Владимир Перемолотов - Урал атакует
— Хорошо постарались, мать вашу! — Костю обдало жаром.
Генерал не обратил внимания на упоминание матери.
— В любом случае, получается, им во что бы то ни стало надо остановить тебя и прошерстить. Вплоть до уничтожения.
Костя машинально посмотрел на осины за окном автомобиля — за обочиной начинался лес, — деревья затаились, будто бы прислушались к их разговору.
— Н–да… — Костя глубоко вздохнул. — И что же мне теперь делать?
— Ты должен сыграть свою роль до конца. Бросай машину где‑нибудь в укромном месте, к сожалению, ее придется уничтожить, чтобы замести следы, а потом добирайся дальше автостопом. В тачке проткнешь бензопровод и подожжешь, так надо, Костик, поверь. (Генерал, видимо, услышал возмущенное дыхание Муконина.) Прихватишь с собой только муляж «Минипы» и пару самых важных мелочей. Не забудь пистолет и автомат.
Костя устало потер лицо ладонью. Час от часу не легче. Дела на самом деле идут все хуже и хуже. Сначала Провидение (или оплошавший генерал, не давший БТР) отняло у него лучшего друга, а теперь вот еще и машины придется лишиться.
— Хорошо, я все понял. Следующий сеанс связи на подъездах к Самаре, — сказал Костя и оборвал связь.
Странное дело, подумалось ему, хоть былое уважение к генералу и осталось, но испарилось куда‑то прежнее теплое чувство. Впрочем, Костя заволновался, что слишком грубо закончил разговор. Но ответного звонка не последовало.
Костя успокоился, завел двигатель и включил передачу. Километров пятьдесят еще проскочу, сказал он себе.
Где там пятьдесят! И двадцати не проехал, как над «семеркой» завис военный вертолет. Костя сразу почувствовал, что это по его душу. От недобрых чувств Костю слегка затошнило.
Герой–одиночка, флаг тебе в руки, ты стал анекдотичным Бэтменом, несущимся на всех парах в неведомую даль, чтобы спасти… Кого? Или что? Господи, да это же смешно! Как агент ноль–ноль–семь, я сейчас брошу машину и побегу с этим фальшивым чемоданчиком, в котором кроется якобы суперское оружие передовой уральской науки, — нарочно не придумаешь. Ради чего? Какой‑то страны, которой уже нет? Или ее людей, которые еще есть? Или ради себя? Чтобы доказать миру свою исключительность и войти в историю? Бред, бред на постном масле. Но так сложилось. Так выпали карты. И теперь надо идти до конца.
Вертолет, черный как смола, с глазами гигантской стрекозы, неумолимо снижался, усиливался шум разбиваемого лопастями воздуха, страшный, убийственный рокот. И, скрипя тормозными колодками, «семерка» резко свернула в лес, на проселочную дорогу, а затем и потерялась в гуще деревьев.
Посадив подвеску на пни, Костя заглушил мотор, судорожно пошарился в салоне, похватал что‑то, непонятно: то ли важное, то ли совсем нет: взял «Минипу», пистолет, смартфон и зарядку и выбрался из машины. Сложив вещи к подножию толстой осины, Костя вернулся к «семерке». Оглядев автомобиль, как родную дочь, он вздохнул.
— Извини, дорогая, так получилось.
Костя открыл капот, достал ножичек и надрезал шланг бензопровода. Остро пахнувший ручеек заструился на талую землю. Затем Костя откопал в багажнике пластиковую бутылку и шланг. Открыл бензобак, вставил шланг и втянул ртом. Закачав немного бензина в бутылку, он сделал очередной «коктейль Молотова».
Только теперь он сразу расплескал его рядом с машиной. И еще — сделал ниточку из горючего по вытаявшей траве. Извлекши зажигалку, он поджег кончик ниточки и отбежал к осине. Схватив поклажу, Костя побежал дальше — прочь.
Мощный взрыв хлопнул ему в спину неожиданно быстро. Костя припал на землю, затем осторожно оглянулся. Ему даже показалось, что стало жарко. Ганина «семерка» полыхала, как подпаленное чучело зимы на Масленице. И вместе с ее огнем из Кости вылетело что‑то ценное и опустошило душу.
Он встал и медленно побрел дальше.
Стрекотание вертолета то удалялось, то приближалось, и призрак его то восставал между ветками, то, казалось, исчезал в непроглядной сини неба. Костя, спотыкаясь о мерзлые кочки, петлял чуждыми тропами, стараясь держаться только одного интуитивного курса — на запад. Хоть на километр, хоть на пять километров, но приблизиться, пока на своих двоих, а дальше — на чьих колесах повезет.
«И скучно, и грустно, — почему‑то крутилось в голове, — и некому руку подать… Фы–хы, фы- хы… В минуту душевной невзгоды… Фы–хы, фы–хы… Желанья… Что толку напрасно желать… Фы–хы, фы–хы… А годы проходят — все лучшие годы…»
Постепенно стрекотание вертолета стихло, потерялось в лесной глуши, и молчание зазвенело в ушах. Костя остановился. Ни единого звука, ни веточка не шелохнется, ни ворона не пролетит. А кругом — страшный, жуткий лес. Быть может, в нем таятся вурдалаки, или ведьмы, или какая другая нечисть? Просто такое мрачное затишье — того и гляди, кто- нибудь выскочит из‑за деревьев с нечеловеческим воплем и вцепится когтями в шею. Бред, конечно, все это сущий бред. Надо искать трассу.
Костя достал смартфон, посмотрел на экран — связь отсутствовала. Значит, определить свое местоположение по спутниковой программе не получится. Жаль, очень жаль! Муконин принялся мучительно вспоминать, где и куда он сворачивал, двигаясь от дороги, принялся вычислять, где примерно должна быть трасса. Надо было запастись компасом, с досадой подумал он. Как там в древности определяли? По кольцам на пнях? Куда растягиваются кольца, там север? Или юг? И еще вроде по залежам мха? А ведь вдалбливал один офицерик на втором курсе, да не отложилось. Что‑то мутное, какие‑то разрозненные воспоминания промелькнули лишь обрывками и исчезли. Наконец, решив, куда нужно идти, он двинулся в путь.
Главное, услышать гул машин, хотя бы одну машину, промчавшуюся по трассе. И тогда появится точный ориентир. Можно будет удостовериться в правильности пути и идти дальше на слух.
Ему повезло. Вскоре он услышал редкий шум машин.
* * *Водитель- «камазист» оказался вполне приятным мужчиной. Короткие темные волосы, с какими‑то рыжеватыми просветами, причесанные прямо на лоб. В чертах лица слегка проглядывалось что‑то лошадиное, но очень не оформившееся. И большие русские глаза серо–голубого цвета. Лишних вопросов не задавал, на подозрительный черный чемоданчик не обращал внимания, балагурил, беззаботно болтал. Из тех, что не прочь завести попутчика в длительном рейсе.
Костя сказал, что добирается в Самару к родственнику, которого не видел десять лет, — впрочем, это являлось почти правдой. Троюродный брат Сева обитал где‑то ближе к центру, один в городе, без жены и детей, без родителей. И должна у него была остаться однокомнатная квартирка–пансионат.
Вспоминалось, что в ту пору, в две тысячи десятом году, Костя, будучи обычным гражданином безмятежной еще страны, хотя и офицером штаба армии, отправился летом в отпуск и решил объехать немногочисленную родню, разбросанную по стране. Завернул и в Самару на пару дней.
Сева тогда работал инженером на авиационном заводе. Предприятие, в связи с последствиями первого экономического кризиса, дышало на ладан, и Сева сидел дома. Они выпили много водки за встречу и погуляли по городу. Троюродный брат оставил после себя самые лучшие впечатления — коренастый, белобрысый, добрый малый с забавным поволжским «оканьем». Город также понравился Косте, можно сказать даже, местами восхитил. Площадь Куйбышева, Иверский монастырь, набережная Волги, бункер Сталина, невероятный размах промзоны и тихие уголки в парках, и еще много, много всего — здесь было чем восторгаться.
Особенно Костю впечатлил бункер Сталина, превращенный в подземный музей. Туда они зашли с Севой утром, предварительно смазав похмельные скрипы литром пива на двоих. Экскурсовод, приятная стройная девица в очках, чем‑то напомнившая Муконину преподавательницу–немку из Академии, с живостью поведала предысторию. Когда осенью тысяча девятьсот сорок первого года фашистские дивизии вплотную подошли к Москве, было принято решение эвакуировать верхушку страны в Куйбышев — так раньше называлась Самара. Касаемо непосредственно вождя народов Сталина — его эвакуация намечалась в случае крайней необходимости, «смотря по обстановке». Параллельно с постановлением об эвакуации озадачились соорудить в Куйбышеве бункер для Генералиссимуса и его свиты под зданием обкома партии. В то время умели строить молниеносными темпами не за деньги, а за идею. И к концу тысяча девятьсот сорок второго года бункер был сдан в эксплуатацию. Костю удивил тот факт, что просторный склеп в эклектическом стиле совковой помпезности и арочной «метрополитеновости»… — этот склеп, по заверениям немки, обладал совершенной герметичностью и имел расчет на полную автономность в течение что‑то около пяти суток. Так что, если бы и Самару разбомбили, то за эти дни, в случае завала обоих выходов, Иосифа Виссарионовича все равно откопали бы, аки клад с золотыми монетами. Впервые в истории Советской империи в бункере работала установка по регенерации воздуха и создавалось давление, близкое к атмосферному.
