Лиза Генри - Темное пространство
— Это разорвет связь, — пояснил он. — На этот раз. Если откроешь глаза, не пугайся, хорошо?
Я вспомнил, что он видел. Вспомнил, как он смотрел в черноту, и она разворачивалась перед ним цветными кольцами, одно за другим. Вспомнил, как захватывало дух от этого медленного кружения в бесконечности.
Гонка за звездным светом, пока не поймаешь.
— Не пугайся, — повторил он. — Каждую минуту ты все ближе к Люси. Наври им, Брэйди. Наври с три короба, лишь бы получить перевод на Землю, хорошо? Скажи, что видел оружие, города, что угодно.
Я попытался улыбнуться.
— Не надо учить уличного мальчишку врать, Кэм.
— Ага. — Его глаза заблестели от слез. — И если вдруг увидишь моих родителей. Им тоже что-нибудь соври, договорились?
— Хорошо, — пообещал я, в груди тянуло. Так ведь и поступают, когда кто-то из парней не возвращается домой?
— Придумай что-нибудь повеселее, — попросил он.
Капсула начала заполняться жидкостью.
— Прости. — У меня перехватило дыхание. В горле застрял задушенный всхлип — я с трудом сглотнул его. — Мне жаль, что я не смог выбрать тебя.
Кэм слабо улыбнулся:
— Нет, не жаль.
Я подумал о Люси.
— Да, не жаль.
— И правильно. — Кэм наклонился и поцеловал меня, прежде чем я успел хотя бы сообразить, что он сейчас сделает. Последний поцелуй. Он закончился слишком быстро. — Я буду скучать.
— Но ведь это нечто большее. — Сердце пропустило удар. — Пора признать это?
— Ага. — На мгновение его волосы закрыли лицо, а потом он снова перехватил мой взгляд. — Я люблю тебя, Брэйди.
— Я люблю тебя, Кэм.
Это не имело никакого значения, но мы хотя бы раз произнесли эти слова вслух.
* * *В жопу вселенную.
В жопу вечность и мироздание, и миллионы цветов, кипящих в черной бесконечности.
Какой мне от всех них прок?
Мое сердце все равно разбито.
* * *Я во второй раз за много дней — неужели всего лишь дней? — очнулся, оттого что к оболочке капсулы кто-то прижал ладони. На этот раз лицо, разглядывавшее меня, оказалось человеческим. Наши руки соприкасались сквозь кожу пузыря: я сосредоточился на этом угловатом старом лице и спустя минуту наконец узнал.
Оболочка растворилась, жидкость стекла, и я набрал полную грудь холодного рециркулирующего воздуха. Медотсек на Третьем.
— Брэйди! — воскликнул Док, скользнув ладонью мне на шею и нащупывая пульс, а другой гладя по щеке. — Брэйди. Боже правый, Брэйди.
За спиной Дока на меня уставились коммандер Леонски и капитан-лейтенант Чантер. Дальше я никого не видел, но слышал, как кто-то переговаривается.
А я лежал совершенно голый.
Шум, свет, холод, нагота, но я обращал внимание только на одно — стук сердца. Никакого эха. Ничего в этой пустоте. И единственный голос в голове принадлежал мне самому.
Иисусе.
Я один.
Я заморгал от слепящего света ламп на потолке.
«Кэм? — Мне понравилась жалящая тишина, и я позвал снова: — Кэм?»
Я задрожал. Да, эту рану можно ковырять миллион раз или даже больше, прежде чем она перестанет кровоточить. Если уж больше я ничего для него не могу сделать.
— Ты это чувствуешь? — как-то спросил я Кэма.
— Больно.
Так всегда было и будет.
Я скользнул ладонью по ребрам и прижал ее к сердцу. Когда-то сердце Кэма билось с ним в унисон. И Люси тоже. И будет снова. Я должен в это верить.
Док накрыл мою руку своей.
— Брэйди, — охнул он. — Что произошло?
Я моргнул — лампы на потолке расплывались, сияя как звездные ореолы. Я поднял дрожащие руки к глазам, чтобы стереть склизкую дрянь.
— Меня избил Уэйд, — сказал я, хотя он, наверное, спрашивал о другом. Скорее всего, он имел в виду, что произошло с Кай-Реном. — Слышите? Уэйд и его дружки избили меня, а бросить меня в зале ультрафиолета было идеей этого мудилы Брански. Они чуть не убили меня.
— Брэйди, — повторил Док. Густые брови сплясали какой-то странный танец. — Боже, Брэйди, я думал, они и убили.
— В жопу чудеса, — прошептал я. — В жопу вселенную.
— Господи. — Док взял себя в руки. — Давай вытащим тебя отсюда и вымоем.
— Угу.
Им вдвоем с капитаном Локом пришлось помочь мне выбраться из капсулы. Когда я наконец стоял на ногах, Док прислонил меня к капитану и проверил на предмет переломов.
— А теперь в душ, — наконец сделал он вывод.
Стена серых мундиров раздвинулась, и тогда я увидел ее. На мгновение я подумал, что каким-то образом развернулся или что с головой у меня еще больше непорядок, чем мне казалось, но она была реальна — черная блестящая штука, похожая на гигантского жука, завалившегося на спину и сжимавшегося лапками пузырь.
— Что это такое? — спросил я ломким голосом.
Док нахмурился:
— Вторая капсула.
Вторая…
Холодная вселенная вокруг меня раскрошилась на кусочки. Я не мог вздохнуть, но это меня не остановило.
Забавно. Когда я впервые увидел капсулу, черную, похожу на насекомое, то испугался до смерти. А сейчас мне не терпелось добежать до нее, встать на цыпочки и вглядеться сквозь молочную жидкость в лежащее там тело. Не терпелось прижать ладони к скользкому пузырю и посмотреть, как он растает.
— Кэм!
Когда я впервые увидел его, у него в ресницах застрял пузырек воздуха. Такой же пузырек был там и сейчас — блестел, как слезинка.
Я положил ладони на пузырь. Кэм поднял свои. Глаза его были закрыты, он все еще находился в каком-то странном месте, выбранном для него капсулой — может, в кружившейся водоворотом вселенной, а может, в воспоминании или на том поросшем жухлыми кустиками поле в Копе, что показал ему я — но от соприкосновения по пальцам пробежал знакомый электроток. Его губы сложились в улыбку раньше, чем оболочка капсулы растворилась, раньше, чем вся жидкость стекла, даже раньше, чем он открыл глаза.
А когда открыл, в отсеке словно рассвело.
— Привет, Брэйди, — просипел он, дрожа потому, что сидел мокрый в прохладной комнате.
Мой резкий лай от удивления вряд ли походил на смешок. Я не знал, что это было. Потянувшись в капсулу, я взял Кэма за руку. Наши скользкие пальцы переплелись.
«Я что, сплю?»
Никакого ответа. Ну и славно. У меня появился шанс перевести вопрос из мысленной речи во что-нибудь звучащее не столь жалко.
— Какого хрена произошло?
Кэм крепче стиснул пальцы и распахнул глаза.
— Он меня послушал. Послушал.
А потом, не обращая внимания на то, что он был голый, липкий от слизи и в целой толпе офицеров, Кэм начал смеяться. Секундой позже я тоже захохотал. Мне было плевать, даже если все офицеры в медотсеке сочтут нас обоих психами.
Глава двадцать два
Заводы и плавильни Копы выплевывали черный дым в ярко-синее небо.
Я поднимался по холму, и спину жарило солнце. Я тысячу раз ходил тут, но сейчас все казалось иным. Словно я чужак здесь. Ноги помнили дорогу, но глаза будто видели все это впервые.
Сапоги облепила красная пыль. Было гораздо жарче, чем мне запомнилось. От пота футболка липла к спине.
А потом мы оказались у моего дома. Стены из фиброволокна, просевшая крыша и крохотный садик, где много лет не росло ничего, кроме сорняков. Потрескавшаяся цементная дорожка была засыпана мусором, и мне вдруг стало стыдно. Какая дыра.
— Это твой дом? — спросил Кэм, положив руку мне на плечо.
Я поборол желание стряхнуть ее. Мне не нужно его… сочувствие? Я не хотел, чтобы Кэм смотрел на меня сверху вниз. Не хотел, чтобы он жалел меня. И не хотел, чтобы половина жителей Копы догадались, что я педик.
Все казалось гораздо проще, когда Кэм был у меня в голове: слушал, понимал и никогда не осуждал.
А еще мне определенно нужно поработать над терминологией, как я и собирался.
— Ага. — Я сел на корточки прямо в пыли, частично — чтобы рассмотреть дом, а частично — чтобы между мной и Кэмом оказалось расстояние побольше. Когда я был здесь в последний раз, у меня была девушка. А это уже показатель.
Черт. Понятия не имею чего.
Хотя тогда у меня еще и отец был.
В фиброволокне наверняка дыры, а в кровле больше ржавчины, чем металла, но это все еще дом. Отец упорно работал, чтобы у нас была крыша над головой. У многих не было и этого.
От стены дома тянулась бельевая веревка, завешанная чужой одеждой. В Копе дома недолго простаивали пустыми.
Я выпрямился.
— Дом Дэниз с другой стороны холма.
Кэм кивнул.
Может, он и был самым известным человеком на планете, но с длинными растрепанными волосами и в гражданской одежде никто ни разу не признал в нем парня с агитплакатов или из телевизора. На меня глазели куда больше. Меня тут знали.
Вдалеке закричали попугаи, и меня вдруг охватила паника. Именно так выглядела Копа, созданная капсулой Безликих. Такая живая, такая настоящая. Что если я все еще в гребаной капсуле? Что если Кай-Рен никогда меня не отпускал?
