона Александрийского и о колесе Бранка – но остальное было ново. То, что какой-то фламандский иезуит, пробравшийся в Китай, исполнил задачу, в насмешку предложенную мной Бесслеру-Орфиреусу, вообще ни в какие ворота не лезло. Даже при том, что тележка представляла, как выяснилось, маленькую модель и годилась разве для кошки (если умное животное позволит такое издевательство над собой), иезуитское первенство в науке противоестественно. И еще, по моему мнению, Дезагюлье преувеличил трудности, связанные с уплотнениями. В оружейном деле с этим удалось справиться, а напор порохового огня тысячекратно сильнее, чем у водяного пара. Во всяком случае, переплюнуть иезуита – дело чести.
Рассуждая таким образом, я договорился на следующий день с Джоном Кроули о позволении делать опыты на его заводе в Стоурбридже – самом маленьком, зато ближайшем к Лондону. Именно здесь начиналось дело дедушки Амбруаза. Мои люди, русские и венецианцы, трудились и получали жалованье у Кроули, как обычные служители, но теперь появилась возможность снять некоторых с заводских работ: наконец-то до Лондона дошли прошлогодние оброки, посланные бекташевским старостой.
Из всех когда-либо начатых дел нынешнее представлялось самым сомнительным с точки зрения пользы. Англичанам проблема затопления угольных шахт – как зубная боль: во сне не забудешь. Им паровые насосы нужны позарез. А на что они в России? Продать результаты изысканий британцам тоже не получится: патент Савери, в очень широких терминах формулированный, покрывает всю эту область, не оставляя места новым инвенциям. Единственным оправданием сих технических забав служило отсутствие существенной разницы между изготовлением цилиндров и пушечных стволов. В артиллерии повышение точности окупится сторицей. Специально изготовленная сверлильная машина с самого начала рассчитывалась на двойное применение и предназначалась для отправки в Россию.
Верный своему правилу, я начал с небольших размеров. Механические устройства легко поддаются масштабированию: колесо Орфиреуса внушило мне больше всего подозрений именно чрезмерной для опытного образца величиной. Знакомство со страсбургскими работами Жана Марица тоже убеждало, что сначала надо браться за трехфунтовки.
Первую пробу сделали именно на них. Четыре коротких орудия изготовили для только что купленного судна. Нравятся мне английские порядки: если джентльмен считает, что ему не помешают в хозяйстве несколько пушек – пожалуйста! Это через три года после якобитского мятежа и при том, что формально я «папист»! В любой континентальной стране притомился бы получать разрешение.
Помимо пушек, судно еще во многом нуждалось. Двухсоттонный гукер, довольно ветхий, был задешево приобретен для Луки Капрани и его неаполитанцев, которые прибыли ко мне, нанявшись матросами на английский корабль. Чего не отнимешь у жителей итальянского юга, при всех недостатках и явной склонности к разбою, – их своеобразного, старинного понятия о чести. Я заплатил лишь малую часть выкупа, добавив деньги к тем, что собрали семьи несчастных, – и вот эти люди здесь, готовые сделаться верными моими вассалами и отслужить. Жаль, что затея с каперством выглядела все более призрачной.
Здешние власти не стали бы чинить препятствий: английских кораблей это не касалось. Разоблаченные год назад связи шведского посла с якобитами обернулись строжайшим эмбарго, и теперь лес и железо британцы получали через Голландию. Формально страны союзные. Но попробуй среди имеющих отношение к морю англичан заявить о намерении грабить голландцев – все, от торгового матроса до королевского адмирала, только ухмыльнутся и похлопают по плечу: «Удачи тебе, браток!»
Помехи обнаружились иного рода. Война явно шла к концу: на Аландских островах начались мирные переговоры. По правде говоря, потому я и купил такое убогое судно, что кое-какие дипломатические тайны мне были ведомы. Хотелось просто удержать при себе опытных моряков, которые в любом случае пригодятся – неважно, война или мир. Не беда: в мирное время тоже есть способы добыть выгоду для себя и нанести ущерб неприятелю.
Только Фортуна явно вознамерилась удержать меня от незаконных действий. План обогащения посредством фальшивых купферталеров тоже провалился – из-за совершенного пустяка. Третий герцог Бофор, у коего я рассчитывал арендовать землю под мастерскую, оказался десятилетним ребенком и круглым сиротой. Его опекун, дальний родственник, сначала заставил ждать, пока вернется из путешествия на континент, а затем пожаловался, что не вправе заключать контракты до окончания тяжбы с представителями другой ветви рода, желающими перехватить власть над обширным имением.
Подходящих пунктов, соединяющих близость сырья и топлива с удобностью контрабандного вывоза изделий, не так много. Другого места я найти не успел – пришло время возвращаться в Россию.
Отлучка со службы затянулась, но царь не роптал. Петру было не до меня: на берегах Невы разыгрывался последний акт семейной трагедии. У лондонского резидента Веселовского физиономия совсем перестала соответствовать фамилии: его родной брат, исполнявший такую же должность в Вене, не справился с поручениями государя относительно царевича. Опала могла пасть и на родственников. Зато Толстой и Румянцев предвкушали награды. Я оставался сторонним зрителем: Алексея было не жаль. Нарушение царем обещаний выглядело отвратительно – но сынок оказался не лучше, ради лживого прощения отдав сторонников на пытку и казнь. Дурак сам выкопал себе могилу. Держался претендентом и обнаружил явное намерение добывать трон из-под живого отца. Человек умный и твердый поступил бы иначе.
Надо было ему после бегства отрицать любые притязания на престол: дескать, от наследства отказываюсь и желаю жить как простой дворянин во владениях дорогого свойственника, императора Карла. Об отце говорить только хорошее, возлагая вину на коварных интриганов и клеветников, пробравшихся к подножию трона. Упирать на смертельную опасность от оных – но жаловаться, что несправедливый отеческий гнев сокрушает сердце любящего сына, мечтающего о честной смерти в бою с турками. Со слезами проситься волонтером к принцу Евгению – хотя бы в чине поручика, который имел в России! Карл не посмел бы отказать в таких скромных и законных желаниях. А после первой баталии даже мысли о выдаче царевича стали бы невозможны. Армия не поймет.
И еще не стоило возить в Европу свою чухонку. Подобная замена покойной княжне Вольфенбюттельской оскорбила императорское семейство и все княжеское сословие Германии. Женщины имеют в политике огромную силу – не меньше, чем армия! Так возьми на себя труд немного им подыграть: предстань одиноким, несчастным, неправедно гонимым. Злая мачеха и оклеветанный пасынок – классический сказочный сюжет у всех народов! Притворись царевичем из сказки, чтобы околдовать юных красавиц – и заодно их мамочек. Возможность с большим дисконтом приобрести корону вскружит немало голов. Да еще какую корону! Мелкопоместные немецкие принцессы впадают в любовное томление при одной мысли о раскинувшихся на половину глобуса пространствах…
Если ловко уклоняться от матримониальных сетей – можно иметь всю женскую половину империи на своей стороне. А между тем честно служить императору, стараясь чему-нибудь научиться, – и ждать. Ждать, пока явятся русские послы и позовут на царство.
В общем, на шахматной доске большой политики царевич загубил отличную выигрышную позицию. Правда, действуя чуждыми фигурами: поборник русской старины нарушил исконный обычай сыновней почтительности и отправился искать поддержки у иноверных немцев! Не то чтоб я сочувствовал его стремлениям, просто привычка такая – вычислять наилучшие ходы для обеих сторон. Досада берет, когда игрок совершает нелепые ошибки. Как можно думать, что Карл Шестой, в разгар турецкой войны подвергшийся нападению испанцев, захочет воевать еще и с Петром, у которого армия после поражения шведов свободна? Как можно, зная отца, надеяться на милость после таких пропозиций иностранным державам? Не будь очевидного внешнего сходства, – я бы подумал, что государь имел вескую причину развестись с женой и Алексей зачат каким-нибудь лакеем. Совершенно не унаследовал отцовских качеств.
Глава 11. Петербургские разговоры
– Зело высокой мерою свой ум ценишь. Не лишку запрашиваешь – треть?!
– Будь жаден – просил бы половину. Третья часть – это без запроса и по справедливости. Помимо меня дело не сделается, государь. Такую же долю получит Ваше Величество, предоставив землю, работников и торговые привилегии. Остальное – тем, кто даст деньги. Вся соль прожекта в правильном соединении казенного интереса с партикулярным, тогда возможно будет из казны в нынешнее трудное время ни единой полушки не просить, но впоследствии государственную пользу стократ умножить.
