Крис Райт - Шрамы
— Для меня это честь.
14
ДУХ МАШИНЫ
КОГДА ВСЕ ИЗМЕНИЛОСЬ
СОЖЖЕННЫЙ МИР
Хенрикос потянулся за деталью, уходящей внутрь машины. Он не в первый раз пожалел о тесной связи со своим доспехом. Теперь снять его было затруднительно, и из-за этого легионер становился более громоздким, чем ему хотелось. Встроенные в наплечники и нагрудник приборы помогли подавить авгуры аванпоста, но их размеры мешали полностью проникнуть внутрь устройства. Легионер преодолел половину узкого проема между двумя огромными плитами из гудящего металла и теперь чувствовал себя заживо погребенным.
Моргнув, Железнорукий активировал сенсорный зонд, и из правой перчатки вытянулось металлическое жало. Он снова ввел сенсор в покрытый серебром входящий узел и пытаясь понять то, что появилось.
Несущие Слово сделали нечто очень странное со своими машинами.
Они больше не выводили бинарные производные, а, судя по всему, действовали на основе базовой внутренней механики по причине, которую Хенрикос абсолютно не понимал. Некоторые компоненты оставались относительно стандартными, другие же были заменены менее эффективными копиями, которые использовали кожаные приводные ремни, железные шестеренки и даже органические части. Поверх всех необходимых маркировок, которые некогда украшали корпуса механизмов, были выгравированы религиозные тексты.
Хенрикос подключил зонд к буферам шлема. Прокрутились числа, мягко светящиеся на внутреннем изгибе линз. Не в первый раз у него было ощущение, что он все провалил.
«Это порча. Они осквернили то, что им дали».
Медленно и с большим трудом он начал соединять основные части внутренних механизмов. На восстановление некоторых функций уйдут недели, но Железнорукий выделил из всей этой эзотерики функции картографической проекции. Звездная картография была непростым делом, поэтому даже Несущие Слово не стали были отключать это оборудование ради собственных безумных конструкций.
Вытянув насколько возможно руку, Хенрикос вставил бинарный считыватель в гнездо возле основания проема и активировал его с помощью энергоресурсов собственного доспеха. По дисплею шлема пробежали новые данные, и Железнорукий мрачно улыбнулся.
— Сделано, — прорычал он, затем поднялся и вышел наружу, поцарапав края машины.
Даже прикосновение к оборудованию предателей вызывало у него ощущение запачканности. Хенрикос был рад, что ему не приходилось снимать перчатки и задевать грязный материал оставшейся у него плотью. Впрочем, ему было тяжело даже подумать о том, чтобы их снять, вне зависимости от причины. Вид бионической левой руки напоминал ему о предписаниях Ферруса, а те об Исстване, из-за чего он становился мрачным. И, видимо, только уничтожение врагов могло вывести его из этого состояния.
Для Кса’вена все было иначе. У него, по крайней мере, была надежда найти своего примарха и восстановить Легион. Хенрикос видел пикт-данные с поля битвы, переданные сотней линз на каждый корабль Железных Рук в системе.
Феррус погиб. Бессмертный оказался смертным, вечный умер.
После этого не осталось ничего, кроме гнева — ужасного, мучительного гнева, лишающего рассудок. Битва все так же повергала в ужас. Враги продолжали наступать, волна за волной, подогреваемые близкой победой.
После этого следующим проклятьем стало выживание. Было лучше умереть в бою, и Хенрикос выжил только благодаря слепой удаче.
Если бы он не встретил Кса’вена, такого шанса у него никогда бы не было. Во время бессонных ночей были моменты, когда Хенрикос ненавидел Саламандра за это. В другое время он восхищался им больше, чем любым другим воином за всю свою жизнь. Это Кса’вен увел их в пустоту, руководя выжившими с невозмутимой и твердой решимостью. Он сохранял присутствие духа, даже когда его братья Саламандры взывали к самоубийственной мести. Кса’вен был отличным примером уникального мировоззрения своего генетического отца.
В другой вселенной Хенрикос с гордостью последовал бы за Вулканом. Его сыновья почти во всех отношениях заслуживали восхищения. Но других вселенных не было, а верность Феррусу никогда не умрет, пока его собственная душа не сгинет в бою, даже если бы он знал, что это случится очень скоро.
Никогда не забывать. Никогда не прощать.
Железнорукий отключился от машины, споткнувшись о груду кабелей, которые вились у ее основания. Над легионером возвышалась круглая стена огромной и темной шахты.
Хенрикос опустился на колени и активировал энергоблоки, которые он разместил вокруг машины. По силовым кабелям заструилась и зашипела энергия, за плазменными решетками полыхнули разноцветные вспышки. Откуда-то изнутри устройства раздался хриплый треск, а напоминающие орган выхлопные трубы выпустили кольца дыма.
Некоторое время ничего не происходило. В охлаждающих трубках бурлила кровь, между бронзовыми электродами на верхнем корпусе вспыхнули электрические дуги.
Затем помещение начало медленно наполняться светом. Хенрикос отступил на шаг, тщательно проверив уровень радиации. Над легионером начала обретать форму светящаяся и вращающаяся плазма. Он уставился на нее, не в состоянии распознать схему. Письмена на стенах ярко засветились, питаемые энергией машины.
Затем он понял, что делает устройство, и почувствовал себя глупцом из-за того, что не догадался об этом раньше.
— Кса’вен, — обратился он по воксу, отойдя дальше и пристально глядя в шахту. — Думаю, тебе лучше прийти и посмотреть на это.
Есугэй проснулся на «Серповидной луне» в том же состоянии, что и всегда, с тех пор как покинул Чогорис: лицо было покрыто потом, а сердца колотились.
Последние остатки сна все еще не исчезали. Каждый раз они были одинаковыми: покрытая пеплом планета, и Хан, сражающийся с безымянной и безликой тенью. Есугэй постоянно просыпался в тот же самый миг.
«Когда пал Хан».
Каган никогда не сталкивался с врагом, которого не мог победить. Возможно, и Феррус тоже, прежде чем не встретился с Фулгримом. Всегда ходили слухи, подпитываемые молвой о совершенных злодеяниях, что примарх мог пасть только от руки другого примарха. Возможно, это даже было правдой.
Есугэй убрал руки с колен. Он сидел в позе для медитации, надеясь, что старые приемы уменьшат его тревогу. Они не сработали.
Случай с Ледаком потряс его. Он знал, что продолжал бы использовать разряды молнии, если бы Кса’вен не остановил его. Продолжал бы, пока плоть не стекла с лица Несущего Слово, а его крики не заглушила сырая кровь.
Никогда прежде он не терял настолько самообладание. Убийство было одним делом, они были рождены для этого, а вот причинение боли… Оно было свойственно варварству, что предшествовало Единству.
Тихо прозвучал дверной звонок. Есугэй поднялся и подошел к раковине в стене каюты. Открылась дверь.
— Я вовремя? — спросил Кса’вен, стоя в дверном проеме.
— Вполне.
Саламандр вошел, немного наклонившись.
— Тот же сон?
— Да.
— Ты видел что-нибудь еще?
— Нет. То же самое. Если у тебя есть мысли…
Кса’вен грустно улыбнулся.
— Похоже на Ноктюрн. В остальном нет.
Есугэй плеснул воды на лицо, смывая пот.
— Насчет Ледака…
— Я понимаю, поверь. Мы должны решить, не слишком ли он опасен, чтобы оставлять в живых.
— А как, по-твоему?
— В данный момент нет. Он все еще может быть полезен.
Есугэй потянулся за грубым полотенцем.
— Но ты пришел не для того, чтобы поговорить о Ледаке.
— Хенрикос кое-что нашел.
— Вот оно что, — Есугэй набросил плащ цвета слоновой кости. Прикосновение было холодным. — Хорошие новости?
— Ты мне скажешь, — ответил Кса’вен.
Они взяли шаттл. По всему корпусу «Серповидной луны» копошились техники, исправляя повреждения, полученные при варп-прыжке. «Гесиод» висел в стороне темно-серой громадой, отражая слабый свет. Из всех кораблей в наилучшем состоянии был «Воркаудар», хотя Несущие Слово сделали все, что осквернить его некогда гордые очертания, длинный нос был покрыт глифами, из-за чего корабль выглядел почти, как судно ксеносов.
— Итак, ты собирался рассказать мне о Никее, — сказал Кса’вен.
Есугэй отвел взгляд от иллюминаторов.
— Собирался.
Кса’вен расслаблено сидел в каюте экипажа, положив руки на колени и ожидая.
Есугэй сделал глубокий вдох.
— Что ты уже знаешь?
— Только то, что известие об указе пришло быстро, и Вулкан тут же ввел его в действие. К тому времени, как до нас дошли новости об Исстване III, в нашем Легионе не было действующих библиариев.
Есугэй покачал головой, не веря своим ушам.
— Что вы сделали с ними?
Кса’вен пожал плечами.
— Они дали клятвы. И вернулись в строевые части. Я не знаю, сколько пережили резню. Может быть никто.
